Мой медовый, мой белый налив,
Не с того ль так печально, тоскливо
Растревожился яблонный лист.
Всполошился неугомонной,
Настороженною душой…
Сколько пущено всяких молний
В огородик мой живущой!
И при всем-то честном народе,
Чуя новый большой удар,
Прослезился мой огородик,
Мой медовый налив зарыдал.
Пали на землю гиблые росы,
Расхолстился туман на лугах…
И не яблоки — горькие слезы
На моих тяжелеют руках.
ПОМОХА
Шлепая расшлепанными плицами,
Пароход отваливал от пристани,
Он давал прощальные гудки.
Из охотничьей двустволки выстрелил
Берег вечереющей реки.
Белые затрепетали голуби,
Ну и слезы… И не слезы — желуди
Пали на закатную зарю.
А в соломенном закатном золоте
Я, мобилизованный, стою.
На окованной железом палубе
Я креплюсь, боюсь себя разжалобить,
Слез своих мальчишеских боюсь.
Даже небо, что оно сказало бы?..
Нет, не разрыдаюсь, упасусь.
Удержу себя от малодушия,
Музыку возвышенную слушая,
Оставляю мать на берегу,
И от нестерпимого удушия
Ничего сказать я не могу.
Удаляюсь, отхожу от берега,
От ветлы скрипучей, от репейника,
От красно зардевшихся рябин,
От того от давнего соперника,
Что мою черемуху любил.
Оставляю я свою черемуху,
Ядовитую я вижу помоху,
Что на землю русскую легла.
Что, приподнимаясь, ходит по лугу,
По загривку Стенькина Бугра.
Вылезает из глубокой ямины,
Опечаленные студит яблони,
Заводи речные мурашит,
А по лесу, а по красной рамени
Пагубой великой моросит.
Повсеместно явленную пагубу
Ветер нагоняет и на палубу,
И на пароходные мостки.
То ли песню слышу, то ли жалобу
Тяжело вздыхающей тоски?
Ах, мобилизованные мальчики,
Нет, не к матери родимой — к мачехе
Уплывает белый пароход…
Ну а кто-то все про ночи майские,
Все про очи девичьи поет.
УЗДЕНЬ
Мне кажется, что я в ночном,
Что я себя к костру придвинул,
Сижу на берегу речном,
Ночную слышу луговину.
Я слышу, как хрустит трава,
Как кони хрупают зубами,
И не горящие дрова —
Кузнечики трещат в бурьяне.
Как оглушительно трещат,
По всей трезвонят луговине.
Они в предчувствии дождя
К моей придвинулись калине.
К костру придвинулись. А ночь
Рассветную голубит зорю,
Босую резвость зябких ног
Блескучей обдает росою.
Я поднимаюсь, я иду
К воде, к белеющей купаве,
Ловлю озябшую звезду
Сухими жадными губами.
Я вижу свой певучий день,
К его я прикасаюсь храму,
Большой Медведицы уздень
Он к конскому приблизил храпу.
Он вывел красного коня,
Из пасмурной поднял яруги,
Вложил он повод узденя
В мои восторженные руки.