— А ты пробовала?
— Ну что ты! Конечно, нет! — голос миссис Кэрью звучал надменно и презрительно.
— Как же ты можешь знать? — спросила гостья, устало поднимаясь на ноги. — Ну, мне пора идти, дорогая. Я должна встретиться с девочками у Южной станции. Наш поезд отправляется в двенадцать тридцать. Прости, если обидела, — закончила она, целуя на прощание сестру.
— Я не обижаюсь на тебя, Делла, — вздохнула миссис Кэрью, — но если бы ты только могла понять!
Минуту спустя Делла Уэзербай вышла по унылому коридору на улицу. Её лицо, шаги и манера были совершенно непохожи на те, с какими она меньше чем полчаса назад взбегала по лестнице. Вся живость, энергия и радость, казалось бы, бесследно исчезли. С полквартала она едва передвигала ноги, потом неожиданно вскинула голову и сделала глубокий вздох.
«Неделя в этом доме убила бы меня, — содрогнулась она. — Я не верю, что даже сама Поллианна смогла бы там что-либо изменить! И радоваться она могла бы одному — что не должна оставаться навсегда».
Хотя Делла и сомневалась, что Поллианна внесла бы изменения в жизнь миссис Кэрью, однако не успела она добраться до санатория, как на следующий же день помчалась обратно в Бостон, находящийся от неё в пятидесяти милях.
В доме всё было точно так же. Создавалось впечатление, что миссис Кэрью за эти сутки не сдвинулась с места.
— Руфь! — воскликнула она без предисловий, не отвечая на удивлённые приветствия сестры. — Я приехала, и ты должна, хоть разочек, уступить мне! Слушай! Ты можешь заполучить Поллианну, если, конечно, захочешь!
— Не хочу, — холодно и резко парировала миссис Кэрью.
Делла как будто и не слышала.
— Вчера, когда я вернулась обратно, я узнала, что доктор Эймс получил письмо от доктора Чилтона, того самого, который женат на её тёте, я тебе говорила. Из письма ясно, что он собирается на зиму уехать в Германию и жену хочет взять с собой, если сможет убедить её, что с Поллианной ничего за это время не случится. Он хотел на время определить её в интернат, но миссис Чилтон не согласна, поэтому он боится, что она с ним не поедет. Представляешь, Руфь, такая возможность! Я хочу, чтобы ты взяла Поллианну на эту зиму и устроила её здесь поблизости в школу.
— Что за нелепая идея! Мне только ребёнка не хватало!
— Она не будет тебя беспокоить. Ей уже почти тринадцать, и она очень способная.
— Не люблю способных детей, — упрямо возразила миссис Кэрью, но вдруг засмеялась, и оттого, что она засмеялась, младшая сестра с удвоенной энергией стала её уговаривать.
Новизна или неожиданность этой просьбы, а может — история Поллианны каким-то образом коснулись сердца миссис Кэрью, или она не хотела ссориться с сестрой, но, что бы там ни было, через полчаса Делла Уэзербай торопливо покинула её дом, унося с собой согласие на то, что Руфь примет Поллианну к себе на зиму.
— Только запомни, — предупредила её миссис Кэрью, — запомни, что в ту самую минуту, как эта девочка начнёт мне проповедовать, она немедленно отправится к тебе, и тогда делай с ней что хочешь. У меня она не останется.
— Запомню, но об этом я не беспокоюсь, — кивнула на прощание Делла, про себя же подумала: «Половина дела уже сделана. Вторая половина — заполучить Поллианну. Она обязательно должна приехать. Я напишу такое письмо, что они не смогут отказаться».
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
В Белдингсвилле, в один из августовских дней, миссис Чилтон дождалась, когда Поллианна ушла спать, и только тогда решилась поговорить с мужем о письме, которое пришло утром. Ей всё равно пришлось ждать, приёмная доктора была переполнена, а потом ему надо было навестить двух больных, которые жили на окраине, за холмом, и домой он вернулся очень поздно.
Было около десяти часов вечера, когда доктор наконец вошёл в гостиную. При взгляде на жену его усталое лицо озарилось улыбкой, но через мгновение в глазах появилась тревога.
— Полли, милая, что случилось? — встревоженно спросил он.
— Ничего особенного, просто письмо. Я не думала, что ты обо всём узнаешь по одному взгляду на меня.
— Тогда ты не должна выглядеть так, чтоб я мог догадаться, — улыбнулся он. — А что там написано?
Миссис Чилтон задумалась, потом молча взяла лежащее рядом с ней письмо.
— Я лучше прочту тебе, — сказала она. — Это от Деллы Уэзербай из санатория доктора Эймса.
— Хорошо, я весь внимание, — проговорил муж, опускаясь на диван, стоящий рядом со стулом жены, и вытягиваясь во всю длину.
Но жена не стала злоупотреблять его вниманием. Она встала и заботливо укрыла его пушистым пледом. Всего год назад они поженились; теперь ей было сорок два. Иногда казалось, что в этот короткий год она старалась вместить всю любовь и нежность, которые скопились за двадцать лет одиночества и тоски. Так же было и с сорокапятилетним доктором, в воспоминаниях которого тоже жили одиночество и тоска. Но ему оставалось только принимать это внимание. Конечно, он принимал его с радостью, хотя старался быть осторожным и не показывать этого слишком явно. Он сделал открытие, что миссис Полли слишком долго была мисс Полли и легко могла счесть себя навязчивой. Поэтому он только погладил ей руку, когда она лёгким прикосновением поправляла плед.
Наконец и она сама устроилась поудобнее, чтобы прочитать вслух письмо.
«Уважаемая миссис Чилтон, — писала Делла Уэзербай, — шесть раз я начинала писать Вам письмо и каждый раз рвала его. Так вот, в этот раз я решила не начинать совсем, а просто сказать Вам сразу, что мне нужно. Мне нужна Поллианна. Можно мне её получить?
В прошлом марте я познакомилась с Вами и Вашим мужем, когда Вы приезжали за ней, но Вы, наверное, меня не запомнили. Я попросила доктора Эймса, который знает меня очень хорошо, написать Вашему мужу, чтобы Вы не боялись доверить нам Вашу маленькую племянницу.
Я узнала, что Вы с мужем собираетесь поехать в Германию, но Поллианну хотели бы оставить здесь, и вот, набралась дерзости написать Вам. Умоляю Вас, миссис Чилтон, отпустите её к нам! А теперь позвольте объяснить почему.
Моя сестра, миссис Кэрью — одинокая, несчастная женщина. Она живёт в мрачном мире, в который не проникает солнечный свет. Если есть кто-нибудь, кто принёс бы ей лучик солнца, то это Ваша племянница. Не позволите ли Вы ей попробовать? Я бы хотела рассказать Вам, что она сделала здесь, в санатории, но не могу, это надо видеть. Уже давно я поняла, что о Поллианне невозможно рассказать. Когда попытаешься, получается какая-то нудная и назойливая менторша. Но мы с Вами знаем, что она совершенно не такая. Её надо увидеть, пусть уж она говорит за себя. Вот я и хочу дать ей возможность быть самой собой. Она будет ходить в школу, конечно, но в глубине души я надеюсь, что она исцелит израненное сердце моей сестры.
Не знаю, как закончить. Для меня это труднее, чем начать, я совсем не хочу заканчивать это письмо. Я хотела бы говорить и говорить из страха, что если я остановлюсь, то у Вас появится возможность сказать «нет». Если у Вас есть искушение сказать это ужасное слово, не могли бы Вы просто представить, что я всё ещё говорю, убеждая Вас, как мы нуждаемся в Поллианне?
— Ну вот! — воскликнула миссис Чилтон. — Читал ты когда-либо в жизни такое удивительное письмо? Слышал о более нелепой, дикой просьбе?
— Знаешь, я не совсем уверен, — улыбнулся доктор. — Я не думаю, что так уж нелепо хотеть, чтобы рядом была Поллианна.
— Но смотри, что она пишет! Исцелить раненое сердце! Можно подумать, что наша девочка — какое-нибудь лекарство!
Доктор засмеялся, а потом приподнял брови.
— А знаешь, ведь так оно и есть! Я всегда говорил — хорошо бы её прописать и купить, как пачку таблеток. Чарли Эймс рассказывал, что весь год, пока она была там, у них говорили: «Дать дозу Поллианны».
— Дозу! — возмутилась миссис Чилтон.
— Значит, ты не хочешь её пускать?
— Пускать? Конечно, нет! Зачем? Ты думаешь, я позволю ребёнку жить с совершенно незнакомыми людьми? Да ещё с какими! Почему я должна думать, что эта сиделка будет держать её в бутылке с ярлычком и использовать до моего приезда из Германии?
Доктор опять запрокинул голову и сердечно рассмеялся, но только на мгновение. Его лицо совершенно изменилось, когда он сунул руку в карман, чтобы извлечь оттуда письмо.
— А я сегодня получил письмо от доктора Эймса, — сказал он, и в голосе его прозвучало что-то такое, что жена настороженно нахмурилась. — Я думаю, теперь я прочту тебе своё письмо.
«Дорогой Том,
Мисс Делла Уэзербай попросила меня, что-бы я написал ей и её сестре характеристику, что я с радостью выполняю. Я знаю их с детства. Они из старинной знатной семьи, и они благородные леди. По этому поводу вам не нужно беспокоиться.
Их было три сестры — Дорис, Руфь и Делла. Дорис вышла замуж за некоего Джона Кента против желания всей семьи. Кент хорошего рода, но какой-то странный, по-моему, он просто чудак, и с ним неприятно было иметь дело. Он страшно рассердился на Уэзербаев, и между ними не было почти никакой связи, пока не появился ребёнок. Уэзербай обожали маленького Джеймса (они его называли просто Джеми). Когда ему исполнилось четыре года, мать его умерла, и семья приложила все старания, чтобы отец отдал ребёнка им. Неожиданно Кент исчез и увёз мальчика с собой. С тех пор о нём никто не слыхал, хотя его разыскивали по всему миру.
Потеря внука практически убила миссис и мистера Уэзербай, вскоре после этого они умерли. К тому времени Руфь уже овдовела. Фамилия её мужа была Кэрью. Он был очень богат и намного старше её. Кажется, он всего год прожил после свадьбы и оставил её с младенцем сыном, который тоже умер.
Со времени, как исчез маленький Джеми, у Руфи и Деллы осталась единственная цель в жизни — найти его. Они не жалеют денег, перевернули небо и землю, но всё тщетно. Делла стала сестрой милосердия. Она хороший работник и весёлая, исполнительная, разумная девушка, хотя не забывает своего племянника и не упускает ни одной возможности, которая пом