закланием.
Государственные предначертания и меры Цезаря были, согласно с обширностью его замыслов и с свойственною ему деятельностью, самых разнообразных родов и важности. Заботясь вообще и преимущественно о водворении порядка в Риме и Италии, он возобновил законы о расходах (или против расточительности), установил налоги на предметы роскоши, приказал составлять новый кодекс гражданских и уголовных законов, общие карту и статистику государства, оказал огромную услугу исправлением (с помощью вызванного им для того из Александрии астронома Созигена) римского календаря, который и был назван по имени его юлианским, и объявил намерения свои: украсить Рим многими великолепными зданиями, осушить близ него Понтийские болота, прорыть новое русло Тибра от Рима до моря, устроить в Остии огромный порт для самых больших военных судов, учредить колонии в Коринфе и Карфагене для восстановления этих городов и наконец предпринять войну против парфян, в отмщение за поражение, нанесенное ими Крассу, пронести римское оружие до р. Инда и открыть неведомые еще страны и богатства на Дальнем Востоке. С этою последнею целью уже зимою с 45 г. на 44 г. он начал делать большие приготовления к войне против парфян, которую считал необходимою для себя и государства, для слияния всех партий и пересоздания армии после междоусобной войны, и даже составил план этой войны. По этому поводу Наполеон I говорит, что война против парфян представляла два рода затруднений: 1) образ действий парфян метательным оружием (как не раз было объяснено выше), и 2) местные свойства театра войны, а именно: при движении чрез Верхнюю Армению страна была горная, а при движении чрез Евфрат и Мессопотамию – низменная, болотистая, подверженная наводнениям, либо бесплодная пустыня. Наполеон I прибавляет, что гений Цезаря восторжествовал бы над этими затруднениями, набором множества стрелков с оо. Крита и Балеарских, из Испании и Африки, снаряжением большой флотилии на Евфрате и Тигре и большого числа верблюдов для перевоза мехов с водою, и потому ему, вероятно, удалось бы пронести римские орлы до берегов Инда, если бы только счастье, благоприятствовавшее Сципиону в 6 походах, Александру в 11, Помпею в 15, Ганнибалу в 16, а Цезарю в 13, еще осталось верным ему.
Смерть Цезаря
Но Цезарю не было суждено привести в исполнение ни войны с парфянами, ни прочих государственных предначертаний своих. Противная ему партия не терпевших монархической власти была очень сильна, что достаточно доказала междоусобная война. Цезарь же, как сказано выше, пощадив большую часть своих врагов, в уверенности, что они не будут неблагодарны ему и поймут, что для государства было всего полезнее удержание им верховной власти, не принимал никаких мер предосторожности и личной безопасности и не окружал себя телохранителями. А между тем явное стремление его к получению звания царя возбудило против него врагов, тем более опасных для него, что главные из них были между его друзьями и самыми близкими к нему людьми. Около 57 аристократов примкнули к главным заговорщикам, Кассию и двум Брутам, Марку и Дециму {из них Марк Брут, усыновленный и особенно любимый Цезарем, который два раза спас ему жизнь, был стоик, ученик Катона, изуверный республиканец и между тем самый близкий к Цезарю человек}, для освобождения республики, как они выражались, от тирании Цезаря. Когда наконец Цезарь стал принимать cенат сидя и потребовал себе (как говорили) царского достоинства вне пределов Италии, необходимого ему для похода против парфян и для прочного утверждения влияния своего на Востоке, то заговорщики положили непременно умертвить его. Цезаря предостерегали с многих сторон, но он полагался на свое счастье и, веруя в фатализм или предопределение, убежденный, что не умрет прежде назначенного ему судьбою времени, а когда час смерти его настанет, то никакая человеческая предусмотрительность не отвратит его, пренебрег всякими предосторожностями. 15 марта (в мартовские иды) 44 г., когда он шел по обыкновению в сенат, некто подал ему письмо, в котором были означены имена и намерение заговорщиков, но Цезарь положил его, не прочтя, в карман. Плутарх говорит, что Цезарь, при входе в сенат, не обратил никакого внимания на слова одного предвещателя, предостерегавшего его от мартовских ид. Когда он вошел в сенат и занял свое место, заговорщики, под видом подкрепления просьбы Туллия Цимбра о помиловании его брата, обступили его со всех сторон, и, когда он отказал им, Каска первый нанес ему удар кинжалом в затылок, а за ним и прочие заговорщики извлекли свои кинжалы. Видя в числе их Марка Брута, он сказал ему по гречески: καί σύ τέκνον (и ты, дитя или сын мой!) – то были последние слова его… Видя неизбежную смерть, он завернулся с головою в плащ, не сказал более ни слова, не сделал ни малейшего движения для своей защиты – и, пораженный 23 ударами кинжалов, пал бездыханный у подножия статуи бывшего соперника своего Помпея. {Самое простое и достоверное описание убиения Цезаря находится у Светония in (Саеsсар. 82).}
Так погиб Цезарь 15 марта 44 года, на 56-м году своей жизни…
Из всех новейших писателей, рассуждавших о смерти Цезаря, Наполеон I в своем сочинении Рreсis des guerres de Cesar рассматривает ее с особенной, очень замечательной со стороны такого лица точки зрения: довольно строгий, хотя большею частью справедливый судья военных действий Цезаря как полководца, Наполеон I особенно снисходительно отзывается о нем как о государственном человеке и преимущественно пожизненном диктаторе в течение 6 последних месяцев его жизни. Он вполне оправдывает политические действия Цезаря, говорит, что он не мог и не должен был поступать иначе, пространно и с негодованием опровергает многими фактами мысль, будто он хотел быть царем, самым положительным образом утверждает, что он никогда не имел даже мысли о том (il nʼa jamais pensé а se faire roi), что заговорщики и их приверженцы, для оправдания бесчестного и неполитического убийства (lache et impolitique assassinat) утверждали, будто Цезарь хотел быть царем, что было очевидными нелепостью и клеветой, которые, однако, перешли из рода в род и ныне (т. е. во времена Наполеона I) признаны историческою истиною, и проч.
Такое мнение Наполеона I об этом предмете, совершенно противное общепринятому, приводится здесь без всяких комментариев. Пусть всякий сам рассудит, насколько может быть верно мнение новейших времен Цезаря о намерениях Цезаря времен древних и какие могли быть внутренние, тайные побуждения к изложению такого мнения.
Общий вывод о Цезаре как полководце
В заключение изложения войн и походов Юлия Цезаря соединим все черты характера и действий его как самостоятельного полководца и сравним их с теми, которые принадлежали двум предшествовавшим великим полководцам древности, Александру В. и Ганнибалу, и были изображены в своих местах прежде. Генерал Лоссау в своем сочинении Ideale der Kriegführung etc. 1 В. 2-te Abth. Caesar говорит, что суждения о Цезаре распадаются на два главные отдела, смотря по тому, имеется ли в виду исследовать деятельность Цезаря как полководца и государственного человека, что в нем было нераздельно, или нравственную цену его побуждений и действий и вообще его характера. Последнее, говорит он, принадлежит к биографии Цезаря, не входящей в цель автора, а из первого он считает нужным ограничиться только тем, что непосредственно касается главных черт и главных пружин действий, помощью которых Цезарь достиг своего величия, а наблюдателю может дать ясное понятие об образе великого полководца. Между тем, прибавляет он, оба отдела не могут быть так резко отделены один от другого, чтобы невозможно было совершенно избежать перехода из одного в другой, что, впрочем, и не составляет особенной невыгоды.
Эти мысли совершенно верны. Даже можно было бы сказать, что полководец и государственный человек и все побуждения того и другого были до такой степени слиты в Цезаре, что последнего и невозможно рассматривать иначе как в обоих этих отношениях нераздельно и одновременно, гораздо более, нежели Александра В. и особенно Ганнибала. Цезарь не был, подобно Александру монархом и во время войны в Галлии был еще только консул, правитель трех провинций и главный начальник армии в них, подчиненный правительству, и только по занятии Италии и Рима и особенно после победы при Фарсале и смерти Помпея сделался диктатором, более и более полновластным и, вместе с тем, независимым, самостоятельным владыкой и военным вождем Римского государства, с властью почти монархическою, хотя еще и без звания царя. Однако все его побуждения и действия, политические и военные нераздельно, до малейших, с самых молодых лет его были всецело устремлены к единственной цели достижения верховной, неограниченной власти в Римском государстве. Следовательно, внутренне он побуждался – и действовал уже, можно сказать, совершенно как монарх, сначала еще как будущий, а после Фарсала – более и более как действительный. Но между побуждениями и действиями его и Александра В., в таких духе и смысле, была большая разница, как из изображения последнего ясно видно. Что же касается Ганнибала, то с ним Цезаря в этом отношении и сравнивать нельзя, потому что Ганнибал был вполне подвластный своему правительству и зависимый от него полководец, имевший только одну цель – низложить Рим и возвысить над ним Карфаген, а иных, властолюбивых замыслов он не имел никаких.
С такой именно точки зрения и следует рассматривать все действия Цезаря, политические и военные нераздельно, во все продолжение его войн и походов, даже с самого первого начальствования его, в звании претора, в 60 г., в Испании. Но корень всего скрывался глубже – в самых молодых летах Цезаря, когда он только что вышел из отрочества.
Рядом с необыкновенными природными дарованиями, которые были тщательнейще развиты воспитанием и образованием Цезаря в самых юных летах, в нем уже рано возникло стремление к самостоятельности, затем к независимости и наконец к власти и господству. Это было естественно и понятно, потому что Цезарь уже рано чувствовал в самом себе энергию душевную, подвергшуюся тяжкому испытанию во время гонений Суллы, и силу рассудка, посредством которой он хорошо изведал людей и сознал, что они не были в состоянии сделать того, что он сделал во время этих гонений. Поэтому и раннее честолюбие его – возвыситься над толпою – также было естественным и притом не увлечением молодых лет, так как имело уже достаточное основание. Свидетельством того, что Цезарь уже и в это время ранней молодости своей значительно выходил из ряда обыкновенных людей, служила верная оценка его Суллой и Цицероном и обращение им на себя внимания и привлечение к себе расположения общественного мнения в Риме.