уш вместо Янаш.
Почему сам Корчак впоследствии никогда не пытался исправить эту ошибку — никто не объясняет. Факт остается фактом: псевдоним Януш Корчак остался у Генрика Гольдшмита на всю жизнь.
Что же это за роман и что за герой, в честь которого Генрик Гольдшмит взял себе новое имя?
Роман Крашевского до сих пор очень популярен в Польше, что же до Янаша Корчака — то это, наверное, вообще один из самых положительных и, соответственно, любимых героев мировой литературы: добрый, решительный, сильный, верный…
Корчак взял псевдоним не просто по имени героя романа — книги, случайно оказавшейся у него на столе. Он назвался в честь любимого народом персонажа. Не логично ли предположить, что из скромности он сам поменял одну букву имени, а не пенять на неведомого наборщика?
Впрочем, как было на самом деле, мы никогда не узнаем.
Новое имя принесло удачу. В конкурсе участвовало 80 пьес, работа Януша Корчака была отмечена наградой.
Конкурсный комитет писал в своем отчете: «„Куда?“ — драма в четырех действиях, задумана интересно и умно. <…> Автор прибегает к средствам, которые на сцене до сих пор, пожалуй, не применялись. Юноши открыто беседуют с девушками на наиболее рискованные темы; девушки не только не краснеют, но и весьма живо отвечают им; на сцене появляется молодая проститутка, постоянно пребывающая в доме терпимости, со всеми атрибутами, характеризующее ее социальное положение; со сцены часто раздаются грубые, некрасивые слова. <…> …творческий почерк выдает автора способного, имеющего все данные для художественно-театральной работы»[31].
Вот с какой пьесы начал будущий великий педагог. Жесткий разговор молодого человека со своими сверстниками. Напомню, что Корчаку в это время 20 лет, и он только что поступил в Варшавский университет учиться на педиатра.
Сценической истории пьеса «Куда?» не имела. Текст ее, как я уже сказал, утерян.
Но она сыграла в жизни нашего героя важнейшую роль: подарила ему, а значит, и нам знаменитый псевдоним.
Януш Корчак — не путать с Генриком Гольдшмитом — родился, благодаря театру, благодаря драматургии.
Впрочем, ему еще только предстояло родиться, стать тем Янушем Корчаком, которого все уважают и любят.
И дело тут, мне кажется, не только в том, что Гольдшмит хотел отделить себя-врача от себя-писателя.
Мне кажется, Януш Корчак — был еще и персонаж жизни, в которого надо было превратиться, кем необходимо было постепенно стать.
Через несколько лет Януш Корчак написал пьесу «Сенат безумцев». И она уже имела свою сценическую историю: была поставлена в октябре 1931 года.
Зритель спектакль не принял. Исследователи в связи с этим не обращают на «Сенат безумцев» особого внимания. А зря.
Когда читаешь «Сенат безумцев», совершенно отчетливо понимаешь: если бы наш герой не был столь сильно увлечен идеями педагогики, а продолжал писать пьесы, это был бы абсолютно своеобразный, ни на кого не похожий драматург. И сегодня наверняка говорили бы, что он открыл какие-нибудь новые горизонты в драматургии.
Ближе всего, как ни странно, абсолютно практичный человек Януш Корчак приблизился к драматургии абсурда.
Не могу не заметить, что самая знаменитая пьеса театра абсурда «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета написана в 1948 году, поставлена в 1953-м. То есть через двадцать с лишним лет после «Сената безумцев». Классик абсурдизма Эжен Ионеско писал в середине ХХ века, тоже через двадцать лет после Януша Корчака.
Так что так получается, что будущий великий педагог открыл жанр театра абсурда, но, увлеченный другими делами, не стал его продолжать.
Почему «Сенат безумцев»? Тема сумасшествия не дает покоя Корчаку: действие пьесы происходит в сумасшедшем доме.
Впрочем, действия, как такового нет, как почти нет его в большинстве пьес Ионеско или Беккета. Мир драматурга Корчака создается не сюжетом, не интригой, и даже не действием, а взглядами разных людей.
По сути, «Сенат безумцев» — это череда монологов необычных людей, имеющих странные характеры и, мягко говоря, — своеобразный взгляд на мир.
Послушаем для примера монолог одного из персонажей с «говорящим» именем Грустный брат.
«Грустный брат. Вы страстно желаете понять этот шум слившихся отголосков, звуков, гулов, плачей, стонов и грохотов, этот мрачный гомон современной жизни? Ведь надо же мне отважиться и причинить вам эту боль, братья и сестры?.. В какой отрезок угрюмого правремени броситься, призрак какого прародителя вызвать?»[32]
Это только начало шестистраничного (!!!) финального монолога пьесы.
Шесть страниц странного парадоксального текста…
Корчак не хотел овладевать искусством создания правильного, классического драматургического произведения. Его волновало не это, но — слова, мысли, выводы. Его интерес — не люди, участвующие в каких-то событиях, и закручивающие интригу, но взгляды людей, их позиция, которые выявляются не через поступки, а непосредственно через текст.
Вот еще один персонаж «Сената безумцев».
«Биржевик. <…> Сегодня полезный гражданин — это как раз вор. А честные люди — это мёртвый капитал. Вокруг них нечего было бы и делать. Вор создает движение в делах, разнообразит жизнь, дает людям занятие. Одни думают, что бы такое сделать, чтобы не украли, другие следят за тем, чтобы вор заплатил сполна, третьи выслеживают, ищут, преследуют, четвертые судят, пятые держат в заключении, чтобы не сбежал и выпускают подышать свежим воздухом. Вы думаете, мудрая Америка придумала сухой закон, чтобы люди не пили водку? Нет. Просто там было слишком мало воров, и именно поэтому они и не впускают честных людей»[33].
Если сравнивать любое произведение Корчака — например, «Король Матиуш Первый» и «Сенат безумцев» — становится понятно, что Корчак-писатель сознательно выбрал ту манеру повествования, в которой впоследствии работал.
Он ушел от абстракции к конкретике. От эзопова языка — к прямому разговору. О Матиуше мы еще, разумеется, поговорим подробно, но вообще удивительно: вроде бы, сказка, а при этом все выводы — среди которых немало и социально-политических — четкие, понятные, однозначные.
Януш Корчак не являлся писателем, для которого достаточно было бы писать, что называется, в стол. Как и большинство творческих людей, он был человек в достаточной степени тщеславный. Поэтому, когда первую пьесу, несмотря на награду на конкурсе, никто не поставил, а вторая не имела зрительского успеха, — он перестал заниматься драматургией.
С моей точки зрения — напрасно.
У Корчака-драматурга есть одно безусловное преимущество: смелость и безоглядность. Он работает как бы вне законов, а именно такие театральные писатели и создают собственные законы, которые для последующих поколений становятся нормой. Вспомните тех же Беккета и Ионеску…
Не думаю, что кто-то из них читал «Сенат безумцев», но шли они его путем, создав новый жанр в драматургии. Драматург Януш Корчак лишь прикоснулся к нему… и пошел заниматься другими делами.
Мне вообще кажется: одна из примет гения — творческая расточительность.
Но это так, к слову.
Итак, Януш Корчак начался с того, что Генрик Гольдшмит нашел псевдоним для своей первой пьесы. Начался с драматургии.
Последнее, что сделал Януш Корчак перед страшной казнью — поставил спектакль с детьми в Варшавском гетто.
Первый — он же последний — спектакль случился 18 июля 1942 года, меньше, чем за месяц до казни Корчака и его воспитанников.
Корчак ставит пьесу Рабиндраната Тагора «Почта». Это очень грустная история про смертельно больного мальчика по имени Амаль.
Амаль хворал настолько серьезно, что не мог подниматься с кровати: наблюдал жизнь в окно комнаты, вспоминал о прошлом; мечтал о будущем, которого, скорее всего, у него не было…
Вот, что пишет зритель спектакля: «Юный Амаль мечтает о свободе, хочет убежать в далекий мир, в горы, к ручью, хочет пасти корову, радоваться солнечным лучам, целовать цветы, слушать пение птиц. Но бессмысленное строгое распоряжение врача приковало его к мрачной комнате; наглухо закрытые ставни не пропускают в нее ни осеннего тумана, ни солнечных лучей, ни других признаков жизни»[34].
Спектакль заканчивался тем, что за Амалем приходил Ангел Смерти и уводил его в страну Смерти.
Постановка спектакля требует времени. И вот несколько недель воспитанники Дома сирот — вечно недоедающие, голодные, к тому же живущие в постоянном страхе, — работали над такой пьесой.
Корчаку не хотелось делать вид, будто его воспитанники живут в радости. Он взял пьесу, чье настроение и сюжет соответствовали настроению его воспитанников. Можно даже больше сказать: он решил поставить пьесу, которая — пусть в немалой степени метафорически — рассказывала детям про них самих.
К тому же вспомним, что Корчак не боялся смерти. Он считал, что любой человек, даже самый маленький, должен научиться спокойно встречать Ангела Смерти — того самого, что пришел за Амалем. Смерть — это не мрак, а свобода.
Корчак был убежден: рассуждения о жизни и смерти, и главное, о бессмертии — это, что столь необходимо воспитанникам Дома сирот именно тогда, когда они находятся в гетто.
На спектакль приглашались узники гетто — все, кто хотел, мог прийти.
Были сделаны специальные приглашения, на которых написаны слова польского поэта Владислава Шленгеля:
«Это больше, чем испытание — это зеркало души.
Это больше, чем чувство — это обострение опыта.
Это больше, чем представление — это работа детей».
В сущности, в трех поэтических строках Шленгель написал все самое главное о спектакле.
После финала зрители долго хлопали и не отпускали юных артистов. Плакали, казалось,