Януш Корчак. Жизнь до легенды — страница 15 из 46

Результатом первой — Русско-японской — было, пожалуй, окончательное понимание того, что «базар большого мира» не для него. Надо идти к детям — спасать и спасаться.

Результатом второй войны — Первой мировой — стала книга «Как любить ребенка», которую Корчак истово писал в те годы.

Результатом третьей войны — Второй мировой — его подвиг и гибель в Треблинке.

Собственно, война как таковая: завоевание чужих территорий; пленные, помощь раненым — короче говоря, все обязательные атрибуты битв нашего героя не волновали.

Абсолютно мирный человек — педагог — на войне — это трагедия. Корчак каждый раз пытался ее пережить, как умел, как мог.

8

24 марта 1906 года был издан приказ об увольнении всех врачей, призванных в 1905 году.

Первая война случилась для Корчака тыловой и не очень длинной.

Но как любая война, как любое столкновение с человеческими драмами и трагедиями — оставила свой след.

Наш герой ехал в Варшаву, особо не догадываясь, что едет к совершенно новой жизни, в которой, помимо всего прочего, будет еще и слава, уже поджидающая его в польской столице, слава автора книги «Дитя салона».

Гольдшмит почему-то отказался ехать в поезде с офицерами и перешел ночевать в солдатский вагон.

Не буду описывать, что такое солдатский вагон: каковы там запахи и звуки и каково там ехать из Харбина в Варшаву.

Генрик Гольдшмит предпочел солдатский вагон удобству вагона офицерского.

В Варшаве нашего героя встречала мама.

Генрик целовал ее холодные руки и все время повторял: «Мама, это я. Я вернулся, мама».

А мама смотрела на него, толи не понимая до конца, толи не веря в то, что сын вернулся с войны живой и невредимый.

Он вернулся с войны. Его настоящая жизнь еще даже не начиналась.

Он вернулся с войны, чтобы всю жизнь воевать за детское достоинство и уважение к детям.

Он вернулся с войны, чтобы жить. Чтобы проживать ту жизнь, которую он считал подлинной.

Глава восьмая. Две жизни одного человека

1

Итак, молодой человек возвращается с войны, чтобы продолжить свою врачебную карьеру.

Идет работать в ту же детскую больницу Берсонов и Бауманов. Лечебное заведение могло принять более сорока больных, разместив их в семи палатах. Кроме того, имелись: операционная, лаборатория и амбулатория.

Чтобы понять атмосферу и вообще жизнь больнички, в которой работал наш герой, — одна цитата из его воспоминаний. Читать без содрогания трудно. Поразительно, что это не исключительный случай описывается, а вполне себе бытовая ситуация.

«Больничка. Я вспоминаю зиму, холод, подъезжающую пролетку. Руки бережно держат большой сверток с больным ребенком внутри. Звенит колокольчик, призывая доктора. Я спускаюсь. Одно одеяло принадлежит семье, второе соседке, а иногда и третье — еще одной соседке. Одежонка, фланелевое бельишко, платки — сверток смрадной инфекции. И, наконец, больной. Скарлатина. В инфекционных палатах больше мест нет. Бесполезные мольбы. Смилуйтесь. На полу, в коридоре — где угодно. Доктор, я вам дам рубль. Иногда ультиматум. Я положу девочку здесь. Вам придется ее взять. Иногда — проклятие»[63].

Вот она где — настоящая война. Не на сопках Манчжурии, но здесь — в больничке города Варшавы. Это война за жизнь маленьких обездоленных детей. Война, в которой доктор часто оказывался бессилен спасти ребенка.

Дети болели всеми на свете болезнями. И Гольдшмит лечил все на свете болезни. Он мог целый день не выходить из больницы, чтобы вечером отправиться не домой, а по вызову к тяжелобольному ребенку.

Тяжело? Да.

Но… A la guerre come a la guerre… На войне как на войне — как говорится.

Тяжелая карьера врача… Такая же, как у десятков других честных докторов, которые выходят на сражения с болезнями, чтобы спасти от них своих пациентов.

Надо заметить, что врачебная карьера развивалась. Генрик Гольдшмит становился все более знаменит. Поляки и русские крайне редко идут к врачам-евреям, а тут — приходили, веря, что именно Гольдшмит может помочь им и их детям.

Путь, казалось, предопределен: наш герой станет знаменитым детским врачом.

А может, и не детским — кто знает, куда карьера могла бы завести?

2

Однако параллельно и, надо сказать, довольно быстро развивается карьера писателя Януша Корчака.

Когда Гольдшмит вернулся в Варшаву, оказалось, что имя Корчака становится все более и более известным, благодаря повести «Дитя салона». Повесть эта читаема, обсуждаема, вызывает споры и восторги.

Вот, что пишет современный исследователь об этой книге: «Роман „Дитя гостиной“ посвящен пробуждению. Янек осознает, что всю жизнь спал, подчиняясь представлениям своих родителей о том, чем он должен быть. На грани самоубийства, чувствуя себя так, будто он потерял душу. Янек уходит из дома, прорычав матери и отцу: „Слезьте с меня! Слезьте… или я укушу“»[64].

Корчак был не первым писателем, который сделал героем своей книги подростка. Однако, как всякий серьезный писатель, рассказал о нем так, как никто до него не делал.

Он выпустил в городские подворотни и подвалы молодого человека из вполне себе обеспеченной семьи не для того, чтобы сокрушаться над его беспомощностью перед довольно страшным миром, но чтобы показать его силу. Янек — борец за других детей, Янек — спасатель. Он не просто ведет себя как взрослый… Не всякий взрослый нашел бы в себе силу и мужества вести себя так.

Позже уже педагог Януш Корчак напишет книгу под названием «Право ребенка на уважение», которая вызовет восторг одних читателей и абсолютное непонимание других: а за что, собственно, детей можно уважать.

Право на уважение — главное право, за которое воюет Янек. Бьется с родителями, бьется со всеми, кого встречает на «городском дне». Подросток требует, чтобы его уважал любой встреченный им.

За что? За то, что он, Янек — человек.

В конце романа Янек кричит полицейскому то же, что когда-то кричал родителям: «Убирайся отсюда! Не то я укушу». Парень нападает вроде бы на представителя власти, но читатель целиком на его стороне.

Читатель привык к тому, что ребенок — это исполнитель воли взрослого. Янек — пацан, который вырвался из-под взрослой опеки и, безусловно, заслуживает уважения как человек, который всеми силами пытается помочь обездоленным детям. Он — деятель, а не раб чужой воли.

Книга Корчака пришлась, что называется: «ко двору».

3

В это время Польша находится накануне революционных перемен, накануне обретения независимости. Все мысли людей — о будущем, которое непременно должно быть прекрасно.

И тут — будьте любезны! — книга о совсем молодом человеке, то есть о том, кому и предначертано это самое будущее строить. Да еще и подробное описание того дна жизни, от которого, в результате перемен, Польша хочет избавиться.

Известный польский писатель и философ Станислав Бжозовский написал поразительные слова об этой книге: «Это, собственно, история всех нас, чья юность прошла в Варшаве последние 15 лет (курсив мой. — А. М.). <…> Одна была тема: осознанная жалкая безнадежность собственного существования в условиях современной общественной деятельности. В эту пору жизни Корчак грезил о самаритянском милосердии, чтобы врачевать все наши раны и утолять все печали и муки. Его душа обрела способность слышать наши боли»[65].

Исключенный в свое время из Варшавского университета за участие в студенческих волнениях, один из самых популярных писателей среди социалистической оппозиции, Станислав Бжозовский был человеком весьма заметным. И этот писатель и философ свидетельствует: Корчак выразил боль поколения.

Нет, не совсем точная формулировка.

Правильнее все-таки сформулировать так: услышал боль и нашел, как ее утешить.

Называть «Дитя салона» — книгой поколения, слишком ответственно и пафосно, наверное. Но то, что в повести молодой писатель поднялся до социальных обобщений, и то, что многие читатели воспринимали эту историю как отражение своей собственной, — без сомнения.

В общем, читатель книгу принял и полюбил.

4

Но этого мало.

Не только читатели, не только более опытные коллеги-писатели, но и критики знай себе нахваливали повесть молодого автора.

Корчак покупал журналы, газеты и с некоторым даже удивлением, свойственным дебютанту, обнаруживал в них положительные рецензии на свой роман.

Для примера приведу только одну цитату, просто чтобы не быть голословным. Она принадлежит одному из известнейших критиков того времени Яну Адольфу Гертцу: «Если верить в то, что может сделать печатное слово, то от повести Корчака можно ожидать многого. В первой части книги господин Корчак задел самую опасную рану, от которой страдает наш общественный организм: это воспитание»[66].

Поверьте, что подобных цитат можно отыскать немало. Причем без труда.

Писатель Януш Корчак становился все более знаменитым.

Мамы специально приглашали к своим больным детям Генрика Гольдшмита, чтобы познакомиться с известным писателем Янушем Корчаком.

Это очень злило нашего героя.

На вопрос:

— А что вы сейчас пишите?

Генрик Гольдшмит неизменно отвечал:

— Исключительно рецепты.

Вообще, когда он приходил к больному ребенку и в нем узнавали писателя, ничего кроме раздражения у Гольдшмита-Корчака это не вызывало.

Но так происходило, когда дело касалось взрослых. С детьми вел себя совсем иначе.

Биограф нашего героя Бетти Джин Лифтон нашла такой удивительный эпизод: для того чтобы помочь заснуть больной девочке, Корчак рассказывал сказки про каждый из десяти пальцев. Когда доходил до десятого, девочка неизменно засыпала. И так, замечу, ни один раз.