Языковой континуум Петровской эпохи: обзор грамматических трактатов первой четверти XVIII в.
Петровская эпоха, многоязыкая и противоречивая, не перестает привлекать внимание исследователей истории русского литературного языка. Как нам кажется, рассмотрение языкового континуум этого времени, отраженного в разных типах текстов, следует начать, пропустив его сквозь призму лингвистических сочинений, появившихся в первой четверти XVIII в. Однако и эти, весома ценные источники, список которых остается открытым, чрезвычайно разнообразны. В данной статье делается попытка проанализировать известный авторам корпус грамматик с некоторых общих позиций, выявить зоны их притяжения и отталкивания.
Норма русского литературного языка и сложившийся к этому времени узус описываются как изнутри — русскими филологами, так и с дистантной позиции, извне — авторами, которые в силу различных причин обратились к материалу церковнославянского (ц.‑сл.) и русского языков, будучи либо лично знакомыми с реальной языковой практикой, либо получая сведения об этом у информантов. К числу первых относятся Карион Истомин, Федор Поликарпов, Федор Максимов, среди вторых можно назвать Генриха-Вильгельма Лудольфа, Эрнста Глюка, Иоганна Вернера Пауса, Илью Копиевича, Жана Сойе.
I. Дошедшие до наших дней грамматики легко соотносятся с тремя основными задачами, стоявшими перед русским языкознанием в начале XVIII в.
1. Необходимо было описать современное состояние русского литературного языка традиционного типа (т. е. ц.‑сл.) и подвергнуть его более строгой нормализации. Именно эта задача решалась в следующих грамматиках:
печатные —
1.1 [М. Смотрицкий]. Грамматїка. М., 1721 г. Издание подготовил Ф. Поликарпов.
1.2 [Ф. Максимов]. Грамматїка славенская в кратцѣ собранная в Грекославенской школѣ ꙗже в великом новѣ градѣ при домѣ архїерейскомъ. Спб., 1723 г.
рукописные —
1.3 [Ф. Поликарпов]. Грамматика. (1702—1720).[1]
Рукопись содержит черновой вариант предисловия, предваряющего грамматику М. Смотрицкого 1721 г., а также «Чїнъ технологїи», оригинальное сочинение Ф. Поликарпова, опубликованное в качестве приложения к тому же изданию. Кроме того, значительную часть рукописи составляет оригинальная грамматика ц.‑сл. языка, оставшаяся незавершенной (включает краткие сведения о сущности грамматики, ее функциях, внутренней структуре, изложение основ орфографии, фонетики и именную парадигматику).
1.4 [Ф. Поликарпов]. Грамматика. (1723—1725).[2]
Данная рукопись является дефектной, утрачены ее начало и конец. И по сути ее трудно считать законченным сочинением, это скорей предварительные записи, выписки, посвященные вопросам теории языка, нормы ц.‑сл. языка, часто дублирующие друг друга. Основное внимание уделено вопросам фонетики, орфоэпии, орфографии и синтаксиса ц.‑сл. языка, но затронуты и некоторые аспекты морфологии, лексики, сообщаются сведения по истории грамматики.
1.5 [Ф. Поликарпов]. «Технологїа то есть художное собесѣдованїе о грамматїческомъ художествѣ». 1725 г.[3]
Эта рукописная книга представляет собой законченный труд, с разной степенью подробности описывающий все уровни ц.‑сл. языка. В центре изложения, как и в рукописи 1.4, — фонетика, орфоэпия, орфография, синтаксис, но более подробно представлены словообразование и этимология, морфология же рассматривается конспективно, как периферийный раздел. Этот текст связан с грамматикой 1.4 как окончательный вариант с черновым.
Таким образом, из пяти грамматик, посвященных нормализации ц.‑сл. языка, четыре связаны с деятельностью директора московского Печатного двора Ф. Поликарпова. Характерно, что другой автор, Ф. Максимов, во многом являлся единомышленником Ф. Поликарпова. Судя по грамматикам 1.4 и 1.5, Поликарпов хорошо был знаком с трудом Ф. Максимова[4]. В первой четверти XVIII в. Ф. Поликарпов является, по всей видимости, наиболее авторитетным судьей в вопросах нормы ц.‑сл. языка. В 1701 г. в Москве напечатан его славяно-греко-латинский букварь, а в 1704 — «Лексикон треязычный». В обоих изданиях наряду с кодификацией орфографического и лексического уровней ц.‑сл. языка излагается его апологетика. Ц.‑сл. язык приравнивается по достоинству классическим священным языкам (еврейскому, греческому и латинскому) и провозглашается преемником древней традиции. Именно к ц.‑сл. языку, по мнению автора, переходит основная функция греческого — быть языком премудрости и, подобно еврейскому, он получает атрибут «святого» языка. В связи с той ролью, которая отводится ц.‑сл. языку, его «чистота» становится предметом особых забот, так как непосредственно связывается с проблемой «чистоты» претендующих на литературность текстов. Существует много свидетельств тому, что состояние литературного языка вызывало тревогу у сторонников традиционной книжности, соотносивших этот факт с растлением веры. Крайне характерна жалоба, содержащаяся в одном рукописном трактате конца XVII в.: «кн(и)ги во многоразличная времена мнѡгими преписаньми растлишася такѡ ꙗкѡниже разума познати ниже речнїй добрѣ потружденныхъ разчастви … овїи убѡ совершеннѡ ѡт(ъ) не искуства и невѣдѣнїѧ овїи же ѡт(ъ) нераденїѧ, а инїи мнѧшесѧ нечто ведети, буи суще, хотяще исправити горше препортиша» (ГПБ, Соф. №1208, 49). Разрушению текста изнутри сопутствует внешнее вмешательство: «ѡт(ъ) разныхъ странъ приходѧщїи своестраннаѧ реченїѧ въ разговоры и въ книги привнесоша на прикладъ сербскаѧ, польскаѧ, малорѡсскаѧ и такѡ реснота и чистота славнескаѧ засыпасѧ чужестранныхъ ꙗзык въ пепелъ» [Поликарпов 1704, с. 6]. В то же время популярным становится проект создания полной грамматики ц.‑сл. языка, так как единственная печатная грамматика, вышедшая в Москве в 1648 г. (второе издание грамматики М. Смотрицкого), к началу XVIII в. стала, по всей видимости, библиографической редкостью. Ф. Поликарпов протестует против практики изучения ц.‑сл. языка при помощи учебников других языков, которая, вероятно, существовала: «аще же что и преведется чиномъ иноязычныхъ грамматїкъ ведимо преводится регуламъ славенскїя не последовнѡ» (см. грамматику 1.3, 2 об). В это же время он обращается в Синод с той же мыслью: «а училища на сїю особую науку нигдѣ не обрѣтается, кромѣ школъ греческихъ и латинскихъ малымъ чимъ славенской способствующихъ, ибо всякому языку своя грамматика учительница» [Описание документов и дел, II, ст. 548].
Грамматики ц.‑сл. языка появляются в довольно короткий промежуток времени, в первое пятилетие 20‑х гг. В них не мог не отразиться опыт языковой политики Петра I, предпринявшего попытку реформ традиционной графико-орфографической системы и тем самым сделавшего первый шаг к созданию нового литературного языка, ориентированного на европейский стандарт. Несмотря на то что подобная установка вызвала сопротивление со стороны традиционалистов (в частности, это сказалось и в том ограниченном характере, который приняла реформа алфавита), общие позиции Петра I не могли не отразиться на их теоретической и практической деятельности. Так, авторы ц.‑сл. грамматик не могли обойти вниманием наличие вариантов внутри ц.‑сл. и — с разной степенью подробности — описали основные оппозиции, различавшие стандартный и «простой» варианты[5]. Кроме того, стремление сохранить «чистоту» ц.‑сл. языка приводит к вынужденной фрагментарной кодификации некнижного («великорусского», по терминологии Ф. Поликарпова) языка как списка запретов на употребление в текстах, претендующих на литературность [см. подробнее: Бабаева 1989 с. 21—22].
Таким образом, в грамматиках данной группы объединяются две гомогенные языковые системы (ц.‑сл. и русская), причем ц.‑сл. язык доминирует над русским, отдельные элементы которого включаются в описание лишь постольку, поскольку это необходимо для «очищения» нормы ц.‑сл.
2. Необходимы были грамматики, которые позволили бы иностранцам воспринимать русскую языковую ситуацию, ориентироваться в книжной и некнижной речи. В настоящее время известны следующие грамматики:
печатные —
2.1 H.‑W. Ludolfi. Grammatica Russica. Oxonii, 1696.
2.2 Рꙋковеденїе въ грамматыкꙋ во славꙗноросїйскꙋю или Московскою ко употребленїю оучащыхсꙗ ꙗзыка Московскаго. Per Eliam Kopijewitz. Stolzenberg, 1706.
рукописные —
2.3 [Э. Глюк]. Грамматика русского языка. (1703—1705).[6]
2.4 I.‑W. Paus. Anweisung zur Erlernung der Slavonisch-Russischen Sprache zum Nutzen sonderl. der teutschen Nation aufgestzt. (1705—1729).[7]
2.5 Jean Sohier. Grammaire et Methode Russe et Françoise. 1724.[8]
2.6 Иван Афанасьев. Грамматїка рꙋскаго ї немецкаго языков. 1725.[9]
Большинство авторов (кроме И. Копиевича) ставят задачу описания русского некнижного (разговорного) языка. Однако, сосредоточившись на описании русского языка (который мог пониматься как разговорный или же как новый литературный язык, существующий наравне с ц.‑сл.), они не могли обойти вопрос о специфичности языковой ситуации в России. Перед ними стояла задача дать хотя бы краткую информацию о всех видах языковой деятельности, с которыми может столкнуться иностранец. Этим определилось включение в грамматики элементов ц.‑сл. языка.
Грамматики этой второй группы имеют параллельный текст, переводящий грамматику на тот или иной иностранный язык. Таким образом, на две гомогенные системы (ц.‑сл. и русскую, причем вторая доминирует над первой, представленной фрагментарно) наслаивается третья, гетерогенная, и ее включение в текст грамматики оказывает несомненное влияние на интерпретацию славянского материала.