Детям уже в раннем возрасте внушалась, самая что ни на есть, паталогическая ненависть к обидчикам рода. Корсиканская женщина, у которой убивали мужа, хранила его окровавленное платье до тех пор, пока ее дети не подрастали настолько, что могли понять значение вендетты.
Перед детьми стояла всегда альтернатива: либо вести бесчестную и позорную жизнь, либо стать убийцами, и, преклоняясь перед честью, они обычно выбирали последнее.
Гордые и свободолюбивые, жители Корсики не желали смиряться и на протяжении многих лет вели ожесточенную борьбу с завоевателями. Но особых успехов им удалось добиться только в XYI веке, когда во главе патриотов встал величайший герой Корсики полковник Сампиеро.
Воинственный и мстительный, он обладал могучим умом и являл собой ярчайшее воплощение своей эпохи и своего народа. Он испортил немало крови генуэзцам, и в полную силу те смогли развернуться только после его смерти в 1567 году.
В 1729 году восстание против генуэзцев возглавили главы известных корсиканских кланов Чекальди и Джиофери. Но стоило им только склонить чашу весов в свою пользу, как на Корсику напала Австрия. Боевые действия затянулись на целых три года, и в 1732 году в Корте был подписан мирный договор.
Генуэзцы очень быстро забыли о своих уступках, и эта забывчивость привела к новому восстанию. На стороне Генуи выступила Франция, и к 1741 году Версаль заполучил в свои руки всю Северную Корсику. Но как только началась война за австрийское наследство, французская армия покинула остров.
На этом напасти Корсики не кончились, на остров напала поддержанная Англией Сардиния, и место погибшего в бою Джиафери занял Климент Паоли. Однако роль вождя оказалась ему не по силам, и он предложил на роль лидера нации своего младшего брата Паскуале, который состоял на неополитанской службе.
Оба брата получили прекрасное образование и воспитание. Климент носил рясу священника и имел душу солдата, в то время как Паскуале был по своей природе законодателем и организатором.
29 апреля 1755 года Паскуале Паоли с одобрения национального собрания получил верховную власть. Вскоре против него поднял восстание глава одного из самых влиятельных корсиканских кланов Марио Матра, который горел страстным желанием занять пост главнокомандующего.
Паоли подавил мятеж и принялся за дело. Создав основанную на всеобщих выборах демократическую политическую систему, он принялся за осушение болот, строительство дорог и мостов, разработку новых карьеров и создавание торгового флота.
Конечно, все это было прекрасно, и все же по большому счету речь шла не столько о нововведениях, сколько о сохранении общинного строя. Но как бы там ни было, в своих начинаниях Паоли намного опередил самые развитые страны феодальной Европы, чем привлек к себе внимание всех выдающихся мыслителей восемнадцатого века, которые видели в его деятельнсти воплощение своих идеалов.
«Есть в Европе еще одна страна, — писал восхищенный Жан-Жак Руссо, — способная принять свод законов, это — Корсика. Достоинство, упорство, с какими этот мужественный народ отстоял свою свободу, вполне заслужили того, чтобы какой-нибудь мудрец увековечил ее. Меня не оставляет предчувстие, что когда-нибудь этот маленький остров еще удивит Европу». И не случайно именно женевский мудрец написал для Корсики конституцию, которая так никогда и не нашла своего применения.
Успехи Паоли вызвали озабоченность Генуэзской республики, снова начались боевые действия, и после тяжелых боев Паоли удалось в начале 1764 года отбросить захватчиков к укрепленным позициям на побережье и освободить весь остров.
На помощь итальянцам пришла Франция, благо, что предлог у министра иностранных дел герцога де Шаузеля нашелся быстро. И после того как Паоли приютил на Корсике четыре тысячи иезуитов, которых де Шаузель изгнал из Франции, герцог изобразил благородное негодование и приказал командующему французских экспедицонных войск занять еще несколько корсиканских городов.
Паоли не осталось ничего другого, как подписать соглашение с Франицей, и Аяччо, Кальви, Альгайола, Сан-Фиоренцо и Бастия на четыре года перешли к французам.
Де Шуазель спал и видел, как ему прибрать к рукам весь остров. Через купленного им посланника Корсики в Версале Маттео Буттафоко, он с помощью золота и щедрых обещаний сумел склонить на свою сторону значительную часть влиятельных корсиканских кланов.
О своих далеко идущих планах французский министр молчал и раскрыл свои карты только после того, как Генуя продала права на Корсику Франции…
Через десять лет юный патриот узнает и об этом, поскольку сдержит свое обещание и напишет «Историю Корсики», которая никогда не будет опубликована и принесет ему одни разочарования.
Но все это будет потом, а пока, занятый мыслями о будущей борьбе за свободу, он спешил домой. Наказание за позднее возвращение не пугало его. К ругани и побоям он привык.
К его удивлению, мать и не думала ругаться. Быстро собрав на стол, она ушла в другую комнату, и мальчик услышал ее взволнованный голос.
— Ты не сделаешь этого, Карло!
— Почему ты так думаешь? — с раздраженнием спросил тот.
— Пусть он мне и отчим, но не чужой человек, — все с тем же волнением в голосе отвечала Летиция, — и я не хочу судиться с родственниками!
Мальчик усмехнулся. Как только речь заходила речь о чьем-нибудь наследстве, отец тотчас заявлял о своих правах. Именно так он заполучил Сан-Миниато и Миллели — небольшие поместья рядом с Аяччо, завещанные иезуитам его дальними родственниками.
Впрочем, объяснение тому было. Летиция оказалась далеко не так богата, как это казалось Карло до свадьбы, и все ее состояние — семь тысяч франков — было вложено в земельные участки.
Карло приходилось вести суровую борьбу за существоваание, и он с первого же дня семейной жизни мечтал прибрать к рукам четыре гектара земли и небольшой домик — так до сих пор и не полученное им приданое за Летицию. И он давно бы заполучил их, если бы всякий раз, как только речь заходила о суде, Летиция не отговаривала его от этой не совсем приличной, на ее взгляд, затеи.
— Удивительно! — повысил голос настроенный весьма воинственно Карло. — Судиться с твоими родственниками мне нельзя, а им нас обманывать можно! Как хочешь, Летиция, но мне это надоело! И будь он трижды твой отчим, я начну против него дело!
— Поступай, как знаешь, Карло, — уже сдаваясь, вздохнула Летиция, — только мне все это неприятно…
— А ты думаешь, вся эта возня доставляет радость мне? — уже без сарказма спросил Карло — Но видит Бог, моей вины здесь нет!
— Может, мне еще раз поговорить с ним? — неуверенно предложила Летиция.
— Бесполезно! — махнул рукой Карло. — Впрочем, — после небольшой паузы продолжал он, — попробуй… Но скажи ему, что это действительно в последний раз! Ни на какие уступки я больше не пойду…
— Спасибо, Карло! — звук поцелуя заставил мальчика поморщиться. — Я поговорю с отчимом, а теперь давай выпьем вина!
— Давай! — уже совсем другим голосом ответил довольный восстановленным согласием Карло.
Сидя за бутылкой вина, супруги еще долго о чем-то говорили вполголоса, но Наполеоне уже не слушал их. Куда больше его сейчас занимал… Сенека! И что же натворил этот самый философ, если ему пришлось прятаться от римлян на Корсику?
Большой интерес вызывали у него и прославленные полководцы Гай Марий и Корнелий Сулла, о которых с таким восторгом рассказывал англичанин. Но если они были такими великими, то почему им не удалось покорить Корсику?
Когда в комнате появился довольный окончанием неприятного разговора отец, Наполеоне спросил:
— Кто такой Сенека?
— Сенека?! — перестав от изумления улыбаться и полагая, что он ослышался, переспросил Карло.
— Да, Сенека, — кивнул мальчик, — философ…
Пребывая все в том же недоумении, Карло напряг память и вспомнил кое-что из того, чему его учили в университете.
— Сенека, — не совсем уверенно начал он, — жил в пятом… или в четвертом веке до нашей эры и прославился как воспитатель самого жестокого римского императора Нерона… И, как утверждают историки, он покончил жизнь самоубйством по приказу своего неблагодарного воспитанника…
— А что значит философ? — поинтересовался мальчик.
— Это слово происходит от слова «философия» и означает любовь к мысли. Да, именно так…. Философы создают системы, в которых выражают свое видение мира…
— И что увидел в мире этот самый Сенека? — последовал новый безжалостный вопрос.
— Насколько я помню, — слабо улыбнулся Карло, понимая, что это последнее, на что он может ответить, — он проповедовал презрение к смерти и отказ от страстей… По его мнению, только так можно было обрести истинную свободу, и, если я не ошибаюсь, это направление в философии называется стоицизмом….
Карло замолчал, с тревогой ожидая нового вопроса. Он знал о той неприязни, какую к нему питал сын из-за его предательства Паоли, и ему не хотелось, чтобы тот уличил его еще и в неграмотности. Но на помощь мужу пришла Летиция, поскольку ей надоели все эти заумные рассуждения, из которых она не поняла ни единого слова.
— Все! — решительно проговорила она. — Хватит на сегодня! Завтра займешься своими философами. И не вздумай являться домой так же поздно, как и сегодня. А теперь иди спать!
Пожелав родителям спокойной ночи, Наполеоне отправился в свою комнату, а озадаченный Карло продолжал ломать голову над тем, от кого сын мог услышать имя римского философа, которого на всей Корсике знали от силы три человека. Так и не справившись с этой неразрешимой задачей, он направился в спальню, где его ждала Летиция…
Глава II
Утром мальчик отправился на берег моря, где в небольшом гроте хранил свои сокровища: эполеты, солдатские пуговицы, шомпола, сломанные сабли и найденное в горах ружье.
Целый час он очищал длинное узкое лезвие подаренного ему одним из завсегдатаев таверны старинного кинжала от ржавчины, а затем долго любовался на славу сработанным клинком.