Корчак, говоря высоким штилем, являлся идеологом, если попроще — придумщиком. Собственно все, о чем мы будем говорить дальше, все эти новые педагогические мысли созданы и воплощены им. Корчак был, без сомнения, великим педагогом-практиком, сумевшим не только придумать, но и воплотить грандиозные идеи, которые и сегодня мы можем использовать и в школьной практике, и в семейной.
Стефания Вильчинская угадала с директором. И это она распределила обязанности таким образом. Это было ее решение.
При всей безусловной гениальности Януша Корчака не будем забывать, что это именно Стефа обеспечивала практическую базу для осуществления задуманного.
Надо сказать, что наш герой все это видел и ценил: «Я — подобие отца со всеми негативными коннотациями этого слова. Всегда занятый, без минуты лишнего времени, рассказывающий сказки на сон грядущий — причем редко. А Стефа, ну возможно, она кое в чем и не права, но без нее я ничего не сумел бы»[88].
«Без нее я ничего не сумел бы»… Из уст Корчака слова стоят дорого.
А с другой стороны…
«Вспыльчив. Ни жены, ни внуков. Приятели — у одного положение в обществе, у другого пенсия и домик с садиком. Кто умер, тому венок от вдовы. А я один, как перст, мучаюсь с этим своим изъяном…»[89]
Что это такое?
Минутная слабость, когда ты кажешься себе неудачником и больше всего на свете жаждешь, чтобы тебя пожалел кто-нибудь; а коль не находится такого — жалеешь себя сам?
Или же это подлинное чувство одиночества? Когда, действительно, понимаешь, что рядом никого нет, ты не сумел ничего добиться, одиночество — вот единственное, что ждет тебя впереди?
Но как же Стефа, которая тридцать лет рядом? Всегда готовая прийти на помощь? Почему ее «не посчитали»?
Жалеть себя — милое дело. Не отыщешь человека, который бы никогда не предавался этому болезненно-приятному занятию.
Однако в реальности Стефания Вильчинская всегда была неподалеку. Она могла раздражать, утомлять, вызывать гнев, но Корчак знал: в любой сложной ситуации Стефа непременно поможет и выручит.
Это было то самое плечо, на которое всегда можно опереться и которое никогда не подведет.
За тридцать лет пару раз Стефания Вильчинская оставалась, что называется, «за старшую»: Дом сирот целиком оставался на ней. (Мы подробнее, разумеется, расскажем обо всем об этом чуть позже, сейчас позволим себе — пунктиром.)
Первый это раз случилось, когда Корчака призвали на фронт Первой мировой войны.
Ей было очень тяжело: голодно, холодно, одиноко, страшно…
Отзвук этих ужасных лет долго преследовал ее, подозреваю, что всю жизнь. Более всего Стефания страдала от чувства одиночества — у нее оно было полным, неизбывным и трагически-искренним.
«Я измучена, а мои нервы все еще истерзаны войной. Мне надо найти работу поспокойней. Я устала и очень одинока. Доктор затворился у себя наверху — собственно говоря, он пишет новую книгу. Без него очень нелегко», — пишет Стефа.
В этой фразе — характеристика их жизни: Корчак вроде бы есть, однако жизнь происходит без него.
Второй раз детский дом оставался на Вильчинской, когда Корчак поехал в Палестину, мучимый сомнениями: оставаться в Варшаве или ехать на Святую землю и там организовывать школу.
Идея переехать в Палестину принадлежала Стефе.
В то время Британия владела мандатом на Палестину. Стефании удалось получить британский иммиграционный документ, ее приняли в кибуц Эйн-Харод.
Все было готово для относительно спокойной жизни в Палестине. Все, кроме совести. Им было страшно… да что там страшно, просто невозможно оставлять своих воспитанников.
И Корчак, и Вильчинская понимали, какую угрозу представляет фашизм для их страны.
И Корчак, и Вильчинская видели, как расцветает антисемитизм в Польше, что, конечно, не дает возможности их воспитанникам спокойно существовать.
Ну и как их оставить?
Друзья просили их не возвращаться, предупреждали о смертельной опасности.
Оба приехали. Оба до конца оставались в своем детском доме. Оба пошли в газовые камеры, не бросив своих учеников.
Кажется, даже после смерти каким-то мистическим образом Вильчинская предпочла уйти в тень своего руководителя. Ее имя людям очень мало известно, хотя она делала все то же, что Корчак, и погибла так же героически.
И все-таки тайна, которую хочется раскрыть: кем Стефания Вильчинская была Янушу Корчаку?
Коллега? Друг? Возлюбленная? Не спетая песня?
Точно известно одно: не жена.
А кто?
Биограф в растерянности.
Сам Корчак их отношения называл «педагогической любовью» в противовес сентиментально-страстной.
Какое слово главное в этом словосочетании: «педагогическая» или «любовь»?
Известно, что они писали друг другу письма, но вся переписка утеряна.
Что значит: утеряна? Дневники Корчака сохранились. Сохранились некоторые записи Стефании, составившие книгу «Слово детям и педагогам». Вышла она, кстати, в Польше лишь в 2004 году.
А письма, значит, утеряны…
То есть уничтожены. Януш и Стефа не захотели, чтобы потомки изучали их жизнь.
Еще имеется посвящение Стефании на сигнальном экземпляре знаменитой книги Корчака «Король Матиуш Первый».
«Панне Стефе. У мальчика с номером 51 кожного заболевания нет. Свою метрику он потерял в царстве Бум-Друма. Он просит об обязанности собирать мусор. Он чистоплотный („Помилуй его Бог!“ Он житель Варшавы. Гольдшмит»[90].
Ирония, столь свойственная Корчаку, самоирония — пожалуйста. Это есть.
Лирики нет.
Почему подписался настоящей фамилией, а не той, что стоит на обложке «Матиуша»? Зачем, наконец, это посвящение? Просто, чтобы продемонстрировать собственное чувство юмора? И все?
Загадки, загадки…
Думая о том, как жили эти люди, невольно начинаешь понимать, что роман у них был. Ну все говорит за это: и начало отношений, и три десятка лет совместной, я бы сказал, самоотверженной жизни и работы, и страшная, героическая смерть вместе.
Мне вообще кажется, что история Януша Корчака и Сефании Вильчинской — это история безответной женской любви. Пользовался ли ею Корчак или нет — навсегда останется тайной.
У вас тоже, дорогой читатель, наверняка могут возникнуть такие или подобные мысли.
Но наш с вами вывод, дорогие друзья, абсолютно субъективен. Мы можем его обсудить как некую фантазию. И не более того.
И вот что я вам скажу.
Смерть — не повод лезть в чужую личную жизнь. И если эта пара хотела хранить свои отношения в тайне — это их личное дело. Подчинимся. Нам может казаться все, что угодно; мы можем быть даже уверены, что Корчак и Вильчинская, по сути, были мужем и женой.
Выводы оставим при себе. Уважим умерших.
Это, во-первых.
Но есть еще и очень важное, во-вторых.
Когда мы читаем о «жизни замечательных людей» нам неплохо бы понимать: часто это были другие люди, иные, на нас не похожие, со своим собственным пониманием жизни и своей собственной логикой.
Речь не о том, что мы не можем их судить. Это понятно. Но нередко нам трудно даже их просто понять.
Кто же такая Стефания Вильчинская?
Она родилась в польской семье еврейского происхождения. Ее отец Исаак Вильчинский (который просил, чтобы его называли не иначе как Юлиан) был фабрикантом, богатым человеком.
Ее мать — Саломея Вальфиш — хотела дать детям серьезное образование, поэтому Стефания окончила сначала хорошую частную школу, потом университет в Бельгии, а затем еще училась в университете в Швейцарии.
Жизнь открывала ей ясные, четкие перспективы богатой образованной женщины.
Некоторые исследователи пишут, что Стефания была нехороша собой, и-де именно это не позволило ей устроить личную жизнь ни с Корчаком, ни с кем-либо другим.
Не знаю… С фотографий смотрит вполне миловидная еврейская женщина. Да и давайте честно скажем: красота — понятие абсолютно условное, не родилось еще женщины, которой бы ее некрасивость не позволила создать семью.
«…то что есть красота / И почему ее обожествляют люди?» — вопрос Николая Заболоцкого, который навсегда без ответа.
У Стефании Вильчинской было все, чтобы выйти замуж. Все, чтобы сделать самостоятельную карьеру.
И что же она предприняла?
Как-то, возвратившись домой на каникулы, обнаружила рядом со своим домом маленький еврейский приют. Начала туда ходить. Потом стала его руководителем. Потом отдала ему всю жизнь — как в метафорическом, так и в прямом смысле.
Почему? Почему столь тяжелую работу выбирает женщина, рожденная в богатстве? Что толкает обеспеченного человека отдавать все свои силы, умения, жизнь, наконец, обездоленным и так нуждающимся в помощи детям?
Наш герой, Януш Корчак — хорошо помнивший, что такое богатая жизнь. Становящийся модным писатель и начинающий преуспевать врач вдруг начинает заниматься тем, чему никогда не учился? Почему? Причем выбирает дело — сложное, неизведанное, никаких материальных благ не сулящее, зато обещающее кучу проблем? Почему он так поступает?
Можно, конечно, говорить, что это люди, для которых смыслом жизни являлась помощь человеку, а деньги — не более чем средство для оказания этой помощи.
Такие люди — да, были. Может быть, они встречаются и сейчас. Их, правда, не очень видно сквозь толчею других, для которых как раз все наоборот: деньги — цель, а человек — средство для ее достижения.
И Вильчинская, и Корчак были люди, которые жили в мире, не совсем для нас понятном и, может быть, для кого-то не очень близком. В этом мире существовали свои отношения и свои законы. Не только к деньгам. А и друг к другу тоже.
Мы можем только стараться приблизиться к этому миру, силясь понять правила его существования, но прекрасно осознавая: до конца это вряд ли удастся.