С трудом разлепив на следующий день глаза, Андрей мысленно поблагодарил дядю и окончательно утвердился в мысли, что решение не переводиться на военфак принял правильное. С Володей он отношения поддерживал, поскольку в трезвом виде Петренко был весёлым парнем и хорошим товарищем. Офицерская фуражка его не испортила. Если кто и мог сейчас располагать информацией о лейтенанте и тяжёлой инфекции, внезапно поразившей уже как минимум четверых, так это старший ординатор Петренко.
В третьей по счёту будке, несмотря на выбитые стёкла, телефон работал. Опустив в прорезь двушку, Андрей набрал коммутатор госпиталя. Услышал, как всегда, приятный женский голос:
– Центральный госпиталь, пятая.
Телефонисточки в госпитале были очень даже ничего. Петренко настойчиво предлагал привести парочку к Андрею в общагу, на очередные посиделки. Андрей упорно отказывался. У него были серьёзные планы на симпатичную студентку Оксану, подрабатывающую в линейных бригадах, а то, что происходит в общаге, на следующий день становится известно всей скорой.
– Пятёрочка, соедините меня со старшим ординатором Петренко, второе отделение.
– Минуточку.
Андрей засёк время. Бодрый голос Петренко раздался через тридцать пять секунд:
– Старший ординатор Петренко.
– Вова, привет. Это Сергеев.
– Привет, бродяга. Как голова, не болела после пятницы?
– Ещё как болела!
– Слабак!
– Сам ты слабак. Спирт у тебя технический.
– Кто бы говорил, это у вас на гражданке технический, а у нас высшей пробы, суперчистый.
По тону чувствовалось, что старлей Петренко слегка обиделся.
– Ладно, ладно, – примиряюще сказал Андрей, – шуток не понимаешь? Слушай, есть срочное дело, не по телефону. Можешь на пять минут выскочить?
В голосе Петренко появилась озабоченность.
– Вообще-то нам приказали сегодня на месте безвылазно сидеть. Но на пять минут выскочу. Давай на скамейке через полчаса.
На КП дежурил сержант-срочник. Начальник – вредный прапор – куда-то вышел. Андрей угостил сержанта предусмотрительно взятыми сигаретами, за что получил разрешение посидеть на скамеечке внутри территории госпиталя. Петренко он увидел издалека. В расстёгнутом, развевающемся на ветру халате тот быстро шёл по дорожке от инфекционного корпуса. Они крепко пожали друг другу руки. Володя Петренко был почти на голову ниже Андрея, худой, но крепкий, всегда жизнерадостный, улыбающийся, шумный, с искоркой в карих глазах, заражающий окружающих переполняющей его энергией. Но сегодня приятель был хмур, тих и, как показалось Андрею, растерян.
– Что у тебя за нетелефонный вопрос? – без предисловий перешел к делу Петренко. – Давай короче, если начальник увидит, что я из отделения вышел, разговором не обойдётся.
Андрей, не вдаваясь в детали, рассказал о пациенте, таинственно исчезнувшем из районной больницы. Описание клиники Петренко слушать не стал:
– У нас он, «сибирская язва», кожная форма, но нетипично тяжёлое состояние и быстрое развитие. Как при лёгочной.
Оглянувшись вокруг и приблизив губы к уху приятеля, Андрей дословно передал странный бред больного.
Петренко нахмурился и некоторое время молчал, ковыряя носком форменного ботинка старый окурок.
– Ты что-нибудь принимал для профилактики?
– Эритромицин в ударной дозировке.
– Мёртвому припарки! Нам вакцину выдали, жди здесь, я санитара пошлю.
– Мне три дозы надо. Для бригады.
– Три вынесет.
– У тебя проблем не будет?
– Да какое там! Никто не считает, все на ушах стоят. Полчаса назад ещё двоих привезли из семнадцатого. Диагноз зашифрован, у входа в бокс особист со «стечкиным» сидит.
– Ничего странного, я думаю, – сказал Андрей.
– Пожалуй, – согласился Петренко. – Всё, я побежал, а то начальство потеряет. Жди санитара.
Обратный проход через КП сулил неприятности. Обстановка на проходной изменилась. Сержант с угрюмым видом записывал что-то в толстом журнале. Бросив на Андрея взгляд, он тут же отвёл глаза и ниже склонился над столом. Дорогу преграждал прапорщик со злым, желтушным лицом. Положив руку на висящую на животе кобуру, он грозно пролаял:
– Кто такой?! Как попали на закрытую территорию?
На самом деле прапор Андрея видел много раз и прекрасно знал, кто он такой. Но сегодня был настроен чересчур воинственно.
– Сергеев, начальник неврологического отделения центральной подстанции, к майору Синёву по служебному вопросу, – пролаял Андрей в ответ.
Майор Синёв был начальником неврологии госпиталя, интересным собеседником и классным специалистом. Они познакомились на городской научной конференции, и Сергеев иногда заходил к майору обсудить особо сложный случай.
Уверенный тон доктора смутил начальника КП, но сдаваться прапорщик не собирался. Отступив на шаг и держа Сергеева в поле зрения, он протянул руку к телефону.
«Сейчас Синёву будет звонить, зараза, – с тревогой подумал Андрей. – Хорошо, если майор на месте. Мужик толковый, сообразит, что к чему, прикроет. А вот если его в расположении госпиталя нет, или того хуже, в служебной командировке, – будут проблемы».
Но позвонить прапор не успел. Телефон разразился пронзительной трелью.
– Первый контрольный пост, прапорщик Гилёв!
Андрей не слышал, что говорил собеседник Гилёва, но по стойке «смирно» и выкатившимся глазам понял, что на другом конце начальство, и начальство это чем-то серьёзно обеспокоено.
– Так точно, товарищ подполковник!
Прапорщик что-то записал на листе бумаги, аккуратно положил трубку и повернулся к сержанту.
– На гражданской зелёной «Волге», номер, – Гилёв пододвинул сержанту лист бумаги, – везут тяжёлого больного, офицера из семнадцатого. Предупреди инфекцию и…
Сергеев не дослушал, быстро прошмыгнул в освободившийся проход и выскочил на улицу. В сквере, за пределами госпиталя, он опустился на скамейку обдумать дальнейшие действия.
«Итак, картина ясна. К старшему врачу Соколову можно не ходить. Лейтенант не на пустом месте бредил. Что же произошло? Выброс изменённого штамма „сибирской язвы“ из-за халатности какого-то Чернова? Или диверсия? Ладно, попробуем разобраться. Но сначала надо вакцину себе вколоть и бригаде отвезти».
2 апреля 1979 года, 13:00. ИЛ-18 Министерства обороны СССР.
Самолёт заложил крутой вираж и начал снижение. Сквозь редкие облака за иллюминатором открылась панорама большого промышленного города с множеством дымящих труб. Академик Бурасенко убрал в дипломат бумаги и устало откинулся на спинку кресла. Не было смысла снова возвращаться к поиску ответов о причине случившегося. Слишком мало информации, а то, что известно, надо проверять и перепроверять. Очевидно одно, и это подтверждается последними данными: в городе эпидемия особо опасной инфекции. Судя по скорости развития заболевания, количеству и контингенту пострадавших, с высокой вероятностью можно предположить штамм «Б 540». Академик горько усмехнулся. Полевые испытания, о которых мечтали некоторые горячие головы в его ведомстве, происходят наяву. Ни «Б 540», ни другие подобные препараты никогда не предполагалось испытывать на людях в мирное время. Уж он-то это знал лучше других. Биологическое оружие непредсказуемо, над ним легко потерять контроль. Оно прекрасно работает в качестве аргумента сдерживания, но не более. После атомных испытаний в Аламогордо в сорок пятом президент Трумэн заявил: «Наконец-то у меня есть дубина против этих русских парней». И до появления атомного оружия в СССР американцы неоднократно размахивали своей дубиной. Взять хотя бы угрозу сбросить бомбу на Баку в сорок шестом, если Союз не выведет войска из Ирана. В сорок девятом академик Курчатов выбил дубину из рук заокеанских ястребов. Испытания на полигоне в Семипалатинске подействовали на них, как ведро ледяной воды. Правда, для самого Курчатова сумасшедшая гонка не прошла бесследно: скоропостижная смерть в пятьдесят семь лет. В последнее десятилетие ядерный перевес американцев стал угрожающим и они вновь пытаются разговаривать с позиций силы. Партия поставила задачу найти адекватный ответ. И он нашёл. А теперь эта катастрофа. Судьба возможно лучшего научного проекта в области клеточной биологии под угрозой.
В другом отсеке лайнера заканчивалось совещание, которое проводил генерал Цвигун. Присутствовали заместитель министра здравоохранения Трофимов, главный государственный санитарный врач Акулов, главный ветеринарный врач Трошин. Без лишних подробностей, дозируя информацию, Цвигун рассказал о происшедшем, назвал предполагаемое на текущий момент количество пострадавших, подчеркнув, что цифра требует уточнения. В салоне повисла напряженная тишина.
– Вопросы, товарищи?
Трофимов приподнялся с кресла, но что-то во взгляде генерала заставило его сесть на место.
– Вопросов нет. – Цвигун закрыл папку с грифом «особо секретно». – Формулирую задачи, товарищи.
Он посмотрел на заместителя министра:
– Николай Иванович, вы обеспечиваете организацию лечения пострадавших и неразглашение медицинским персоналом симптомов и течения заболевания. Каждое лечебное учреждение должно знать только свой участок работы. Информация об общем числе заболевших относится к категории государственной тайны.
– Сделаю всё возможное, Семён Кузьмич.
– Сделайте всё, что нужно, товарищ Трофимов.
Цвигун повернулся к санитарному врачу:
– Сергей Александрович, ваша задача: остановить эпидемию. Обеспечьте все необходимые при особо опасных инфекциях меры. Пресекайте любые попытки противодействия. Никакой паники, ну и, конечно, секретность!
– Сделаем, Семён Кузьмич, – кивнул Акулов.
– Иван Денисович, – взгляд Цвигуна остановился на Трошине, – у вас особо ответственная миссия. Необходимо авторитетно обосновать источник инфекции: больной скот и заражённое мясо в одном из совхозов области. Задача понятна?
– Так точно, товарищ генерал, – по-военному чётко ответил главный ветеринарный врач.
Цвигун удовлетворённо кивнул.