Став обладателями опасной информации, все на миг ощутили свое могущество. Вот бы Ричард Фокс или кто там еще втравил Клару Тиллингаст в хороший скандал.
К семи часам сотрудники разошлись по домам. Все предлагали помочь тебе, но ты отказался. Какое-то жалкое благородство есть в том, что ты терпишь крах в одиночку.
Уходя, Клара просовывает голову в дверь.
— Материал — ко мне на стол,— говорит она.
А мне начхать, думаешь ты.
Ты киваешь и, демонстрируя свое усердие, зарываешься в листы гранок. Теперь важно замести следы, то есть хотя бы подчеркнуть карандашом места, которые ты не сумел проверить; вся надежда на то, что ничего серьезного ты не упустил.
В семь тридцать звонит Аллагэш.
— Что это ты до сих пор торчишь на работе? — говорит он.— У нас же есть планы на вечер. Как говорится, нас ждут великие свершения.
В Аллагэше тебе нравятся два свойства: он никогда не спрашивает, как твои дела, и никогда не ждет от тебя ответа на свои вопросы. Раньше это коробило, но теперь, когда дела твои идут из рук вон плохо, тебе хочется, чтобы никто ничего о тебе не знал. Сейчас нужно держать ухо востро. А Тэд — как раз из тех, кто, отправляясь в лес, никогда не думает про волков. Как хорошо иметь друзей, которые действительно заботятся о тебе и понимают, что с тобой творится. В последнее время ты избегал их. В твоей душе (равно как и в квартире) — полнейший бардак, и пока ты не наведешь там порядок, никого туда не пустишь.
Аллагэш сообщает, что с тобой жаждут пообщаться Натали и Инга. Папа Натали руководит нефтяной компанией, а Инга скоро выступит в солидной телевизионной рекламе. К тому же, в «Ритце» играют Деконструктивисты, один из домов моды выступает спонсором благотворительного вечера в помощь страдающим дистрофией, и Натали отхватила кусок Валового Национального Продукта Боливии.
— Я буду работать всю ночь,— говоришь ты. На самом деле ты уже готов сдаться, хотя понимаешь, что вечер с Аллагэшем — отнюдь не лучшее лекарство от невзгод. Ты думаешь, что хорошо бы сейчас завалиться в постель. Ты так устал, что можешь растянуться прямо здесь на линолеуме и провалиться в глубокую кому.
— Подожди меня. Я за тобой заеду,— говорит Тэд.
Из набранной гранки перед тобой выступает фраза «упорная оборона». Она заставляет тебя устыдиться. Ты вспоминаешь греков у Фермопил, техасцев под Аламо, Джона Поля Джонса с его дырявой посудиной18. Сейчас ты соберешься с силами и разделаешься со всеми ошибками, с ложью.
Ты говоришь Тэду, что позвонишь через полчаса. Потом раздается трель телефона, но ты не берешь трубку.
В одиннадцатом часу ночи ты наконец кладешь гранки на стол Клары. Тебе бы полегчало, если бы ты по крайней мере мог сказать себе, что ты на высоте. Чувствуешь себя студентом, который сдает недоделанную курсовую — понаписал всякой чепухи да еще половину содрал. Ты отцедил и выловил несколько колоссальных ошибок, что лишний раз подчеркивает — в этой статье вообще многое, оставшееся непроверенным, подозрительно. Писавший рассчитывал, что отдел проверки санкционирует его случайные наблюдения и каверзные обобщения. С его стороны это свинство, но твоя задача — вытянуть текст, и именно твоя работа сейчас на виду. В истории журнала известен лишь один случай печатного извинения за ошибку. Сотрудник, проморгавший ее, был немедленно сослан в отдел рекламы. Твоя единственная надежда на то, что Липучка не прочтет материал. Например, в редакции может по неизвестным причинам начаться пожар. Или Клара сегодня напьется до чертиков, свалится с табурета у стойки бара и расколет черепушку, или ее пришьет какой-нибудь сексуальный маньяк. Любой читатель «Пост» скажет, что такое возможно. Такое случается каждый день.
В свое время была мультяшка, которую ты очень любил,— там участвовали великодушный волшебник и черепаха, которая умела путешествовать во времени. Черепаха отправлялась в прошлое, скажем во времена Французской революции, и неизбежно вляпывалась в какую-нибудь историю. В последнюю минуту, когда ее укладывали под гильотину, она кричала: «Спаси меня, волшебник!» — и волшебник на другом конце временной спирали взмахивал своей палочкой и спасал несчастную черепаху.
Проходишь по узкому коридору мимо закрытых дверей, и тебя охватывает ностальгия. Ты вспоминаешь, как шел этим же коридором на первое собеседование, и тогда уютный, потрепанный вестибюль лишь усиливал твое ожидание чего-то грандиозного. Ты перебираешь в уме знаменитостей, которые обрели здесь имя. Ты думаешь о себе в третьем лице: Он пришел на свое первое собеседование в темно-синем блейзере. Ему предложили место в отделе проверки. При его бурном темпераменте эта работа уже тогда казалась ему совершенно неподходящей. Но ему не так уж долго пришлось страдать в царстве фактов.
Первые месяцы — по крайней мере теперь тебе так кажется — жизнь сулила радужные перспективы. Ты был убежден, что делаешь важное дело и тебя ждет вполне приличная карьера. Здесь ты встретился с людьми, которых любил многие годы. Когда ты женился, сам Друид прислал поздравительную записку. Потребовалось время, чтобы стало ясно: в отделе проверки твои таланты расходуются впустую.
Что-то изменилось. На каком-то этапе ты перестал набирать скорость.
Старший корректор, миссис Бендер, засиделась на работе допоздна. Ты входишь и желаешь ей спокойной ночи. Она спрашивает, как там у тебя дела с французской статьей, и ты отвечаешь ей, что кончил работу.
— Черт знает что он там понаписал,— говорит она.—Читается по крайней мере как плохой перевод с китайского. Эти чертовы авторы хотят, чтобы мы делали за них всю работу.
Ты киваешь и улыбаешься. Ее ворчание действует на тебя словно дождь в конце удушливого дня. Она покачала головой и прищелкнула языком. Ты задерживаешься в дверях.
— Скоро домой? — спрашиваешь ты.
— Нет еще.
— Принести вам чего-нибудь снизу?
Она мотает головой:
— Не навеки же я здесь поселилась.
— Ну, тогда до завтра.
Она кивает и возвращается к своим гранкам.
Ты идешь к лифту и нажимаешь кнопку «Вниз».
Польза вымысла
Ты — из тех ребят, которые могут по достоинству оценить тихий вечер дома за хорошей книгой. Из динамиков стереосистемы приглушенно доносится Моцарт, на подлокотнике кресла — чашечка какао, на ногах — шлепанцы. Вечер, понедельник. А кажется, что уже четверг. По дороге от подземки убеждаешь себя, что нужно подавить нарастающий страх, который охватывает тебя всякий раз, когда возвращаешься вечером домой. В конце концов, твой дом — твоя крепость. Подходя к своему жилищу на Двенадцатой западной улице, вновь убеждаешься, что архитектор и в самом деле построил его наподобие замка: башня с бойницами над крышей здания скрывает водонапорный бак, над парадной дверью — прямо как над крепостными воротами — решетка. Правда, бутафорская. Ты заходишь в подъезд и осторожно открываешь почтовый ящик. Что там — неизвестно. Со дня на день может прийти письмо от Аманды, в котором она объяснит свое бегство, будет умолять простить ее или просто попросит выслать свое барахло по новому адресу.
Сегодня там — извещение компании «ВИЗА» о просроченном платеже, послание из какой-то «Звукозаписи для слепых», которая очень надеется на твою помощь, письмо от соседа по студенческому общежитию и шафера на твоей свадьбе Джима Уинтропа из Чикаго и что-то официальное для Аманды Уайт. Сперва ты вскрываешь письмо Джима. Оно начинается словами «Приветствую тебя, о инопланетянин» и кончается «привет Аманде». Письмо Аманде — на стандартном бланке страховой компании, ее фамилия впечатана на машинке в специально оставленном пустом месте.
Будем откровенны, при Вашей профессии внешность — Ваш главный капитал. Быть манекенщицей — увлекательное и неплохо оплачиваемое занятие. По всей вероятности, Вас ожидают долгие годы материального благополучия. Но что ждет Вас, если Вы попадете в аварию и получите увечье? Даже небольшая травма будет означать конец Вашей карьеры и одновременно потерю заработка.
Ты комкаешь письмо, и оно, описав дугу, летит в мусорный ящик рядом с лифтом. Ты нажимаешь на кнопку. Что ждет Вас в том случае, если отвергнутый муж плеснет кислоту Вам в лицо? Нет. Остановись. Это говорит не лучшее твое «я». Выкинь из головы эти мысли.
Звук ключей в дверных замках напоминает о твоем затворничестве. В квартире обитают привидения. Лишь сегодня утром ты обнаружил кисточку для пудры рядом с уборной. Воспоминания таятся в ящиках шкафов, подобно комкам свалявшейся пыли. И даже стереосистема тут — особой марки. Она способна играть лишь музыку, полную мучительных воспоминаний.
Это вторая квартира, в которой ты жил с Амандой, сюда вы перебрались, чтобы было где расставить свадебные подарки. Аманда хотела жить на Верхнем Ист-сайде, рядом с другими манекенщицами. Она принесла домой проспекты кооперативов, и когда ты спросил, где вы возьмете деньги, она предложила занять их у твоего отца. Ты спросил, почему она решила, что он раскошелится, даже если у него есть такие деньги,— она пожала плечами. «Во всяком случае, я и сама сейчас довольно хорошо зарабатываю»,— сказала она. Впервые ты подумал, что она считает твою семью богатой, а по стандартам ее детства она и была таковой. Она сказала: «Посмотри, какая симпатичная кухня».
Квартира эта была вашим компромиссом. Дом помещался в деловом центре города, но был, казалось, перенесен сюда из богатых северных кварталов: высокие потолки, швейцар, настоящие камины. Вам обоим нравились деревянные панели и дубовые брусья на потолке. Аманда сказала, что здесь вы не будете выглядеть нелепо, обедая на приличной посуде и со столовыми приборами из чистого серебра. По мере приближения свадьбы ее вниманием все больше овладевали вилки-ложки, посуда и хрусталь. Она настаивала, чтобы ты купил для начала серебряный столовый прибор у «Тиффани»: цена на серебро подскочила, и Аманда была уверена, что к вашей свадьбе она удвоится или утроится. Ей сказал об этом известный модельер. Она купила комплект на шесть персон — он стоил ей трех недель работы в демонстрационных залах. Через несколько дней цена на серебро полетела вниз, и шесть приборов стоили уже столько, сколько она заплатила за один.