Языковой континуум Петровской эпохи:обзор грамматических трактатов первой четверти XVIII в. — страница 3 из 5

иностранный язык

3. ц.‑сл.

-------- гомогенные системы

русский

_________________________ гетерогенные системы

иностранный язык


II. Все перечисленные грамматики можно охарактеризовать, исходя из нескольких параметров.

1. Название грамматического сочинения отражает представление автора о сущности описываемого языка и о его функциях. Оставляя в стороне те случаи, когда название рукописи утрачено из-за ее плохой сохранности (грамматики 1.4, 2.3), можно выделить следующие варианты.

А. Объект описания не указан в названии грамматики: 1.1, 1.3, 1.5. Такое умолчание является значимым. Все три текста связаны с именем Ф. Поликарпова. Для него не стоял вопрос о том, какой именно язык он берется описывать. Грамматика, по его мнению, является лишь ступенью к познанию православия, наиболее адекватно раскрывающего высшие истины на ц.‑сл. языке, она лишь средство анализа и синтеза текста, обладающего статусом сакральности (и тогда грамматика анализирует его) или культурной престижности (в этом случае наряду с анализом возможен синтез). Таким образом, само понятие кодификации применимо лишь к ц.‑сл. и ни к какому другому языку.

Б. В названии указан один язык, который таким образом помещается в центр описания.

а. Таким языком является один из славянских, например, ц.‑сл.: грамматика 1.2.

б. Таким языком является иностранный, например, голландский: 3.2.

В. Названы два языка, соответствующие в сознании автора одному объекту: грамматики 2.2, 2.4. Так, Илья Копиевич, назвав свою грамматику введением «во славꙗноросїйскую или Московскую» речь, в предисловии использует лишь термин «московский» язык.

Более подробно объясняет используемые термины И.-В. Паус. Во введении в грамматику им ставится вопрос о сущности объекта описания: «Was für eine Sprache wird hier tractirt?» В ответ на этот вопрос Паус характеризует современную ему языковую ситуацию в России. По его замыслу, речь должна идти о распространенном на всей территории России «русском славянском» языке («russische slavonische Sprache»), сферы применения которого разнообразны: торговля («Handel»), суд («Gerichten»), богослужение («Gottesdienst») [см.: Михальчи 1969, с. 39]. Отмечая, что генетически этот язык восходит к двум диалектам («Dialecti»), Паус подчеркивает то единство, которое возникло благодаря его полифункциональности. Доказательством цельности языка служат, по мнению Пауса, общие элементы в структуре диалектов: единый алфавит («Buchstaben»), совпадения в базовом лексическом составе («Grundworten»), в грамматической структуре («grammaticalischen accidentibus»), а также близость самой природы («Natur»). Этой цельности не противоречит наличие ряда специфических для каждого диалекта черт, распределение в их функционировании и различие в длительности традиции («die russisch scheinet älter als Slavonische») [там же, с. 40]. Паус не обошел вниманием и тот факт, что отдельный диалект может иметь свои варианты, так, например, «славянский» варьируется в зависимости от географии: в Москве и в Киеве свои особенности узуса[14]. Паус считает, что настало время для широкого изучения русского языка. Он стремится преодолеть укоренившееся мнение об особенной трудности славянских языков. Он обращает внимание на то, что традиционно плохое владение русским языком привело к тому, что иностранец называется «оскорбительно» («zur Ungebühr») словом «немчин» или «немец» [Михальчи 1969, с. 33].

Г. В названии упоминаются два языка, соответствующие в сознании автора двум разным объектам описания, но при этом один занимает центральное место, а второй выносится на периферию, например, грамматики 2.1, 3.1. Так, Лудольф, заявляя, что описывает русский язык, тем не менее замечает, что в его книге можно видеть и введение в «славянскую» грамматику: «continet … manuductionem … ad grammaticam Slavonicam». Аналогично и Копиевич, составляя латинскую грамматику, видит в ней введение в изучение «славянороссийского» языка: «latina grammatica in usum scholarum celeberrimae gentis sclavonicorosseanae adornata».

Д. В названии фигурируют два языка, соотносимые в сознании автора с двумя разными объектами, декларирующиеся как равноправные: грамматики 2.5 («Grammaire et Methode Russe et Françoises»), 2.6 («Грамматїка рускаго ї немецкаго языков»).

Приступая к изучению русского языка Сойе, как это следует из его посвящения аббату Биньону, уже узнал ц.‑сл. Он пишет о том, что обещал «съ вспоможенїемъ ѧзыка славенского учинить въ малое время поспѣхи въ россїйскомъ дїалектѣ» [Сойе, I, л. Д об]. Таким образом, Сойе составлял грамматику именно русского языка («la langue Russe, Ressiene ou Moscovite»). В предисловии к грамматике Сойе очерчивает территорию, на которой распространен русский язык: «Elle est en usage dans toute la Russie vers le Nord, du cotè de la mer blanche depuit Archangel jusques aux frontieres de Persi par Astracan, et du coté de la mer Baltique depuis l’Ingrie ou l’Ingermanie jusques aux frontieres de la Chine par la Siberie, sans comprendre dans cette vaste étandue de pais une partie de la Pologne, comme la petite Russie, la Podolie, la Volinie et l’Ucraine, ou elle est en usage»[15]. На всем этом пространстве русский язык распространен в следующих формах: диалектное употребление («le language de Provinces»), язык канцелярии («le style dont se servent les Russes dans leurs Chancellerie»), язык Двора («le language de la Cour»). Все эти языковые стихии противопоставлены ц.‑сл. языку («la langue Esclavonne»), к которому генетически восходит русский («la Mere Langue»). Сойе выбирает объектом описания язык канцелярии, дополняя отдельные грамматические правила образцами нелитературной («диалектной») речи и примерами из ц.‑сл. языка.

2. Анализ названий грамматик и фрагментов текста, связанных с определением объекта описания, выявляет, каковы были замыслы автора. С этими данными можно сравнить конкретный языковый материал, привлеченный составителями.

А. Языковый материал, описываемый в грамматике, соответствует замыслу автора, т. е. соотносится с названием, например, в грамматиках 1.2, 2.1, 2.4, 3.1. При этом неравноправие языков, заявленное в названии, проведено и в отборе языкового материала. Так, в грамматике Лудольфа ц.‑сл. язык присутствует лишь фрагментарно: сообщаются отдельные сведения по фонетике, парадигматике и синтаксису ц.‑сл. языка. Неравноправие может носить не только количественный, но и качественный характер. Например, в латинской грамматике Копиевича славянский материал занимает столько же места, сколько и неславянский (латинский). Тем не менее неравнозначность объектов выявляется по той сугубо производной роли, которая отводится славянскому материалу. Эта грамматика может служить введением в «славянороссийский» язык лишь постольку, поскольку на него проецируются понятия и термины латинской грамматики[16].

Б. Между замыслом автора и представленным в грамматике языковым материалом выявляется некоторое несоответствие.

а. Несоответствие носит чисто количественный характер: реально представленный в грамматике материал богаче по отношению к заявленному кругу исследования. Так, в славянской грамматике Копиевича (2.2) представлена и кодификация латинского языка. Кроме того, в эту грамматику входят краткий словарь и несколько диалогов с переводом не только на латинский, но и на немецкий язык. В голландской грамматике (3.2) представлен и ц.‑сл., и русский языки. «Кавычный» экземпляр грамматики показывает, с каким трудом справщики подбирали соответствия тем или иным голландским формам[17]. Исходя из того, что Севел привлекает в своей грамматике диалектный материал, Брюс противопоставляет «славянский», или «российский» (данные термины выступают как синонимы), «российскому простому» и этим определяет зону, внутри которой происходит поиск эквивалентов[18]. Осложнение вызывало и то, что голландский язык существовал как литературный и одновременно служил средством повседневного общения, тогда как для России такая ситуация находилась лишь в процессе становления. В этом смысле опыт голландской грамматики, хотя его трудно назвать удачным, был определенным этапом в становлении литературного языка нового типа.

В грамматике Ж. Сойе (2.5) расширение языкового материала происходит за счет фрагментарного описания ц.‑сл. языка, аналогичного тому, какое можно найти в грамматике Лудольфа. Такое включение оговаривается им в предисловии. Сойе утверждает, что невозможно достичь успехов в изучении русского языка без знания ц.‑сл., так как именно в ц.‑сл. — источник красоты и силы русского языка («ce style de la Chancellerie … emprunte toute sa beauté et son energie de la langue Esclavonne») [Сойе, I, л. 1]. Именно поэтому ц.‑сл. частично помещен в грамматику для того, чтобы читатель уяснил связь, существующую между языками, и основные группы различий. Соотнесение русской и французской частей в грамматике не носит механического характера[19].

К этой же группе можно отнести и грамматику 1.5. Эта грамматика ц.‑сл. языка включает и элементы русского языка — это едва ли не первое свидетельство такого рода, вышедшее из-под пера русского автора.

б. Несоответствие носит качественный характер. Так, грамматика Ивана Афанасьева (2.6) не является параллельным описанием русского и немецкого языков, ее объект — русский язык, пропущенный сквозь фильтр немецкой грамматики.

О дефектных рукописных грамматиках, утративших титульный лист, можно высказать лишь некоторые предположения. В рукописной грамматике Пауса «Приведение к Германскому языку в пользу начинающим»[20] (1706) содержатся фрагменты грамматики пастора Глюка, переписанные рукою Пауса. Эта часть рукописи озаглавлена: «Наброски по русской грамматике» (Ruthenica Grammatica) [см. об этом: Михальчи 1969, с. 10]. Если и в названии грамматики Глюка (2.3) указывалось на русский язык как на единственный объект описания, то в данном случае представлено расширение языкового материала по отношению к общему замыслу — Глюк обращается и к ц.‑сл. языку.