Володя проболел до самой зимы. Все думали, что он не выживет, но мальчишка оказался живучим. Ребята тянули покататься на лыжах, но не было валенок. Только и дел было — сидеть у окна да вытачивать пику из куска ржавого железа. Напильник был староват, слабо брал металл, но помаленьку дело продвигалось.
Однажды в дом зашел незнакомый старик. Высокий, глаза добрые.
— Хозяин дома? — спросил он.
— Навоз в поле возит, — ответил Володя и принялся водить напильником по железу.
— А братишка где же?
— Угнали полицаи. Где-то окопы роет. Записку прислал. Кормят плохо, а бьют, как собак.
— Ничего, скоро кончится все это. Потерпи маленько.
— А вот пырну в пузо этой штукой, будут знать.
Стариц подошел ближе и покачал головой:
— С такой пикой против автомата не попрешь.
Голос старика казался знакомым, но Володя не мог вспомнить, где слышал его.
— А если шину проткнуть? — простодушно спросил мальчишка.
— Узнают — расстреляют, — ответил старик. — Да и мал ты еще заниматься такими делами. А за то, что ты ненавидишь их, злость имеешь, хвалю. Главное — сердцем не дрогнуть, не покориться.
Володя обиделся. Он давно уже не считал себя маленьким.
— А если убить немца? — ошарашил он старика новым вопросом. — Особливо офицера.
Старик удивленно вскинул свои лохматые брови, и Володя тогда вспомнил и узнал в нем уполномоченного, который когда-то дал ему денег на ботинки.
Но старик начал отнекиваться.
— Ты что-то путаешь, — сердито сказал он. — Я всю жизнь продаю зажигалки. Хочешь, и тебе подарю.
Зажигалка оказалась очень хорошей.
Уходя, старик сказал:
— Передай дяде, что был дед и просил деньги за проданные зажигалки.
Володя снова остался один. Вдруг за окном послышались крики. Фашисты гнали новую партию людей рыть окопы.
День и ночь гитлеровцы готовили оборонительные рубежи под Мелитополем. Работать заставляли всех: стариков, женщин, детей. Неподчинившимся — расстрел.
В толпе были и мать, и тетя Люба. Мать о чем-то спросила немецкого офицера, указывая рукой на дом. Фашист ударил ее плеткой. Другая женщина тоже что-то сказала. Офицер ударил и ее. Женщина упала. Солдаты начали избивать ее ногами.
Схватив недоделанную пику, Володя, не помня себя от гнева, выскочил во двор. О, как ненавидел он этих зеленых немецких солдат, злых, самодовольных, сытых, кровожадных. Хотелось подбежать к фашисту и пырнуть пикой в звериную противную морду.
— Ты куда? — услышал он за своей спиной резкий голос и, повернувшись, узнал старика, подарившего ему зажигалку. — Иди сейчас же домой. Пристрелят, как щенка… С умом это делается. Ясно?
Володя остановился как вкопанный. А старик, сгорбившись, заковылял по улице, опираясь на суковатую палку.
Вечером возвратился дядя Толя.
— Старик приходил, — сообщил ему Володя. — Просил деньги за проданные зажигалки.
— А он ничего не оставил? — поинтересовался дядя Толя.
— Ничего. Только зажигалку мне подарил. Во какая!
Дядя Толя вышел в сенцы и возвратился оттуда с бумажкой. Володя догадался, что эту записку в условленном месте оставил старик.
Однажды ночью раздался стук в окно. Володя поднял занавеску и услышал голос старика:
— Анатолий, спасайся… К тебе идут.
Дядя Толя не успел скрыться. Немцы забрали его и посадили в мелитопольскую тюрьму.
Разговорчивые псы
На лугу было так же много цветов, как и в то время, когда Володя был здесь с Олей. Все как прежде. Лишь кусты стали чуточку повыше да не слышно песен с поля.
— Зачем пришел сюда? — задиристо спросил курносый парнишка, поднимаясь из гущи ромашек навстречу Володе.
— Щавель рву, не видишь, что ли?
— А ну проваливай отсюда.
— А ты кто такой? — не трусил Володя.
— Мишка Костин, вот кто.
— А я Володька Валахов. Слыхал?
— Это твой дядя в тюрьме? И еще брат у тебя, Витька, которого немцы угнали. Да?
— А ты думал! Я и сам против фашистов. Понял?
— Давай вместе щавель рвать, — предложил Миша.
— Давай, — согласился Володя.
Щавеля было много. Через полчаса пазухи ребят отдувались.
— Щавель — это не еда, — заметил новый знакомый Володи. — Вот если бы колбаса была…
— Конечно, колбаса лучше, — согласился Володя. — Только где ее достанешь, она, как щавель, не растет на лугу.
— Я знаю где, — прошептал Миша, — у немцев.
Через минуту ребята уже разрабатывали план действий. Надумали так: когда солдаты будут разгружать машины и носить в склад ящики с колбасой и мешки с мукой, они подойдут и скажут: «Господин солдат, дозвольте помочь вам?» Если солдаты разрешат помогать, Володя спрячется среди ящиков, а немцу Миша скажет, что Володя убежал, мать позвала. А там дело простое: как только немцы закроют склад и Володя останется один, он начнет выбрасывать в окошечко колбасу. Часовой не заметит. Он стоит всегда у двери, а окошко с другой стороны, где высокая крапива, там часовых нет. Миша все выброшенное соберет и притащит к кустам на лугу.
Смело задумано, только удастся ли?
Когда к складу подкатили три грузовика, мальчишки уже крутились там. Их заметил долговязый немец в черных очках и поманил к себе пальцем:
— Русский, швабра давай! — Он нагнулся и показал, как метут веником пол. — Пиль, очень много пили.
— Гут! — ответил Миша и помчался домой за веником.
— Ты будешь искать мяу-мяу, — сказал долговязый Володе. — Мишку кушать надо.
Володя сначала не понял, о чем говорит немец.
— Я котом не хочу быть, — запротестовал он. — И мышей жрать не буду.
— Не кот ты, ты сам принесешь кот, — пояснил, улыбаясь, солдат. — А лучше драй кот неси.
Вскоре мальчишки возвратились. Один принес веник, другой — трех тощих кошек в плетеной кошелке.
— Ого! Карашо! — одобрил долговязый. — Теперь надо помогать. Немцам все помогать должны.
Ребята только этого и ждали. Принялись за дело. Мели пол, носили ящики. Пыль стояла столбом. Еще бы! Ребята так трясли мешки из-под табака, что долговязому немцу пришлось выйти из склада за дверь. Солдаты, носившие в склад мешки с мукой и крупой, чихали.
— В бочку лезь, — прошептал Миша. — Я прикрою.
— Лучше в куче мешков. В случае чего — скажу, что заснул по глупости, — также шепотом ответил Володя.
Конечно же, немец спросил через некоторое время:
— Где другой, тот, седой?
— Убежал еще котов ловить, — пояснил Миша.
— Гут, — ответил немец и чихнул. — Генук, запираю.
— Генук, генук, — повторил Миша, что означает по-русски: «Достаточно» — и это немцу понравилось, он улыбался.
— Я люблю детей, у меня три сына, — сказал немец.
Володя, задыхаясь под мешками, слышал, как Миша разговаривал с кладовщиком, слышал, как потом загремели накладки, щелкнул замок, и наступила тишина.
«Ушли», — решил он и вылез из-под мешков.
В складе стоял полумрак. Одна из кошек подбежала к Володе, мурлыча, начала тереться мордой о колени.
Чего только не было в складе: и селедка в бочках, и колбаса на крючьях, чтоб кошки не достали, и ящики консервов!..
Володя снял большущее колесо копченой колбасы и ожесточенно начал жевать. Остатки отдал кошкам. Потом попробовал селедку. Тоже всю не съел. Дал кошкам — не едят.
Наконец на улице стемнело. Володя подошел к окошечку, зарешеченному железными прутьями. Попробовал выбросить банку консервов — не пролезла.
«Буду бросать колбасу и селедку», — решил он. Длинная полукопченая колбаса легко скользнула между прутьями.
— Миша, лови! — шепнул Володя, но ответа не последовало.
«Наверно, боится крапивы и убежал надевать длинные штаны», — решил Володя и, не теряя времени, начал бросать в окошечко колбасу. Потом собрать можно. Все шло хорошо, но неожиданно за стеной, в густой крапиве, началась собачья возня.
Подтащив ящик, Володя глянул в окошечко и чуть не умер со страху: огромный пес тащил длинную колбасину прямо по улице. А за ним, облизываясь, бежали псы поменьше.
«Надо бросать селедку, — решил мальчишка. — Может быть, поедят соленого, захотят пить и убегут».
А товарища все не было. Володя беспокоился.
В углах зелеными огнями светились кошачьи глаза. Сначала было очень страшно. Тряслись руки, волосы шевелились, спина мерзла, потом стало вдруг жарко. Захотелось пить, никогда так не хотелось. Володя обшарил все углы. Нашел большую бутыль. Может быть, вода? Нужно открыть и попробовать на вкус.
Немецкий часовой ходил возле двери, громко топая сапожищами и мурлыча себе под нос какую-то песенку.
Володя потрогал бутыль. В ней соблазнительно забулькало. Пить захотелось еще сильнее. Открыл пробку, понюхал: спирт. «Пьют же люди, не умирают, может, хоть немного утолит жажду». Выпил три глотка из горлышка, губы и язык обожгло как огнем, закусил колбасой и захмелел. Все стало ему казаться не таким, как всегда. Себя он возомнил смелым героем из приключенческого романа, кошек — учеными тиграми, а часового — козявкой. Псы, на которых он только что так злился, теперь в его воображении стали милыми учеными львами. Он выбросил в окно еще три круга колбасы и услышал, как один пес проворчал человеческим голосом: «Давай больше, чего так мало! Шевелись!»
Володя выбросил еще и заикающимся голосом сказал:
— Ешьте, лохматые друзья! Хоть вы и собаки, получше фашистов.
— Есть некогда. Вместе будем есть, а пока давай торопись…
Голова закружилась, и Володя сел на кучу мешков. «Что за чудо, почему собаки заговорили человеческим голосом?» — думал он.
Что было потом, Володя не помнит.
Проснувшись, он сообразил, что произошло. Голова трещит, в желудке словно пожар, горит все. Непонятный стук, приглушенный разговор. Натянув на себя ужасно пахнувший табаком мешок, мальчишка лежал ни жив ни мертв. Табак лез в нос. Нестерпимо хотелось чихать. Он зажал ладонью рот и нос, но не сдержался, чихнул. Получилось кошачье фырканье.
— Опять кот? — услышал он голос немецкого кладовщика.