За «Цветочным раем» тянулась череда серых и коричневых полос, расцветка Каллисто пока не впечатляла. Поселок занял внушительный кратер, терраформирование растопило ледяную корку, покрывавшую его долгие спокойные года без человека, на округлых боках спутника. Второй поселок распечатывался в следующем кратере.
Со мной согласовались места постройки, не названия. Я бы ни за что не назвал первое на планете поселение «Цветочным раем», сколько бы зеленых насаждений ни насчитал. Кратер, выбранный для первого поселка, некогда назывался Асгардом. А второй, будущая «Новая Земля», все еще значился на бумагах как Вальхалла. Мы потихоньку подбирались к океану Каллисто. Преобразование считалось завершённым, когда ты мог покорить волну на другой планете.
Мне не удалось покорить даже волну Алины. Голова стучала об угол беседки, отскакивая от ударов её нового Виктора. Я перестал повторять «это же я» и считал удары. В потрескивании костей, моих скуловых и его – в кулаке, – слышалось: «Дурак, дурак, дурак».
А я, дурак, не хотел сознавать, что сам виноват в довольной ухмылке Алины, стоящей надо мной победоносной Герой.
– Каллисто ведь очередная любовница Зевса? – спросила она еще на Земле, – Её потом, вроде бы, в медведицу превратили.
***
Орбитальный лифт возносился к станции. Пять часов скуки в душном экспрессе ничто по сравнению с шестью месяцами сна в стазисной капсуле. Люди в лифте, удерживаемые ремнями в вертикальном положении в углублениях серебристых стен, знакомились друг с другом. Большинство летело до Марса.
Трое со станции отправлялись на Венеру, чему я от души позавидовал. Их ждали пляжи на границе Земли Иштар и равнины Седры.
– Венера потеряла свою индивидуальность, – Алина сморщила нос.
«Конечно, совсем как ты», – с трудом удержался я.
– Даже знаменитые ураганы больше не привлекают туристов.
– Отчего же? – не поверили наши попутчики, – у нас как раз запланирована экскурсия в кратер Бабы-Яги. Там ещё можно увидеть серные облака и молнии.
– Если только там, – махнула рукой Алина.
У ведьмы и оставались силы. Старуха возмущалась переделанной Венере. В чем-то Алина права, Венера утратила свой оранжевый цвет и густоту облаков, висела в космосе точной копией Земли. Голубовато-зелёная, с клоками атмосферных вихрей, спокойных, вполне привычных человеку. Две планеты как отражения в зеркале.
– Иногда я боюсь, что они отомстят нам, – шепнула Алина, заглядывая мне в глаза.
– Туристы? – поинтересовался я.
Я связался с Меркурием, требовал у коллег финансовый план следующей стадии. Без меня им предстояло построить радар солнечных вспышек, улавливающий смертоносную энергию и перерабатывающий её для мирных целей. На дальнюю от Солнца сторону мы возлагали большие надежды.
– Планеты, Витя! – Алина не сдавалась, – Мы столько в них меняем, подчиняем своим прихотям. Они злятся. Я бы злилась.
– Земля привыкла, – пробормотал я, – они тоже привыкнут.
– С Землёй мы вовремя остановились.
Меркурий молчал. Алина нет.
– Мы остановились, Аля, – я поднял голову и заметил, что наши попутчики все как один разглядывают Алину, нарядившуюся в свадебное платье, – потому что научились переделывать другие планеты.
Алина улыбнулась. Улыбка вышла какая-то кривая. Ей не понравился мой тон? Она прекрасно знала, что я не люблю замкнутые пространство, чужих людей и более всего пустые разговоры. А их она вела мастерски. И платье ей совершенно не шло, старомодное, массивное, занимающее половину лифта. И не любила она, когда я называл её Алей.
– Вы совершенно правы, – сказал один из венерианских туристов.
Ему Алина улыбнулась веселее. Решила, что права она. Разумеется.
Лифт несколько раз тряхнуло, шлюз открылся, выпуская толпу в стыковочный коридор станции.
– Станция – фиолетовые огни, внутренние планеты – зеленые огни, пояс астероидов – желтые огни, внешние планеты – синие огни.
Оповещение говорило нежным голосом, повторяло снова и снова на десяти основных языках. Основными считались те языки, на которых говорили работники станции. Из них я знал три и полагал, что их вполне достаточно, чтобы все всё поняли. Алинка побежала в начало очереди синих огней, космоагентство предоставило нам специальные браслеты. Мы элитные туристы, отвалившие изрядную сумму за эту самую элитность.
После Алина дулась на меня. Я не захотел целоваться в скафандрах. Она осталась без селфи над Марсом. Брачная церемония прошла скромно. Алина в белом платье, мерцающие звезды позади голограммы сотрудника ЗАГСа, с умиленным выражением, выслушивающим наши «да». Кольца и шампанское от молчаливого робота.
Фанфары рева моей новоиспеченной жены.
Я подарил корабельному врачу упаковку старинных кубинских сигар для его коллекции неправильного образа жизни. Он выписал мне справку, в которой размашистая электронная подпись стояла под диагнозом «клаустрофобия». Клаустрофобия у меня появилась внезапно. Именно в этом полёте, дорогая. Ну что ты плачешь, любимая? Посмотри, все звёзды – свидетели нашего счастья!
– Зачем я купила помаду «Марсианский закат»? – яд выплескивался из Алины тонкими шипящими струйками.
– Действительно зачем? У тебя же есть «Марсианский рассвет». Она тоже красная.
Обида выросла до размеров Юпитера. Алина отвернулась, когда я послал ей воздушный поцелуй перед погружением в стазисную капсулу. Физиологический раствор заполнял узкий саркофаг. Я закрыл глаза и внезапно услышал пожелание захлебнуться от моей возлюбленной.
Определенно, Алине нужно на Венеру. В кратер Бабы Яги.
***
На Каллисто мне отчаянно хотелось пива. Разумеется, в элитном поселке «Цветочный рай» пива не подавали, здесь подобные напитки считались немодными. То ли дело четырех ярусные коктейли с непонятными желейными сердцевинами, смешением вкусов и непробиваемой коркой льда сверху.
– Пригодился бы ледокол, – пробурчал я, впервые получив в баре порцию коктейля бесплатно. Всё на Каллисто было бесплатным, ведь мы уже заплатили баснословные суммы за право считаться гражданами инопланетного рая.
Разочаровавшись в местном сервисе, я вывел перед глазами отчет по Меркурию и стал вносить коррективы.
– Не знаю, что такое ледокол, – Алина, уже одетая по последнему слову моды «Цветочного рая» в полупрозрачные одежды, заказала себе ядовито-зеленую жидкость под названием «Неоновый демон».
– Корабль такой, по морям северным ходил. Наши такие снабжали, установки ставили, модульные. Не смотрела архивы, что ли?
– Не знаю, – повторила она и расправилась с коктейлем в одно мгновение, – Ты опять работаешь? Пей лучше.
Кажется, я даже ей что-то ответил, но ответ утонул в её громком стоне:
– Мммм, – лицо Алинки вытянулось, зрачки расширились, она дернулась, закатила глаза, – коктейль с сюрпризом.
Подо льдом обнаружилась смесь, вызывающая череду нервных импульсов, которые будоражили тот или иной центр мозга. Судя по Алине, «Неоновый демон» затрагивал септальную область, прилегающую к мозолистому телу – центр удовольствия в мозге. Я вызвал из барной стойки меню. Так и есть. Описание коктейля подтвердило мои догадки.
Я пробился сквозь лед, всхлипнул трубочкой, губы обожгло.
– Гадость редкостная, – просипел я, глядя на Алину, но глаза заволокло темнотой, через неё пробивался отчет и розовое сияние искусственного солнца.
Я не сразу осознал, что именно происходит: кто-то накрыл мне глаза руками, переплел пальцы. Маленькие закаты между тонкими пальцами сбили стройные ряды цифр, отчет растаял.
– Отгадай кто? – шепот пощекотал ухо.
– Я пытаюсь работать, Алина, – возмутился я, – убери руки.
Меркурий капризничал, судя по данным, крошечная планета отчаянно боролась за независимость, защитные экраны летели один за другим, выходила из строя система охлаждения. « Свободу нужно продавать задорого» , – говаривал мой отец, – « за бесценок она никому не нужна» . С базы, наконец, присылали новые чертежи, губы все еще жгло, а Алине вздумалось поиграть.
– Не отгадал! – рассмеялась она и наклонилась ближе. Щеки коснулась мягкая шелковистая ткань. Я вдохнул знакомый аромат, которому не место на Каллисто.
– Невозможно, – выдохнул я, забыв об отчетах и капризах Меркурия. Пальцы медленно расплелись, закаты сменились ярчайшим восходом, медный костер волос вспыхнул десятками искр.
– Кэт!
Её пожар я оставил на Земле. Он медленно угасал, лишенный свободы и воспоминаний, без права покинуть зеленые мшистые стены Зоны отдыха.
– Тебя же списали?!
– Как я могу оставить тебя? Ты обещал, что мы всегда будем вместе.
***
Прохлада амниотический жидкости расслабляла, вытесняла ненужные эмоции. Сквозь наплывающий сон я услышал ойканье Алины. Она боялась уколов. Бабочка крохотного шприца наводила на неё ужас. Теперь уже я позлорадствовал: нечего желать мне смерти. И уснул.
Сновидения я разделил на три этапа по числу проведённых в полёте месяцев. Первый этап – чернота. Я выспался как никогда в жизни. На Земле сну выделялось от силы два часа. Ведь меня подгонял Меркурий, требовали постоянные клиенты с Марса, будила Алина со своими идеями грандиозной свадьбы в космосе, тормошили родители с очередным планом дома с башенкой. У мамы бзик на башенки. У папы на флигель в виде дракона.
Приходилось посещать Зоны Отдыха, где чужие приятные сновидения сдавались в аренду на пятнадцать – двадцать минут за приемлемую цену. От них организм отдыхал полноценнее, чем от собственных рождаемых тревогой и эмоциями снов. У «Заслона» был договор с одной из Зон. У меня – любимая сновидица Катя. Алина о ней не знала, она, ярая противница чужих снов, кричала бы долго и пронзительно от одного упоминания о моем постоянном членстве в Зоне Отдыха. К тому же они так отличались, Алина и Катя, как материя и антиматерия. Свести их вместе – устроить взрыв.
У Кэт, она сама попросила называть её так, и мне понравилось, роскошная фигура, с покатыми бедрами и нежными плечами. И цвет волос то ли каштановый, то ли медный, вызывающий приятные воспоминания о первых годах работы в "Заслоне". Она мало разговаривала, зато видела потрясающие сны. Работники Зоны говорили, что у нас гармония сознаний. Из нас бы вышла пара. Если бы Кэт не принадлежала Зоне Отдыха на правах собственности. Если бы я не выбрал Алину.