— Чапаев в наступление пошел. Интересно… — начал оправдываться Вовка.
— А я тебе что, не Чапаев?
— Ты атаман, а не Чапаев.
— Так вот, карантин кончился? Кончился. Гулять пускают? Пускают. Гони завтра папиросы! — приказал Малютка.
— А где я их возьму?
— Украдешь где-нибудь.
— Не буду я воровать! — наотрез отказался Володя и, оттолкнув Малютку, прошмыгнул в зал.
— Ну, держись! — крикнул ему вслед атаман.
После кино, когда был дан отбой и все ребята детского дома легли спать, Володя долго выколачивал свою постель: в ней было полно опилок.
Утром он обнаружил в своей тумбочке два окурка. Догадался: это месть Малютки. «Пожаловаться? — думал Володя. — Нет! Никогда. Что скажут ребята? Ябедник». Взял окурки, понес в туалетную комнату.
Там возле форточки важно стоял черноглазый, взъерошенный и злой Малютка и курил папиросу.
— Мы еще сочтемся! — пригрозил атаман и дохнул едким дымом в лицо мальчишке.
— Не пугай, не из пугливых! — огрызнулся Володя. — Подумаешь, начальник…
— Это мы еще посмотрим! — прохрипел Малютка и подошел к Володе. Тот не сдвинулся с места. В глазах сверкала решимость. И атаман отступил.
На утреннюю проверку они опоздали, поэтому стали рядом.
Петр Иванович скомандовал:
— Смирно! За отличную работу в мастерской воспитаннику Саше Аверкину объявляю благодарность. — Директор прошелся вдоль строя ребят, потом остановился, достал из кармана пачку папирос и строго спросил: — Кто вчера ночью открыл гвоздем мой кабинет и украл вот такие папиросы?
Все молчали. «Надо сказать, надо сказать… Сейчас все узнают, кто вор», — думал Володя и протянул было руку, но во втором ряду кто-то прохрипел:
— Ябеда!
— Из-за этого вора мы не пойдем сегодня на море, — сказал директор.
— Я знаю, кто вор! — крикнул Малютка.
— Кто? — раздалось сразу несколько голосов.
Малютка, а он действительно был невелик ростом, вышел из строя и повернулся к Володе. Не глядя ему в глаза, сказал:
— Он украл!
Все притихли. Было слышно, как над головой пролетел жук.
— Неправда! — крикнул Володя. — Я не крал!
— Чем ты докажешь? — спросил Петр Иванович у Аверкина.
Малютка засунул руку в Володин карман и извлек оттуда папиросы.
— Вот, смотрите. И в тумбочке у него окурки…
В глазах у Володи потемнело. Он схватил атамана за ворот и дал такую оплеуху, что тот не устоял на ногах. Поднявшись, Малютка бросился на Володю, но, получив ответный удар, снова упал.
— Бей Малютку! — крикнул кто-то пронзительно. — Хватит ему нами командовать!
Строй разрушился, и ребята, подбежав к Аверкину, стали его избивать. Даже девочки, противницы всяких драк, кричали: «Поддайте ему! Так ему и надо!»
— Прекратить! — крикнул директор и начал расталкивать ребят, которые набросились на Малютку.
И никто не заметил, как в это время бежала по двору, размахивая руками, женщина в белом халате — врач детского дома. Остановившись рядом с Петром Ивановичем, она судорожно глотала воздух, что-то хотела сказать.
— Что с вами? — спросил директор.
— Война! — только и могла выговорить она.
— Война! — ахнули ребята.
…А через месяц директор, построив ребят во дворе детского дома, сказал: «Будем собираться в путь. На Урал поедем».
Сообщение о выезде на Урал озадачило Володю Валахова больше всех. Днем раньше он получил ответ от тети Любы из Васильевки, и она, называя его родненьким, глупеньким, сначала поругала за то, что сбежал, «как зайчик», а потом сообщила радостную весть: мать живет в Макеевке. Правда, тетя не советует в тревожное время ехать туда, просит пока побыть в детском доме, но разве может тетя понять мальчика. Он истосковался по матери, и никак ему невозможно ехать куда-то на Урал далеко от матери.
Ночью, когда все крепко спали, Володя услышал неясный гул: где-то далеко стреляли пушки. Мальчишка осторожно встал и, одевшись, вышел в умывальную комнату. Окно там было раскрыто настежь. Не долго думая, Володя прыгнул в темноту и побежал, сам не зная куда.
По булыжной мостовой двигались обозы, громыхали телеги, без фар, на малой скорости шли машины. Слышался топот сапог, приглушенно покашливали люди.
Володя вышел на дорогу. Фыркая и сопя, шестерка лошадей тащила пушку. Запахло конским потом. Кто-то чертыхался около грузовика, где-то хныкал ребенок…
Далеко в море что-то гудело. «А вдруг в этой самой Макеевке уже немцы?» — подумал Володя. Стало жутко.
— А ты чего не спишь? — послышалось из темноты. Подошел высокий матрос. В руках винтовка.
— В Макеевку пробираюсь, домой… Мама…
— Растеряют, а ты их собирай… «Мама», «мама»… — проворчал матрос. — Санько! Отведи и этого в комендатуру! Завтра разберемся.
…Через сутки с попутной колонной автомашин Володя добрался до Макеевки. Было утро. Люди торопились по своим делам.
В городе и признаков нет, что началась война. Не то что в Мариуполе. На улице громко говорит радио. Военных не видно. Колхозники едут на базар, везут огурцы, лук, кур…
— Вовка! Вовка! — послышался знакомый голос из трамвая, громыхающего по стальным рельсам. Мальчишка обернулся. И чуть не закричал от радости. Из окна выглядывал брат Виктор. А трамвай продолжал лететь вперед. Володя побежал за ним. Бежал почти не отставая, боясь потерять брата.
Наконец остановка. Из вагона с корзиной в руке выскочил Виктор.
— Где же ты пропадал? — первым делом спросил тот. — Мы тебя разыскиваем по всему свету.
— И мама разыскивает?
— Ну конечно!
— А Кривой?
— Ушел он. — Витька боязливо оглянулся и шепнул брату: — Он скрывается где-то. Не хочет на фронт.
— Ух, шкура! Я так и знал, что он против красных. Помнишь, как за пионерский галстук меня тянул?
— Помню.
— Ну, ладно, сходим на рынок — и домой, — предложил Виктор. — Вот обрадуется мама…
Купив на базаре картофель, Виктор повел младшего брата домой. Возле старого деревянного дома Виктор остановился.
— Вот где мы живем. А это щель от бомбежки, — он указал на глубокую яму. — Прячемся во время налета.
На крылечко вышла мать. Загремели выпавшие из рук ведра, в доме послышался плач ребенка, остановились прохожие.
— Батюшки! Да неужто это ты? Сыночек… Нашелся…
«Какая она маленькая и худенькая…» — подумал Володя, когда попал в объятия матери.
— А это наш братишка Боря, — сказал Виктор, когда вошли в дом. В кроватке лежал закутанный в пеленки ребенок. — Теперь мы все в сборе и мама плакать не будет.
Голод
Когда в Макеевку ворвались немецко-фашистские войска, жить стало невыносимо. Магазины разграбили. На рынке шаром покати. Холод, голод, аресты, расстрелы.
Валаховы продали все, что у них было, но купленной муки на вырученные деньги хватило лишь на несколько дней. Решили уехать из города в село, но наступили холода, а одежды нет. Лишь Виктора удалось отправить со знакомыми. Он постарше, доберется. Володя, мать и совсем еще маленький Боря вынуждены были остаться в городе.
Однажды в дом вошли фашисты. Проверили пустой сундук, заглянули в горшки, из которых давно исчез даже запах молока, что-то требовали. Один из незваных гостей дал Володьке оплеуху просто так, ради потехи. Маленький Боря завизжал от страха, а фашисты весело загоготали, довольные тем, что напугали малыша.
«Эх, ружье бы мне сейчас», — со злостью подумал Володя и сжал кулаки.
Не миновать бы Валаховым голодной смерти, но нашлись добрые люди. Когда в дом попала бомба и он сгорел, Валаховых пустила к себе в подвал соседка. В глиняной стене старушка имела тайник, в котором хранилась мука. Пекли лепешки, варили мучную похлебку. Так и перебивались с хлеба на воду.
Чтобы чем-то помочь семье, Володя приловчился собирать окурки. Оставшийся табак из них он высыпал в кулек. Потом шел на вокзал и менял на хлеб. Весной и этот промысел перестал быть доходным. Окурки размокали, и за день не удавалось набрать табаку даже на одну папироску. Да и нагибаться стало тяжело: в глазах темнеет.
Недолго жила добрая старушка. Узнали немцы, что ее сын — командир Красной Армии, и расстреляли вместе с евреями, собранными по всему городу.
— В Мелитополь надо пробираться, — сказала мать, — или в деревню. Там весной хорошо. Хоть будем какую-нибудь траву варить. А пойдем через Волноваху, там дядя Александр живет. Поможет.
Из города вышли темной ночью. Единственной ношей у Володи был старенький патефон. За него могли дать немного хлеба, но с ним было жалко расставаться. Когда патефон играл, больной Боря почему-то не плакал. Видимо, музыка успокаивала его.
Чтобы патефон не привлек внимания немцев, Володя заляпал его грязью.
Шли долго и медленно. В поселках и деревнях садились у какого-нибудь дома и отдыхали. Иногда удавалось найти в поле мерзлый картофель. Варили его в солдатской каске.
На пятый день тяжелого пути в маленьком хуторе какая-то добрая горбатая старуха пустила переночевать. Накормила щами с хлебом, уложила спать на солому.
— Чем же отблагодарить тебя? — спросила Володина мать у старухи.
— Ничего не надо, родимые, — ответила та и тяжело вздохнула.
— Может, что сделать надо? — спросил Володя.
— Ты лучше вот это прочитай, — проговорила тихо старуха и подала Володе измятый листок. — Неграмотная я.
— «Дорогие товарищи, — начал читать Володя, — немцы распускают слухи, что Красная Армия уничтожена, что вся Страна Советов захвачена ими. Не верьте этому. Красная Армия разбила немецкие войска под Москвой и гонит их на Запад…»
— Ну, хватит, идет кто-то… — оборвала старуха чтение и проворно взяла у Володи листовку, В комнату вошла высокая, плоская как доска женщина. Заговорила нараспев:
— Авдотьюшка! Ты уж продай мне еще картошки на семена. Немецкими марками заплачу. Деньги надежные…
— Вот и прибереги их, — усмехнулась старуха. — Может, пригодятся: их на зад немцам наклеивать будут, когда удирать станут.