Японские писатели – предтечи Новейшего времени — страница 7 из 20

азать. Вместо этого, они решали навязываемые им дела, основываясь на индивидуальной хитрости, и именно эта хитрость пассивности оказала громадное воздействие на перемены в японской истории.

Японская деревня и сейчас — точно такая же, как в эпоху Нара.[67] Примерами похожих друг на друга дел, которыми завалены народные суды являются прирезание себе соседской земли тайным перемещением межи на 3–5 сун[68] и случаи взятия полей в пользование без расписки и не возвращение их, обман соседей и родни. Подсчёт плюсов и минусов, вариантов прибыли и убытка лежит в основе жизни; в деревенской психологии невозможно обнаружить устремления к более возвышенному состоянию духа, к самооценке и учитыванию интересов других. В состоянии отсутствия учитывания интересов других не может присутствовать истинная культура. При отсутствии самооценки истинной культуры быть не может.

Говорят, что крестьянская добродетель состоит в терпеливом перенесении лишений, но отчего подобная покорная выносливость считается добродетельной? Необходимость называют матерью изобретательности. Не мирясь с лишениями, не соглашаясь на неудобства, в стремлении к желаемому приходят к изобретениям, рождается культура, и это есть ход прогресса. Японские солдаты очень выносливы, они не стремятся к удобствам, их превозносят за терпеливое перенесение чрезмерных физических нагрузок; но нынешнее полное поражение оттого и произошло, что не развивали вооружение и имелись базовые недостатки в способах ведения боевых действий. И это относится не только к солдатам — нашему старшему поколению. Японский дух есть сам по себе дух выносливости, не желающий перемен, не желающий прогресса, очарованный и превозносящий прошлое, к которому и обращён. Очень редко проявляющийся дух прогресса тут же попадает под удар реакционного духа выносливости, который тащит его обратно в прошлое.

Говорят, что необходимость — мать изобретений. Вызывающий такую необходимость дух в Японии называется ленью, а терпение считается добродетелью. [Если расстояние] 1–2 ри[69] — надо пройтись пешком; устраивать лифт для 5-6-этажных [домов] — потакать природе лени. Полагаться на механизмы и забывать о трудолюбии считается движением к разрушению страны. Всё совершенно наоборот. Правда есть отсутствие лжи. То есть, от этой-то правды и пришло воздаяние: не зависимость ли от ручного труда, не дух ли терпения и выдержки принесли трагическую участь нашей поверженной стране?

Конечно, совершенно по-дурацки было бы утверждать, что, чем раз нажать на кнопку и повернуть рукоятку, лучше и приятнее весь день тяжело работать руками, проливая пот. Но в целом и по сути в Японии главенствует именно такой идиотский подход.

До сих пор вес депутаты парламента и чиновники с дурацким почтением относятся к императорской системе, раздувая это до небес. Действительно, императорская система существовала на всём протяжении японской истории, но почитание императора было не более, чем средством доя тех, кто мог этим умело пользоваться, никогда не бывая искренним.

Для чего императорская система была нужна семейству Фудзивара, или сёгунам? Отчего они не стали захватывать высший властный пост? Оттого, что гораздо удобнее было оставить его императорам, а не брать себе; вместо того, чтобы самим отдавать приказы, — предоставить это императорам, а самим делать вид, что они беспрекословно подчиняются этим приказам, и тем стимулировать к отданию таких приказов. При этом надо учитывать, что такие приказы отдавались не волею самих императоров, а были в действительности приказами [Фудзивара и сёгунов], которые так реализовывали собственные желания от императорского имени. Демонстрируя, что подчиняются императорским приказам, они тем самым заставляли народ подчиняться своим собственным приказам.

Невозможно требовать от людей, чтобы они называли тебя богом и беспрекословно тебе подчинялись и уважали. Но, распростершись перед императорским троном и превращая императора в бога, можно добиться от людей многого. Выдвигая в императоры нужных людей и склоняясь перед фигурой императора, они вызывали у народа почтительность и использовали это для своих манипуляций.

Такое положение касается не только семейства Фудзивара и военного сословия древности. Посмотрите: ведь во время войны было то же самое. Реального императора никто не знал, никаких приказов он не отдавал. Всё происходило как бы волей военных: сообщали, что в одной из областей Маньчжурии произошёл инцидент, что где-то на севере Китая были пресечены попытки дестабилизации. Просто ужас: реальное положение дел не сообщалось даже премьер-министру! Как однобоко — все решения принимались военными самовольно! Более того, эти военные действовали так, как если бы императора вообще не существовало, тем самым кощунственно принижая его сущность и лишь слепо создавая его культ…

Чепуха! Полнейшая ерунда; это — реальный облик императорской системы, сохранявшийся на всём протяжении японской истории и правдиво отражающий её суть. Именно семейство Фудзивара, с древности профанировавшее институт императорской власти, создавало его культ. Поистине, это был слепой культ, исходивший из самой глубины сердца, и в то же время они игрались императорами, пользовались ими как удобными орудиями, святотатствуя безо всяких ограничений. Вплоть до нынешних времён, да и сейчас парламентские депутаты и все чиновники выказывают почтение императору, а народ в большинстве своём это поддерживает.

15 августа прошлого года от имени императора была прекращена война; люди говорили, что спасены императором, но если взглянуть на то, о чём свидетельствует японская история, увидим, что это — чисто японское историческое изобретение для императоров в чрезвычайных обстоятельствах, политическое средство, тайное орудие. Военные инстинктивно чувствуют наличие этого тайного орудия, а мы — народ — инстинктивно пользуемся им; вот такое совместное действие-представление военных и японского народа прошло 15 августа.

«Вынести невыносимое; перетерпеть нетерпимое, — подчиняйтесь Нашему приказанию». И люди плакали и говорили: «Это ведь не чей-то приказ, а императорский; что ж, сдадимся и вынесем невыносимое».

Ложь! Ложь! Ложь!

Не мы ли, люди, сами страстно желали прекращения войны? Не мы ли не имели ни малейшего желания выступать с бамбуковыми пиками против танков и валиться мёртвыми, как глиняные фигурки? Мы совершенно искренне желали окончания войны, но при этом не могли говорить об этом вслух. Ведь было же «великое дело» и «императорское повеление». «Пренести непереносимое…» — экий трюк! Прискорбное положение; жалкий исторический обман. К тому же, мы ничего не знали об этом обмане. Если бы не было императорского приказа о прекращении войны, мы и правда стали бы бросаться грудью на танки и, как бы нам это ни не нравилось, храбро погибли бы, напоминая глиняных солдатиков. Подобно тому, как именно военные создавали культ императора, дискредитируя его при этом, мы, простые люди, не так уж ему поклонялись, а просто привыкли его использовать; хитрым образом выдвигали в виде заставки ханжеский [лозунг] о «великом деле», прославляя интересы императорского величества. Ловко и хитро, не правда ли? Да мы просто охвачены какой-то страстью к историческим уловкам, потеряв нормальный человеческий облик.

А каков, кстати, он — «правильный человеческий облик»? Прямо говорить — чего хочешь, а неприятное называть неприятным, — вот и всё. Называть приятное приятным; нравится женщина — так и говори, что нравится; что же до «великого дела», то аморальность должна запрещаться законом. Нужно перерасти ложное [противопоставление] гири-ниндзё[70] и прийти к чистосердечности; определение и идентификация этой чистосердечности, а также твёрдая к ней привязанность является первостепенным условием человеческого возрождения. Именно там рождается, оттуда возникает истинная человеческая личность, свой собственный характер.

Соотечественники-японцы, сейчас я хочу кричать об упадке японского характера и японской сути. Я хочу громко заявить: Япония и японцы должны пережить деградацию. Пока продолжает существовать императорская система, покуда исторические уловки сохраняются и действуют в японском мировоззрении, до тех пор невозможно ожидать в нашей стране расцвета человечности и морали. Свет истинной человечности надолго померк; сейчас не то время, когда в Японию могут прийти истинно человеческие черты — реальное счастье или душевные страдания. Япония, прийди в упадок, — хочу я громко сказать, хотя истинный смысл этого — обратный. Сегодня Япония, японское мировоззрение погружено в пучину упадка, и мы должны выпасть из [комплекса] таких «здоровых моральных принципов», пронизанных хитрыми уловками — наследиями феодализма, и выйти [совершенно] обнажёнными на широкие просторы истины. Через выпадение из «здоровых моральных принципов» мы должны вернуться к истинной человечности.

Необходимо начинать всё сначала, сорвав с себя такие ложные одеяния, как императорская система, [самурайский кодекс] бусидо, дух терпеливости, добродетельность траты 30 сэн вместо 50-ти, — обнажившись и став какими-никакими людьми. В противном случае мы рискуем просто вернуться к прежнему, старому состоянию страны [всеобщего] обмана. Прежде всего — сорвать [ненужные] одежды, отбросить навязанные табу, потребовать, чтобы услышали ваш истинный голос. Вдовы с их [погибшими] любимыми пусть отправляются в ад! Пусть демобилизованные военнослужащие становятся торговцами на чёрном рынке! [Понятие] упадка воспринимается как что-то нехорошее, но «настоящее» — это не «стартовый капитал», его не вынешь из кармана, как горсть медяков. Бессмысленно требовать от истинности компенсации вместе с внешней привлекательностью; следует ставить на кон и духовное, и материальное, и причитания истины. Когда следует прийти упадку, надо, чтобы падение было однозначным и бесповоротным. Пусть исчезнет мораль и наступит смута! Пусть льётся кровь и всё покроется ядом! В небесные чертоги следует подниматься, пройдя сперва через врата ада. Приближаться к этим небесным чертогам понемножку, цепляясь всеми двадцатью окровавленными ногтями на руках и ногах, — другого пути, наверное, нет.