— Сегодня пойдём на НП, — сказал однажды комиссар, по фамилии тоже Иванов.
— А что такое НП? — спросил Витя.
— Это сокращённо — наблюдательный пункт. Вот тебя все зовут юный батареец, а можно сказать юнбат. Ну, юнбат, стрелять умеешь?
— Заряжать умею, а стрелять не пробовал, товарищ комиссар.
— А зачем же карабин носишь? Тоже мне, телохранитель. А ну, давай попробуем. В пень попадёшь отсюда?
Витя щёлкнул затвором, прицелился и выстрелил, но тут же упал. Карабин отлетел в сторону. Щека вспухла.
— Прижимать надо покрепче, — посоветовал комиссар. — И глаза не закрывай, когда стреляешь. На цель смотри. Ну, ещё раз!
Нашли фашистскую каску, положили её на пень. Витя долго целился, выстрелил и на этот раз уже не промахнулся и карабин не выронил.
К наблюдательному пункту шли лесом, потом по глубоким траншеям и, наконец, оказались в просторном блиндаже, где было несколько солдат и лейтенант.
Витя сразу заметил в передней стенке блиндажа узкое отверстие, а возле на трёх высоких ножках рогатый прибор — стереотрубу.
— Только ты, хлопец, не стой против щели, — предупредил лейтенант, — тут шальная пуля может зацепить.
— Дайте ему посмотреть в стереотрубу, — попросил комиссар, — а мы пока займёмся делом.
Пока комиссар разговаривал с артиллеристами, Витя смотрел в окуляры стереотрубы, похожие на бинокль.
— Ну, что видно? — спросил солдат.
— Лес, какие-то канавы… Совсем близко, рядом.
— Это так кажется, что близко, а на самом деле до опушки леса больше километра. А «канавы» — это вражеские окопы.
Даже не верилось. Витя стал рассматривать окопы и заметил дуло пулемёта и каску. Витя сказал об этом солдату. Тот быстро припал к окулярам стереотрубы и громко доложил:
— Товарищ лейтенант, появился пулемёт.
Лейтенант тоже посмотрел в стереотрубу и тотчас приказал телефонисту:
— Передайте, первому орудию по цели номер пять — огонь!
— Первому по цели номер пять — огонь! — повторил телефонист.
Прошло несколько секунд, и раздался взрыв.
— Правее ноль — два, огонь! — крикнул лейтенант, и телефонист повторил.
И опять послышался взрыв.
— Теперь понял, Витя? — спросил комиссар. — Вот так с наблюдательного пункта подают команды на батарею. А там твой отец по этим командам ведёт огонь из пушки.
Было подано ещё несколько команд, а потом лейтенант отошёл от стереотрубы и, вытирая платком вспотевший лоб, сказал:
— Цель уничтожена! Зоркий у тебя глаз, Витя!
Но главная задача Вити была не только сопровождать комиссара Иванова. Это ведь каждый сможет. А вот на баяне играть — не каждому дано. А узнали все в полку о том, что сын наводчика Иванова — баянист с того дня, когда в санитарную землянку зашёл повар дядя Ваня.
— Ну, когда же ты порадуешь нас музыкой? — повар взял баян и заметил: — Неплохой инструмент!
— А можно играть? Фашисты не услышат?
— Не услышат, — улыбнулся широкой улыбкой добряк дядя Ваня. — А если и услышат, пусть завидуют нам.
Витя сел на ящик из-под снарядов, и дядя Ваня поставил ему на колени баян. Из-за мехов виднелась лишь голова юного баяниста в солдатской шапке. Засучив длинные рукава, мальчик стал играть. Сначала тихо, робко, потом сильнее и смелее. Повар то улыбался, то мрачнел, то вытирал белым фартуком слёзы на морщинистых обветренных щеках и встряхивал головой, словно отгонял назойливую муху. А маленький баянист всё играл и играл…
Кто-то приоткрыл дверь в землянку, и Витя увидал большую толпу солдат. Они слушали музыку затаив дыхание. И лишь когда маленький баянист перестал играть, за дверью послышались дружные голоса:
— Браво! Молодец! Вот это юнбат!
— А ну давай плясовую! — крикнул артиллерийский мастер Никитенко.
Пришлось Вите выйти из землянки. Побежали по клавишам маленькие пальцы, и понеслась залихватская «барыня». Солдаты заулыбались, стали подталкивать локтями один другого, а потом в круг выбежал усатый артиллерист и с Никитенко пустился в перепляс. Замелькали ноги, послышался весёлый перестук солдатских каблуков и частушки:
Эх! Барыня угорела,
Много сахара поела…
Никитенко подхватил:
На опушке стоят пушки,
Бьют фашистов по макушке…
Так и узнали все артиллеристы гвардейского полка, как играет на баяне Витя Иванов — сын наводчика.
Юнбат Иванов стал желанным гостем артиллеристов. В свободные от боя часы солдаты слушали его баян. Появлялся Витя то в одной батарее, то в другой, но чаще всего посещал батарею, где наводчиком орудия был его отец, а мастером весёлый Никитенко.
Отец иногда давал Вите выстрелить из пушки. Это не сложно: нужно лишь дёрнуть за шнур. Пушка вздрагивает, и раздаётся оглушительный выстрел. Ствол быстро откатывается назад и потом плавно становится на место. Артиллеристы открывают затвор, и дымящаяся латунная гильза падает, звеня, к ногам…
Под огнём
Ветер гудел в вершинах деревьев, и косые пряди дождя падали со снегом. Пришла холодная осень. Но на Ленинградском фронте шли жаркие бои. Немцы пытались сорвать наступление наших войск. Стянули авиацию и артиллерию с других фронтов. Земля дрожала от грохота орудий. То и дело прекращалась связь. Только исправят, взрыв снаряда — и опять провод порван.
В самый разгар боя в штабе забеспокоились: где же Витя? А он сидел в землянке связистов, в том самом месте, которое так сильно обстреливали фашисты.
— Дёмин! На линию! — приказал начальник связи. — Опять порвалась. А заодно проводи Витю до штаба. Его разыскивают.
— Пойдём, Витёк! — сказал пожилой связист. — Да не беги быстро, не угонюсь за тобой. Старик уже я…
Ветер гнал с Невы тучи, и, несмотря на полдень, вокруг стояли сумерки. На сапоги навёртывались комья глины, и ноги — словно свинцовые: не сдвинешь с места. Витя подтолкнул под ремень полы длинной шинели. Идти стало легче.
— А может быть, я буду вам помогать? — предложил Витя. — Вон как часто рвётся линия. А что в штабе-то делать?
— Приказ командира не могу отменить, — сказал Дёмин. Он держал в руке кабель, чтобы не сбиться с направления.
А вот и свежая воронка, лежат концы перебитого провода. Дёмин зачищает один конец, Витя второй. У Вити нет плоскогубцев, и он срывает смолистую оплётку зубами. Во рту от этого горько.
Но вот концы провода оголены, и Дёмин быстро их связывает. Связь восстановлена, можно идти в штаб. Но вдруг фонтаном взметнулась земля, и раздался взрыв. Витя почувствовал сильный острый толчок в плечо и ногу… Ранен. На мгновение он потерял сознание, а когда очнулся, то увидел недалеко от воронки связиста. Дёмин неподвижно лежал возле порванного кабеля. Витя подполз к нему. Старый солдат только и успел сказать:
— Витя, помоги, опять порвалась…
Мальчик нашёл концы порванного провода, но связать их у него не было сил. Он стиснул соединённые концы зубами. Связь ожила, а Витя потерял сознание.
Его нашли только к вечеру. Он лежал в раскисшей от дождя воронке без сознания, но концы телефонного провода держал зубами.
Пришёл в сознание Витя лишь в полковом медицинском пункте.
— Как же ты, сынок? — услышал он голос комиссара Иванова.
— Пройдёт… — ответил Витя. — Вот Дёмина… жалко.
К ночи бой затих, и раненого юного батарейца отвезли в госпиталь. В дороге Витя бредил, впадал в забытьё. Окончательно очнулся он лишь на операционном столе. Не поймёт, где он и что произошло. Перед глазами светит яркая лампа, похожая на прожектор.
— Ну, юнбат, всё в порядке. Операция закончена, — сказал хирург. — Теперь в палату, поправляться!
Ефрейтор за партой
Всю зиму и лето Витя пробыл в госпитале. Нет, не раны держали его так долго. В госпитале стало известно, что маленький ефрейтор (Вите было присвоено это звание на фронте) хорошо играет на баяне.
— Будешь помогать мне, — сказал главный врач, когда Витя уже поправился. — Музыка поднимает раненым настроение, а хорошее настроение способствует быстрому выздоровлению.
И Витя ходил по палатам, играл на баяне раненым, выполняя приказ главного врача. Как появится Витя с баяном в дверях, так раненые радостно кричат: «Музыкант к нам пришёл! Ура!»
Однажды Витя получил письмо с фронта, прочитал его и надолго поставил баян под койку. Случилось большое горе. В боях с врагами погиб отец… И тогда маленький ефрейтор стал настойчиво проситься на фронт…
— Переведём мы тебя в одну боевую часть, но здесь же, в Ленинграде, — сказал главврач. — Будешь и службу нести, и в школе учиться.
Так и сделали. Витя стал связистом в полку аэростатов и учеником четвёртого класса.
Однажды дежурный по роте разбудил рядового Тимофеева и сказал:
— Вставай, где-то линия порвалась. А Витеньку не бери. Пусть поспит, трудно парню. Служба, школа…
— Как это не бери! — вскочил Витя. — А что без меня сделает Тимофеев? Вдруг на крышу лезть придётся или на дерево! Правда, Тимофеев?
— Правда или не правда, а досыпай. А то будешь в школе клевать носом.
Нет, Витя Иванов не имеет права спать. Командир запретил ходить на линию по одному. Да и Тимофеев плохо знает Ленинград, может заблудиться. А под обстрел попадёт, да вдруг ранят, кто окажет помощь?
Прошли через двор разрушенного кожевенного завода, пробрались сквозь развалины детского сада, перелезли через кирпичный забор больницы и, наконец, нашли место, где вражеский снаряд попал в угол жилого дома и порвал кабель. Связали концы, и линия ожила.
— Ну, Витёк, теперь спи, а я перемотаю катушку с кабелем, — сказал Тимофеев, когда они возвратились с линии. — Спасибо тебе. Без тебя я ещё долго блуждал бы по городу.
Концерт
Придя из школы, Витя, уставший ещё за ночь, наспех выучил уроки и лёг пораньше спать. Только задремал, а дежурный по роте уже толкает в бок: