А Сатана, старичок, не Самость, а экзоскелет (инструмент мистической войны, передатчик и летательный аппарат, учитывая наличие крыльев), через который Сверхсущность, кою для разнообразия можно назвать Диаволом, воплощает себя во внешнем мире, – материальная ипостась. Не будет ошибкой сказать, что в Аду пребывает Диавол (Люцифер), которой также и Сатана, но конкретно наружный Сатана никак не Диавол. Как было отмечено выше, Сатана при посадке был повреждён и поэтому выполняет свои боевые функции ограниченно и частично, до момента, пока не обретёт целостность.
– Сатана, получается, разбился… – то ли уточняет, то ли констатирует Сапогов.
– Аки фарфоровая ваза! – кивает Прохоров. – На мелкие кусочки. Но говорят… – ведьмак оглядывается по сторонам, словно его могут подслушать, – Сатану уже почти собрали. Не хватает одного пальца – Безымянного. В чёрной тетради о девяноста шести листах было записано, что палец Сатаны найдётся у костяного мальчика.
– Понятно, – говорит Сапогов. – А что за тетрадь такая?
– Студента первого курса Политехнического института, – отвечает Прохоров. – В ней лекции по сопромату.
Помню эту тетрадь, милая. В клетку, с клеёнчатой обложкой.
– Как представлю, что мается наш касатик у кого-то в коммуналке! – причитает с фальшивой слезой Гавриловна. – Стоит точно статуя на тумбочке, ждёт последнего пальчика!
– Чуш-шь! – снова плюётся Прохоров; чем-то ему не понравились и слова про коммуналку с тумбочкой. – Чуш-ш-шь!..
Капельки слюны разлетаются, даже попадают Сапогову на щёку. Андрей Тимофеевич мстительно смекает, как отыграется на ведьмаке. Непринуждённо достаёт носовой платок и вытирает щёку. Теперь у него в распоряжении биологический материал для порчи, можно «ванечку» замесить…
Кстати, у Макаровны отвалился пластырь, упал под лавку – тоже пригодится. Жаль, с Гавриловны ничего не урвать.
– А что за костяной мальчик? – еле сдерживая гнев, спрашивает Сапогов.
Андрей Тимофеевич полагает, что над ним посмеялись и унизили.
– Не знаю! – радостно отвечает Прохоров. – Это ж аллегория, шарада и мистерия! Вот найдёшь Безымянного, старичок, и сразу станешь главным любимчиком Сатаны!..
Ушли ведьмы. Как сквозь землю провалился Прохоров. Андрей Тимофеевич, сидя на корточках, шарит рукой под скамейкой, ищет пластырь с носа Макаровны. Будь у Сапогова пустая банка, счетовод закатал бы туда распирающее бешенство.
Эмоции мешают Андрею Тимофеевичу понять, что произошло нечто архиважное – и с ним самим, и в окружающем его пространстве. Если бы Сапогов удосужился посмотреть наверх, увидел бы провода, сложенные в нотный стан, грязно-серых голубей, расположившихся на них, словно ноты и знаки альтерации: ля – фа – ре-ре – до-диез! La-аcrimo-оsa!..
Сама природа оплакивает в Моцарте поражённое скверной бытие и бывшего счетовода Сапогова, о тщета, о Юдоль!
Ведьма Гавриловна, того не желая, сказала Сапогову правду – произнесённая вслух, она медленно преображает реальность. Сатана действительно обитает неподалёку, но только не в коммуналке, а в двушке на улице Нестерова.
А раньше находился в Серпуховском краеведческом музее с табличкой «Истукан из этрусского кургана, II век до н. э». Ростом Сатана невысок, примерно полтора метра, – по нынешним меркам почти лилипут. Те, кому довелось лицезреть его, говорят, что это скульптурная компиляция шумерских, египетских и африканских мотивов: рогатая тиара, клыки, вместо ног собачьи лапы, за спиной четыре крыла, как у саранчи, и длинный уд с головой кобры. По всей статуе трещины, будто её когда-то уронили и склеили.
Долгое время Сатана стоял в зале со скифскими бабами и прочими полезными раскопками родного края, а потом его убрали в запасник ввиду выставочной незначительности.
По одной из версий, научный консультант убедительно доказал, что музейный Сатана – коммерческая подделка начала двадцатого века, изготовленная в Индии. Согласно архивным записям, в тысяча девятьсот восьмом году на аукционе в Лондоне Сатана как «месопотамский демон» был продан в частную коллекцию миллионера-мецената Морозова; в семнадцатом году статую во время революционных погромов разбили матросы, но советская власть осколки не выбросила, а сберегла.
По альтернативной версии, Сатана просто осточертел уборщицам. При каждом посещении зала кого-то обязательно выворачивало аккурат возле экспоната, а если случалась школьная экскурсия, то рвало всю группу. Говорили, от истукана веет бессмысленным и тоскливым ужасом и выглядит он как нечто нерукотворное, точно природная окаменелость. Ещё Сатану будто бы отвозили на экспертизу. Выяснилось, что поделочный материал – копролит непонятного происхождения. Этим, в частности, объясняется факт, что посетителей тошнило. А потом Сатана пропал из запасника.
В музее сохранилась дореволюционная фотография истукана – чёрный тощий божок. Поднял верхние конечности, словно пугает или сдаётся в плен; пальчики растопырены. Кисти у Сатаны четырёхпалые, без мизинцев, и на правой digitus anularis (то бишь безымянного) нет. Я бы сводил тебя в тот музей, милая, да только смотреть там не на что: покрытые прахом времени диорамы сражений, скучные пейзажи в тяжёлых позолоченных рамах, крестьянские костюмы да ковры – Юдоль!..
Вроде бы никому не нужную статую похитил практикант Ермолаев, учащийся исторического факультета пединститута. Какое-то время Ермолаев держал Сатану у себя дома, потом спонтанно обменял на запиленную, но оригинальную пластинку The Beatles у своего приятеля Надеждина. Тот же приобрёл Сатану из расчёта, что истукан романтизирует его интерьер, привнесёт нотку тлена и декаданса, хотя для такой заурядной цели подошёл бы и обычный гипсовый череп.
Кто-то говорил, что у Надеждина с неизменным успехом проходили студенческие оргии, то есть Сатана оказывал благотворное влияние на атмосферу, наделяя участников козлиной неистощимостью. Я больше склонен верить, что копролитное тело мистической вонью, наоборот, отвадило всех гостей; иначе почему Сатана оказался сперва на помойке, а потом в квартире у Клавы Половинки?
Странная она была, Клава. Родилась вроде бы в благополучной семье военного, мать преподавала игру на аккордеоне. Я ещё застал время, когда пожилая и строгая Ольга Николаевна учила детей в музыкальной школе, а беспутная Клава бродяжничала по району с синим, отёкшим от попоек лицом. Половинкой её назвали за странную особенность. Она, к примеру, не приходила в компанию с полной бутылкой водки или же целым батоном – только полбутылки, только полбуханки. Если брала в долг, не возвращала всю сумму, а в лучшем случае пятьдесят процентов, поэтому и зубов у неё к тридцати годам осталась аккурат половина. Клава таскала вещи из дома на продажу. Кому-то отдала за бесценок пиджак покойного родителя, но брюки при этом сохранила, хотя за целый костюм выручила бы больше. Однажды вынесла набор чайных ложек; предполагалось, что их восемь, а она оставила в коробке четыре.
Отец, помнится, купил у неё за рубль шесть нечётных томов Мопассана из двенадцатитомника. Как ни просил потом чётные, суля трёшку, – не вынесла! Ты всё любопытствовала, милая, читал ли я Мопассана; вот, что продала отцу Клава Половинка, с тем и ознакомился. Много чего от неё досталось: Ницше, Генрих Манн (первый, второй и пятый тома в светлом матерчатом переплёте) и даже дореволюционный Папюс, старый добрый никчемный Папюс с ерами-ятями.
Ольга Николаевна умерла, затих аккордеон. Клава Половинка помаленьку пропивала семейное имущество. А однажды кто-то из собутыльников любезно помог ей приволочь на пятый этаж Сатану – благо истукан был не особо тяжёлый, копролит всё ж не мрамор. Клава Половинка уложила его в кровать, сама прилегла рядом и больше не проснулась. И никто о ней не вспомнил, не искал. Какое-то время настойчиво дребезжал телефон. Может, это Сапогов пытался дозвониться? А потом квартира № 71 на пятом этаже по улице Нестерова погрузилась в вечную тишину. Проспиртованная алкоголичка не разложилась, а мумифицировалась, поэтому и дверь не взламывали. Будто и не было на свете Клавы Половинки. Вместе с Сатаной она разделила смертное ложе на долгие годы.
И вот мысленно обнаруженный Гавриловной Сатана, как радиобуй, рассылает по миру сигналы-флюиды своего присутствия. Сапогов же, ошпаренный гневом, их вообще не улавливает.
Но всё чуют юродивые обитатели окраины: Псарь Глеб, Лёша Апокалипсис и Рома с Большой Буквы. Чувствительные натуры уловили в воздухе мощнейшие вибрации грозных сил.
Псарь Глеб и Рома с Большой Буквы тотчас покинули свои панельные каморки и отправились неведомо куда, повинуясь зову. А Лёша Апокалипсис околачивался возле продуктового, но тоже всё бросил, даже откровения не закончил: «И видел я магазин о пятидесяти шагах в длину и ширину. И стены его и двери были подобны чистому стеклу, и был он полон жигулёвского питья в сосудах изумрудного цвета, и работали там неправедные жёны, и дано им было право отпускать продукты по государственной цене, и они их отпускали, а самые дефицитные продукты толкали с чёрного хода по цене, завышенной вдвое. И были у жён этих белые одежды и белые венцы на головах, а зубы сияли как золото, потому что были из золота, и пахло от них благовониями и табаком. Ещё видел я там очередь о семи хвостах и сорока головах, многочисленные семьи, хитрые чреслами, матерей и отцов, которые посылали детей своих занимать места во всех хвостах, чтобы взять им побыстрее и всё сразу. И видел я скорбных и праведных, кто честно стоял в очереди и не осквернился хитростью чресел…»
Помню его, Лёшу Апокалипсиса, вечно лохматого забулдыгу без возраста. Зимой и летом носил куртку сварщика и демонстративно тушил о манжет окурки, показывая несгораемые свойства чудесного материала…
Возможно, юроды хотят поклониться Сапогову и предложить свою службу. Или же, наоборот, проклясть, а может, попросить денег взаймы, как это обычно делает Рома с Большой Буквы.
Худой, как леший, в драповом пальто без пуговиц. Попрошайничает в напевной воркующей манере: