— Как они оказались в Доме культуры?
— Не знаю... Все было заперто... Я сам проверил. Когда принял дежурство, то обошел все двери.
— Они знают, что ты ушел?
— Нет... Когда я в окно вываливался, то слышал на втором этаже возню... Они были еще там.
— Совхозная касса, — пожал плечами милиционер. — Деньги там обычно не хранят. Сколько же в ней может оказаться?
— Вчера зарплату привезли, — ответил охранник. — На несколько сотен человек.
— Ого! Это уже всерьез!
В тот вечер в Доме культуры шел фильм. Потом уже, во время следствия, выяснилось, что в зале среди местных жителей, ребят из соседних общежитий, сидел главарь группы Игорь Урсулов — тридцатилетний детина с маленькими пакостливыми глазками и бесформенными усиками, призванными, очевидно, как-то украсить невыразительную физиономию. Когда фильм начался и вестибюль опустел, на чердак здания забрались и затаились в ожидании условного часа сообщники Урсулова — Степан Барицкий, Александр Димитров и Зиновий Кичук.
Кончился фильм, зрители разошлись, уехал в город и Урсулов. Постепенно гас свет в окнах близлежащих домов, пустели улицы.
На чердаке было душно. Железная крыша за день раскалилась, воздух был спертым, затхлым. Но мокрые от пота преступники вряд ли замечали эти неудобства. Утешала мысль о возможной добыче. Они знали, что накануне в кассу привезли зарплату для рабочих. Они жевали принесенные бутерброды, дремали, поглядывали на часы — в половине первого ночи должен был подать сигнал главарь. И в который раз распределяли роли, давно уже распределенные...
Руководил ограблением Урсулов. Впоследствии он объяснял это своим явным превосходством по части ума. Так и говорил — дескать, я умнее других, образованнее, начитаннее. Но главное, что делало его вожаком, — это ожесточенность, безжалостность и к жертвам, и к своим же помощникам.
Александр Димитров отличался среди прочих трусостью и хвастовством. Ему была отведена роль стоять «на стреме». Во время ограбления Димитров притаился за кучей песка невдалеке от Дома культуры. Выпавшего из окна охранника он не заметил, прозевал, а увидев, что начали собираться люди, так и не решился подать своим сигнал опасности. Но когда увидел, что к Дому культуры подошла милицейская машина, то у него вообще перехватило дыхание. Отполз подальше, обдирая колени о придорожный гравий, и дал деру по пустырям и буеракам.
Что касается Степана Барицкого, то этот был не единожды проверен и испытан, этот был правой рукой Урсулова. В его обязанности входило помогать главарю управляться с автогенным аппаратом, вскрывать сейф, выгребать деньги.
И, наконец, Зиновий Кичук — основная ударная сила, поскольку он крупнее других, сильнее физически. Этот был старателен и усерден — уж очень хотелось понравиться главарю, показать себя с самой лучшей стороны.
Оставшись один в громадном здании, Василий Шишман обошел фойе, зрительный зал, вестибюль. Проверил запоры. Убедился, что везде выключен свет. Пустое гулкое помещение казалось таинственным. Совсем недавно здесь звучали человеческие голоса, гремели в зале динамики, киногерои выясняли отношения. На втором этаже односельчане каждый день решали тысячи больших и малых проблем, ругались, смеялись, жили своей обычной жизнью. И вдруг — тишина, безлюдье. Темным провалом зияет зрительный зал, и даже осторожные шаги рождают эхо...
Потом уже Василий вспоминал, что не просто разгуливал по Дому культуры — он надеялся найти за кулисами что-нибудь мягкое, на чем можно было прикорнуть в дежурном помещении. И, разыскав телогрейку, отправился в свою комнату. Во втором часу ночи задремал, а проснулся неожиданно, будто почувствовав опасность. И сразу увидел чужих, которые шли к нему. Они были в тряпичных масках, в руках держали ножи, железки. Василий бросился к окну, но его опередили. Все трое навалились, сжали, а один ударил его металлической булавой по голове. Из раны хлынула кровь, и преступники, боясь запачкаться, отшатнулись от него. Василий, воспользовавшись их замешательством, опять бросился к окну, выбил кулаком стекло, так что осколки брызнули в стороны, но от удара гвоздодером по голове упал и потерял сознание.
Очнулся от неприятного ощущения, будто лежит в чем-то липком. Это была его кровь. Некоторое время прислушивался. Сверху, со второго этажа, доносились гулкие удары. Василий понял, что там взламывают дверь в кассу. Попробовал подняться — не удалось. Оказалось, связали. Старое повреждение на руке помогло ему быстро освободиться от веревок. Добравшись до окна, он с трудом приподнялся, подождал, пока чуть утихнет боль в голове, и вывалился наружу. Он сразу ощутил все свои раны и едва не потерял сознание от боли.
Ему удалось дойти до общежития, и он начал стучать во все двери, будить людей. А потом, убедившись в том, что его услышали, увидев, как в окнах вспыхивает свет, вышел на дорогу и побрел в сторону города, туда, где была надежда встретить машину.
Из городского управления внутренних дел позвонили в районный отдел, ближайший к правлению колхоза. В дежурную часть райотдела передали сообщение об ограблении и попросили немедленно выслать на место происшествия оперативную группу. Приняв сообщение, дежурный дал группе команду выезжать.
Милиционер-шофер Анатолий Берневега спал прямо в машине. Он не должен был дежурить в эту ночь, но ему нередко приходилось подменять своих товарищей, и он всегда этому радовался. Да, радовался тому, что проведет ночь без сна, что прикорнуть удастся только на руле машины, что домой вернется под утро, но зато все это время он будет со своими ребятами, будет в деле.
— Как чувствовал — что-то произойдет, — рассказывал он позже товарищам. — В тот вечер уже из дома вышел, но потом вернулся, дочку поцеловал, с женой попрощался. Никогда этого не делал, а тут вдруг накатило.
В группу, кроме Берневеги, вошли Павел Кравцов и Николай Плыгун — инспекторы уголовного розыска райотдела. Они выехали через три-четыре минуты после получения сообщения, а к Дому культуры прибыли минут через десять. Это был их последний выезд на место происшествия. Павел Кравцов и Николай Плыгун погибли в схватке.
Едва Берневега остановил машину, Кравцов и Плыгун выскочили из нее и направились к главному входу. Плыгун вынул пистолет. У входа они остановились.
— Идем на столкновение? — спросил Плыгун.
— Нам ничего больше не остается. Как только они поймут, что вокруг здания собрались люди, тут же бросятся наружу, поднимут пальбу. Или из окон начнут стрелять. Надо идти, Коля. Ничего не поделаешь.
Сверху слышался лязг металла. Поднявшись на второй этаж, они увидели свет из двери, почувствовали резкий запах автогенной сварки. Коридор бухгалтерии был наполнен едким дымом.
По инструкции, Толик Берневега должен был находиться в машине. Но в ту ночь он сделал самое большее, что мог, сделал в нарушение инструкции. Оставив машину, он бросился расставлять людей вокруг здания, следя за тем, чтобы не осталось без присмотра ни одно окно, ни одна дверь. Молодым парням и мужчинам он предложил взять в руки хоть что-нибудь — рейки от забора, сваленные невдалеке, обломки кирпича. За две-три минуты здание было надежно окружено, теперь из него никто не мог выйти незамеченным. После этого Берневега вернулся к машине — необходимо было срочно связаться с отделом, доложить, что преступники все еще находятся в Доме культуры, что нужно подкрепление. Из городского управления дежурный районного отдела получил сообщение в таком виде: «Ограблена касса совхоза». И группа выезжала не на задержание, а чтобы выполнить оперативные действия, найти свидетелей, установить сам факт ограбления, попытаться сохранить следы, которые, возможно, оставили преступники. Поэтому на всех был только один пистолет — у Николая Плыгуна.
Но Анатолий не успел связаться с дежурным райотдела.
— Павлик! Сюда! — услышал он крик Николая Плыгуна. И, не раздумывая, рванулся к главному входу, вбежал в вестибюль, увидел свет на втором этаже и кинулся по лестнице наверх.
— В голосе Николая было такое, — рассказывал он позже, — что я внутренне словно оцепенел. Мне не приходилось слышать, чтобы люди вот так кричали. Дело не в том, громко или тихо. Я как-то сразу понял, что Николай в опасности, что нужно немедленно бежать на помощь. Но я опоздал...
Вооруженный обрезом Зиновий Кичук, увидев, что вокруг здания собирается народ, бросился наверх.
— Там люди! — крикнул он. — Люди!
— Ну и что? — ощерился Урсулов, на секунду оторвавшись от сейфа.
— Бежать надо!
— Успеем, — Урсулов был уверен в том, что, взяв деньги, они сумеют уйти. Если сходило до сих пор, сойдет и сейчас. С обрезом, с ножами, готовые на что угодно, они пробьются сквозь безвольную толпу. Совсем недалеко, в переулке, стоит наготове машина.
— Запри дверь! — приказал Урсулов.
Заложив найденную тут же швабру в дверную ручку, Кичук остался стоять у входа, прислушиваясь к голосам снаружи здания и поторапливая Урсулова и Барицкого, которые никак не могли вывернуть вспоротую дверь сейфа. Уже не сдерживаясь, не стараясь сохранить тишину, они гвоздодером выворачивали рычаги запора.
— Быстрей! — стонал у двери Кичук. — Кажется, идут...
В это время по коридору шли Николай Плыгун и Павел Кравцов. Рванув несколько раз дверь, Николай чуть не до смерти напугал Кичука — тот прыгнул в глубину коридора поближе к вожаку, словно надеясь на его защиту.
Когда Николай взломал дверь и ворвался в полутемное помещение бухгалтерии, в глубине он увидел несколько человек, скорчившихся над сейфом.
— Ложись! — крикнул Плыгун. — Ложись, а то стрелять буду!
Они распрямились, подняли руки. Но не легли, продолжали стоять.
— Ну что же вы? — процедил сквозь зубы Урсулов.
Зиновий Кичук, нанятый в качестве ударной силы, понял, что команда касается в первую очередь его. Улучив момент, он бросился вперед, на Плыгуна. Николай успел выстрелить и ранил преступника в плечо. Но их разделяло совсем небольшое расстояние, и Кичук сумел дотянуться до Плыгуна, ударить по пистолету. Сл