Что в глазах мне затмило весь мир чернотою.
Весь мой век все мольбы мои были чужды
Истым нуждам, о ты, сам не знавший нужды!
И ни разу не пал я во прах со смиреньем,
Чтобы пасть на меня не пристало каменьям.
80 Я даянием нищего не удостою,
Не взгордившись тщеславно своей добротою.
И твои имена я в себе не берег:
Только с помощью четок припомнить их мог.
Все деянья вершил я с корыстным расчетом,
Об утробе был суетным предан заботам.
Пусть ни в ком столько злобы вовеки не будет,
Даже в дьяволе — не в человеке — не будет!
За мои прегрешенья гнетет меня стыд,
Сердце мука терзает и скорбь леденит.
85 От раскаянья нет мне в сей жизни отрады,
Совесть лютая губит меня без пощады.
И от всех этих язв и пороков постылых
Отыскать исцеление сам я не в силах.
Не от умысла сих прегрешений вина,
Но и смертью карать тебе воля дана!
Если края-конца моим бедам не будет,
А тебе дар прощенья неведом не будет,
Милость бедам моим, исцеленье пошли мне,
Покаянье, слова наставленья пошли мне,
90 Милосердьем ко мне снизойди, добротой
И прощеньем греха моего удостой.
Доброты твоей светоч в душе ты зажги мне,
Все, что чуждо тебе, в сердце сжечь помоги мне,
Дух мой, скованный путами бренного тела,
Отреши от любого злонравного дела,
Ибо птице души дальний путь предстоит,
Ей над садом мирским вдаль взглянуть предстоит.
Ведь и птица, взлетая в парении смелом,
Свой полет устремляет к наземным пределам.
95 Я молю: будь мне в каждом деянье советом!
Если ж я не сумею быть верен обетам,
Пусть меня осенил бы, от бед уберег
Тот, кого ты заступником грешных нарек![12]
3 БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЭТОЙ КНИГЕ ВОСХВАЛЕНИЕМ ГЛАВЫ ВСЕХ ПРОРОКОВ И УКРАШЕНИЕ ЕЕ ПОХВАЛОЮ ЗАСТУПНИКУ ГРЕШНЫХ[13]
Он — глава всех пророков, посланник благого,
Он большому и малому — суть и основа.
Даже прежде Адама он был уже сущим,
Был пророком, великие тайны несущим.
До творенья еще оставалось шесть дней,
А сиянье его рдело солнца сильней.
100 И за свет свой обрел он сторицею славу,
Возлюбил его бог, словно чадо, по праву.
Бог велел быть векам, беспредельно грядущим,
До того, как отец человеков стал сущим.[14]
А когда он был создан, его красота
Дивным светом пророка была залита.
С Евой быть ему богом даровано было,
И краса его солнце собою затмила.
А когда всеблагой Сифа в чада судил им,
Свет челу его послан был тем же светилом.
105 От него и на чадо их свет снизошел,
Был и к сыну их милостив света посол.
Стал союз их сокрытым величием дорог, —
Так жемчужница перлы таит между створок.
И они укрепляли друг друга в той силе,
А потом Абдуллаху то благо вручили.[15]
Он хранил на него снизошедший обет,
И в жилище его воссиял этот свет.
Из жилища его показалось светило
И сиянье пророчества миру явило.
110 То—не свет, это — тень от всевышней десницы,
Ярче солнца пределы ее и границы.
Знамя веры полуденным светом взвилось,
Мрак безверья пронзен был лучами насквозь.
Это солнце явила обитель святыни,
Чье величье превыше подоблачной сини.
И когда засияла звезда эта в Мекке,
Пали идолы ниц перед нею навеки.[16]
Кто не верил, разбужены были навек,
И они поклонились той силе навек.
115 Знамя веры взвилось выше облачных граней,
Меч закона взострился добром предписаний.
И благого пророчества твердая сила .
Все народы в единый народ превратила.
Чудный промысел свет небывалый возжег,
Всю вселенную ярким сверканьем облек.
Нечисть идолов сразу во прах сокрушилась,
И неверным величие бога открылось.
Сделал внятной он веру в единого бога,
Возвестив ее людям достойно и строго.[17]
120 И, прославивши единобожьем себя,
Возгласил он посланником божьим себя.
Став в сокровищах мира жемчужиной ценной,
Был он данным от господа благом вселенной.
Чада все, все супруги его непорочны,
И потомство, и слуги его непорочны.
Сто похвал и стократ восхваленья чиня,
Да пречтут его люди до судного дня!
Всем приверженцам верным его—восхваленье,
Чадам, слугам примерным его—восхваленье!
4 О ГОРНЕМ ПАРЕНИИ ПТИЦЫ АНКО В КАФОПОДОБНЫХ ВЫСОТАХ ПОСЛАННИЧЕСТВА И СОКРОВЕННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ РЕЧАМИ ПТИЦ О ЕДИНЕНИИ С ИСТИННЫМ ВОЗЛЮБЛЕННЫМ[18]
125 В ночь, когда тот приближенный к небу властитель
Был создателем в горнюю призван обитель,
Он покоился в келье своей потаенной,
От заботы о мире земном отрешенный.
И дошел к нему духа всевышнего зов,
И прорек ему весть сотворитель миров.
Длань господня наполнилась молнийным блеском,
И его не сжигало в сверкании резком.
Дух воззвал: «Ты к всевышнему близок душою,
Люб ему ты — так будь с ним и плотью земною!
130 Оседлай этот свет, что сияние льет,
И да будет стезею тебе небосвод!»
Он воссел на коня по велению зова, —
Было внятно, откуда исходит то слово.
И скакун благодатный вознес его в выси,
И шаги его звоном небес отдалися.[19]
И вознесся до месяца бег скакуна,
И от солнца того стала полной луна.
Стяг подняв до второй поднебесной лазури,
Он, летя, осыпал жемчугами Меркурий.
135 Конь его и до третьего взвился предела,
И Венера ему песнопения пела.[20]
И пригнал скакуна он в четвертый чертог,
И сверкание звезд он сияньем облек, ,
И пустил он коня прямо к пятому слою —
Марс промчался, Юпитер прошел стороною.
И когда он пронесся с Юпитером рядом,
Блеск светила сиял ему благостным взглядом.
А к седьмому пределу направил он шаг —
И в сиянье господнем рассеялся мрак.
140 И еще миновал он два неба сверх мрака,
И предстал ему купол высот зодиака.
И предстал ему Овен в том горнем полете,
И настиг он Тельца, словно лев на охоте.
И склонились пред ним Близнецы для услуг,
Даже Рак распрямился и двинулся в круг.
Лег к ногам его Лев, как собака, покорно,
И Колосья, как жемчуг, рассыпали зерна.[21]
И Весы равновесье душе его дали,
И отраву убил Скорпион в своем жале.
145 Полумесяцем лук свой поставил Стрелок,
Золотою газелью предстал Козерог.
Водолей взял в речах его влагу живую,
И для Рыб в них журчали живящие струи.
И, почтивши созвездия этою славой,
Выше он устремил бег коня величавый.
И к небесному трону вознес он свой стяг,
На скрижали небес лился свет его благ.
И в бескрайнем пространстве небесном витал он,
Небеса полня ладом чудесным, витал он.
150 И утихли возвестник и конь присмиревший,
Словно крылья у птицы, в пристанище севшей.
Радость сердца послали стихии ему
И разбили оковы мирские ему.
И с себя совлачил он одежды гордыни,
И огонь человечности рдел в нем отныне.
И с себя он совлек своелюбья тенета,
О других ему стала привычна забота.[22]
Ветер, землю и пламя с водой он забыл,
Где мое, где твое — мир мирской он забыл.
155 И обрел он прибежище в вечном чертоге,