Двадцать шестое брюмера[102]
В канун президентских выборов значительно активизировались СМИ олигархов — под различными предлогами обсуждали темы фактической безальтернативности выборов, рассуждали о неравных пропагандистских и агитационных возможностях кандидатов, выражали якобы обеспокоенность низкой явкой и протестным голосованием «против всех кандидатов» — а на самом деле фактически программировали избирателей на такие формы протеста в целях дестабилизации общей обстановки.
Обеспокоенность руководства страны возможным срывом и переносом выборов — либо их проведением в два тура была видна в Обращении и. о. президента Путина к населению, выступлении по телевидению Патриарха всея Руси Алексия II, высказываниях других общественных деятелей. Не меньшая озабоченность наблюдалась и в связи с возможными терактами в ходе голосования на территории Чечни. Поводом для аннулирования итогов голосования могли стать нарушения закона о выборах, неравномерное распределение агитационно-пропагандистских возможностей между кандидатами, а также обнародование новых данных об имуществе и фактических доходах некоторых из них.
Не было недостатка в пророчествах и прогнозах. Большинство из них предрекали победу Путина уже в первом туре, хотя в последнюю неделю перед голосованием все больше стало прогнозов о неизбежности второго тура, в котором должны состязаться Путин и Зюганов.[103] Например, достаточно авторитетное агентство АРПИ опубликовало в канун выборов такой прогноз:
«Путин наберет в первом туре 48,4 процента голосов, Зюганов — 28, Явлинский — 9, Титов и Тулеев — 2, остальные кандидаты один процент, а против всех проголосуют 4,6 процента избирателей. О неизбежности второго тура заговорили «Независимая газета», журналы «Эксперт», «Итоги», другие СМИ «Мост-медиа».
Ясно, что олигархические кланы и обслуживающие их СМИ хотели бы осложнить победу Путина, показать ему, что без их помощи и финансов он не сможет финишировать успешно, — а, следовательно, должен связать себя некими обязательствами перед ними.
С другой стороны, наблюдатели выражали озабоченность чересчур легкой и быстрой победой Путина уже в первом туре, что, по их мнению, приведет к эйфории «всенародно избранного», из-за которой он перестанет считаться в дальнейшем с любыми группами российской политической элиты и будет проводить авторитарный курс.
Однако опасения срыва выборов из-за низкой явки оказались беспочвенными. Активность избирателей превзошла показатели парламентской кампании.
Многие СМИ и наблюдатели вновь озаботились вопросом: зачем большинство аутсайдеров (Тулеев, Говорухин, Титов, Памфилова, Подберезкин, Скуратов, Джабраилов) все же участвуют в президентской гонке, если сами отчетливо осознают, что шансы их ничтожны? Ответ на этот сакраментальный и, казалось бы, риторический вопрос носит принципиальный характер. По стандартам западной демократии президент традиционно предлагает своим проигравшим соперникам некоторые посты в правительстве, а лидер № 2 обычно становится вице-президентом. Будет ли Путин приверженцем такой схемы — или же поведет себя как большинство диктаторов? — это выяснилось после формирования нового состава Кабинета министров. Как и Ельцин в 1996 году, Путин не предложил Зюганову никакой должности, хотя еще до окончательного подсчета голосов заявлял, что все кандидаты, участвовавшие в президентских выборах, могут рассчитывать на получение в правительстве соответствующих их устремлениям постов. Например, А. Тулеев[104] еще в ходе президентской кампании 1996 году откровенно заявлял: его административно-хозяйственный опыт позволяет ему стать премьер-министром (или соглашался с подобными утверждениями журналистов).
Элла Памфилова[105] уже была министром по социальным вопросам, причем результаты ее деятельности на этом посту единодушно признаны нулевыми.
Гипер-тщеславием отличается А. Подберезкин, который неоднократно заявлял, что был и остается «тайным советником вождей». Ю. Скуратов[106] жаждал не столько разоблачений коррупционеров, сколько собственной реабилитации — для чего требуется сколь-нибудь значимый пост в правительстве, чтобы «не потерять превышения», как выражаются госчиновники.
Итоги выборов показали, что достаточно формальная борьба велась лишь между тремя кандидатами — Путиным, Зюгановым и Явлинским.[107] Впервые в российской истории исход выборов был предсказан за несколько месяцев до их проведения: президентом станет Путин, в полном соответствии с выбором, сделанным Ельциным и его окружением. Некоторые СМИ, не решаясь сказать об этом открыто, предпочли иносказательную форму: например, коллаж на обложке журнала «Коммерсантъ-Власть» в виде матрешки: снимая верхнюю фигуру Путина, под ней мы обнаруживаем фигуру Ельцина. Получается, что задолго до того, как народ сделал свой выбор, этот выбор был продиктован уходящим в добровольную отставку Ельциным. В этом смысле минувшие выборы оказались безальтернативными, тем более, что большинство претендентов — явно декоративные фигуры — лишь изображали якобы соперников действующему и.о. и премьеру. Показательно и заявление Ельцина на избирательном участке: «Все ждут перемен. Но главный курс останется прежним!» Такая уверенность экс-президента свидетельствует скорее всего о том, что Путин в свое время дал, а теперь и подтвердил гарантии незыблемости магистрального курса государства.
При этом наблюдатели отмечают некоторый рост числа сторонников Зюганова и беспрецедентные пропагандистские усилия Явлинского, которого группа кандидатов обвинила в существенном превышении средств избирательного фонда, а Жириновский[108] прямо заявил о том, что «американцы дали Явлинскому 50 млн долларов». Объективности ради надо отметить, что Явлинский действительно во много раз чаще появлялся на всех телеканалах, чем все остальные кандидаты, вместе взятые. Это можно истолковать как отчаянную попытку российских «младодемократов» и их зарубежных сторонников реанимировать отринутые обществом либеральные ценности, выдвинуть якобы единого кандидата, доказать западным спонсорам свою собственную значимость в российской политической жизни. Фактически «новая эпоха», о которой сказал Путин в своем Обращении к избирателям, началась с поражения правых и демократов, с отрицания обществом десятилетнего тупика псевдо-демократии.
Тем не менее, представители этих сил предпринимали настойчивые попытки «обротать» будущего президента, привлечь его внимание к своим «советам» и «наказам» ему. Например, экс-министр Е. Ясин,[109] директор института экономики, настоятельно рекомендовал Путину продолжить ельцинский курс на рыночную экономику и демократию, но избегать «корыстного влияния президентского окружения» при проведении реформ, дистанцироваться от олигархов и семьи.
Показательно, что самой первой зарубежной реакцией на предварительные итоги выборов (когда стало известно, что Путин получил более 52 процентов голосов) было высказывание госсекретаря США М. Олбрайт, которая повторила, что «Путин — человек, с которым можно иметь дело, прагматичный, умный, молодой». Несомненно, что это явная «отмашка» всем западным лидерам: как им следует реагировать на «всенародно избранного» Президента РФ.
Есть основания полагать, что в долгосрочной перспективе США и Запад не столь искренне поддерживают нового Президента РФ. В преддверии выборов стало известно, что администрацией США создана специальная группа экспертов по России, цель которой — выработать долгосрочную стратегию взаимодействия Америки и РФ на ближайшие 8 лет. Исключительная ставка Клинтона на контакты с Ельциным была признана ошибочной, вследствие чего «имидж США в России сильно испорчен из-за неудавшихся реформ», проведенных по американским рекомендациям. Группа рекомендовала в ближайшее время поддерживать американо-российские контакты преимущественно на региональном уровне, с лидерами регионов, а также с различными политическими силами в России. Американские эксперты полагают, что в ближайшие полтора-два года радикальная реформа Федерации вряд ли возможна в России, и внутриполитический ландшафт не изменится.
По сведениям из российских банковских кругов, фондовый и валютный рынок отреагировал на итоги «скоростных» выборов в целом положительно: выросли котировки российских акций, укрепился курс рубля, и эта тенденция оказалась устойчивой. Отсюда можно сделать вывод: деловые круги РФ и зарубежные инвесторы связывают именно с Путиным свои надежды на стабилизацию всей внутренней обстановки, что является важнейшей предпосылкой для роста деловой активности.
Особые тревоги правительство и и.о. испытывали в связи с проведением выборов в освобожденных районах Чечни. Там проголосовали 452 тысячи человек, что соответствует прежней численности населения одного лишь Грозного. Избиратели, принявшие участие в выборах, единодушно заявили, что видят свою республику только в составе России. Многие СМИ скептически восприняли такие сообщения, полагая, что в выборах на территории Чечни не приняло участия подавляющее большинство населения, а «единодушная поддержка» обеспечена голосованием одних лишь российских военнослужащих.
Наблюдатели подчеркивают, что население республик Северного Кавказа проголосовало за Путина с большей активностью, чем в целом по России. Например, в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии за Путина отдали свои голоса от 60 до 80 процентов проголосовавших. Таким образом, один из положительных факторов чеченской военной кампании заключается в том, что «виноградные республики» наконец осознали всю потенциальную опасность для собственного суверенитета, которая исходила из мятежной Ичкерии и от международных террористов.
Показателен и тот факт, что только половина москвичей отдала свои голоса в пользу Путина, несмотря на его жесты и комплименты, сделанные накануне в сторону Ю. Лужкова.[110] В день выборов Лужков например, вновь заявил о том, что «нам не нужны революционные потрясения, нужно отвыкать от конфронтации и находить согласие». Однако такое голосование москвичей объясняется не только более высокой степенью их политической зрелости. Настороженная реакция жителей столицы связана и с опасениями гипотетической бесконтрольности легитимно избранного президента, наделенного в силу некорректируемой Конституции РФ почти безграничными полномочиями, и с «установками», отданными либерал-демократическим, правым, олигархическим кругам — осложнить победу Путина и провести выборы в два тура.
В семи регионах России параллельно с президентскими проходили губернаторские выборы. Их результаты тоже не принесли неожиданностей, — повсеместно избраны на новый срок действующие губернаторы. Успеху сопутствовал комплекс факторов: народ устал от бесконечных выборов, не верит предвыборным декларациям малоизвестных политиков, предпочитает стабильность и предсказуемость власти, а действующие главы администраций используют весь арсенал имеющихся в их распоряжении средств массового воздействия на электорат — в свою пользу и против конкурентов.
То же самое можно сказать и о кампании Путина. Объективно он находился как действующий глава государства и правительства в выигрышном положении по сравнению со всеми маломощными политическими фигурами. Это позволило избежать проведения собственно избирательной кампании и сократить значительные средства на агитацию, поскольку многие часы эфирного времени электронных СМИ и множество информационных поводов, создаваемых непосредственной деятельностью и.о., и без того обеспечили ему немаловажное преимущество: вся государственная машина России работала на его имидж.
Один из итогов минувших выборов наверняка больно ударил по самолюбию Путина — процент голосовавших «против всех». То есть, и против него лично. Число участников протестного голосования устойчиво держится в пределах 2–3 процентов во время как парламентских, так и президентских выборов, а это — миллионы человек. В принципе, данный феномен заслуживает очень серьезного изучения и внимания прежде всего со стороны властных структур. В отличие от аполитичных нигилистов, которые игнорируют собственное право выбора, голосующие «против всех» политически активны — они идут на избирательный участок, чтобы показать: среди предложенных кандидатур нет ни одной, достойной их голоса. Социологи считают, что в основном это люди в возрасте около 50 лет, разуверившиеся в любых реформах и любых правителях, выброшенные на обочину жизни и не верящие в возможность улучшения собственной судьбы. Устойчивый рост этой категории таит в себе серьезную опасность социально-политической конфронтации в обществе.
В отличие от парламентской, президентская кампания в России была значительно чище — без столь массового «компромата» и грязных технологий. Однако фактически не было и предвыборных теледебатов, а те легкие пикировки, которые имели место, носили характер телешоу, или инсценировки. Показательно, что Путин уклонился от настойчивых предложений вступить в публичные прения. Причин тому несколько — некоторая неопытность Путина как публичного политика, отсутствие готовой внятной и убедительной программы действий, а может, и присущие ему сдержанность и осторожность.
Путин был избран практически без обнародования сколь-нибудь конкретной экономической программы. Это симптоматичный аванс общества, выданный ему. Если избранник в ближайшее время не приступит к радикальным преобразованиям в обществе и экономике, общество сочтет его временщиком. Как справедливо подметили некоторые журналы и газеты, и. о. преподнес обществу в качестве своей программы действий набор давно прописанных в действующей Конституции прав каждого гражданина — на достойную жизнь, работу, справедливую оплату своего труда, достойную старость и т. д. Осталось неясным самое главное: как, каким именно образом президент собирается осуществлять эти общеизвестные конституционные права, которые игнорируются властями предержащими уже более 15 лет?
Можно констатировать, что россияне вновь проголосовали «сердцем», а не разумом. Возобладало всеобщее желание перемен, а не анализ 10–12 конкретных альтернативных программ. То есть, выбрали человека, а не способ производства, малоизвестную, но активную личность, а не набор средств вывода страны из затяжного кризиса, поверили самым обтекаемым и, по сути, универсальным формулировкам, а не конструктивной объединяющей большинство слоев общества идее (идеологии).
Несмотря на оптимистичные заверения М. Касьянова и других чиновников правительства о подъеме российской экономики, о том, что страна и дальше сможет обходиться без западных кредитов и инвестиций (что носило тоже выраженный характер предвыборной риторики в пользу единственного кандидата), более объективный анализ показывает, что относительное благополучие, или отсутствие макроэкономических потрясений, было обусловлено в первом квартале и полугодии 2000 года исключительно благоприятной конъюнктурой мировых цен на нефть, тем не менее в России продолжается ползучий рост цен на товары и услуги, тарифов и пошлин. Чеченская война по-прежнему далека от победоносного завершения — она перешла в партизанскую, когда боевики мелкими группами действуют в тылу федеральных сил и в горно-лесистой местности. Увеличивается число аналитиков-пессимистов, считающих, что к концу 2000 года Путину придется столкнуться с новым финансово-экономическим кризисом, а в случае новой серии терактов со стороны чеченских экстремистов — ввести чрезвычайное положение.
Путин уже в третий раз вступал в свои «100 дней» (сперва как премьер-министр, затем как и.о. президента и — как избранный президент). В третий раз ему предстояло столкнуться с множеством конкретных проблем: как на деле приступить к восстановлению всего разрушенного в Чечне; производить новые выплаты по внешним долгам; выполнить уже данные обещания по выплате зарплат, пенсий, пособий. Несмотря на то, что новый Кабинет министров сформирован, многие наблюдатели назвали его временным, или «техническим», потому, что подлинное формирование состоится позднее. И тогда правительству вновь потребуется некий «организационный период» для выработки не только стратегии, но и тактики — иначе это будет все та же «пожарная команда», работающая по сиюминутным, оперативным проблемам: новый раунд объяснений с ПАСЕ, саммит на Окинаве, переговоры с США по группе проблем — от СНВ-3 до ревизии Договора о Противоракетной обороне (ПРО). Придется начинать некую акцию по борьбе с коррупцией и оргпреступностью, проводить кадровые перестановки в МО РФ, МВД и других ведомствах, преодолевать кадровую однобокость — ставку на «питерское землячество».
Из многочисленных уже прозвучавших в прессе и публичных выступлениях прогнозов: как именно поведет себя Путин-президент в исключительно сложной ситуации, какую именно стратегию государственного реформирования он выберет, эксперты обращают внимание на следующую модель. Оптимальной представляется деголлевская модель управления, предусматривающая стремительную модернизацию государственных институтов и экономики в сочетании с режимом личной власти и управляемой демократии. Обеспечить политическую стабильность в обществе можно лишь в том случае, если высшая полномочная власть страны будет реально представлять и отстаивать интересы народа.
В зеркале зарубежных оценок
Директор ЦРУ Джордж Тенет (из выступления перед комитетом по разведке сената США 26.01.2000):
«Сегодня мы живем в пост-ельцинскую эру, и новый президент окажется перед трудным выбором. Ему придется ответить на три фундаментальных вопроса.
Первый: направит ли он Россию по пути укрепления молодой демократии, или же бытующая в обществе тоска по твердой руке и порядку заставит его замедлить темпы движения вперед либо вовсе повернуть вспять?
Второй: постарается ли он добиться консенсуса по поводу ускорения экономических реформ и активизации усилий по вхождению в мировую экономику — за что выступают некоторые российские деятели — или же для решения экономических задач постарается опереться на жесткое государственное регулирование?
И, наконец, отдаст ли Москва предпочтение партнерским отношениям с Западом, или антизападные настроения будут продолжать расти, и Россия в конце концов станет изолированной, разочарованной и враждебной? Это повышает риск случайного конфликта, который может быть очень опасен, поскольку Россия в своей новой оборонной доктрине все больше опирается на ядерное оружие, что отражено в недавно обнародованной концепции национальной безопасности.
Как показывают сами эти вопросы, новый российский президент унаследует страну, где еще многое предстоит сделать, чтобы трансформировать экономику, позволить укорениться демократии и взять твердый внешнеполитический курс для обеспечения этих целей.
В долгосрочной перспективе новому российскому президенту придется стабилизировать политическую ситуацию настолько, чтобы можно было перейти к решению структурных проблем экономики России. Он также должен быть готов столкнуться с проблемами преступности и коррупции, которые препятствуют иностранным инвестициям».
Газета «Монд»:
«Путин олицетворяет собой продукт эпохи».
Энтони Блэр, премьер-министр Великобритании:
«Он в высшей степени разумен и точно знает, чего хочет добиться в России. Победив в первом туре, Путин добился главной цели: не быть обязанным олигархическим группам, которые в 1996 году фактически поставили на колени Ельцина, после чего олигархи фактически управляли страной. Это привело к резкому ослаблению государственной власти в стране. Путин сегодня получил возможность консолидировать власть и восстановить властную вертикаль, восстановить административные ресурсы».
Генеральный секретарь НАТО Д. Робертсон:
«Мы приветствуем стремление Путина к сотрудничеству России с НАТО. Нужно развивать механизмы этого сотрудничества, налаживания постоянного диалога во имя стабильности в Европе».
Ю. Левада, ВЦИОМ:
— Если суммировать большинство зарубежных оценок результата президентских выборов в России, то можно сказать, что Путин — это зеркало, в котором каждый избиратель видел то, что хотел видеть. «Бывший офицер КГБ с уверенной походкой и застенчивой улыбкой, жесткий администратор с обезоруживающей простотой, реформатор-рыночник, желающий усилить государственный контроль за этим самым рынком, трогательный отец, который управляет реактивным самолетом и использует в речи казарменные выражения. Энергичность Путина, умение себя вести и открытость (на самом деле — закрытость!), производят благоприятное впечатление на западных лидеров, встречавшихся с ним».
К. Кокс, конгрессмен США:
— Голосование во время президентских выборов проходило в демократической и свободной обстановке. Ближайший период покажет, кто Путин на самом деле — демократ или же придерживается других взглядов.
П. Франк, профессор Эссекского университета:
— Перемены в России будут происходить по двум важнейшим для ее будущего направлениям: продолжение экономических реформ с целью реально поднять благосостояние народа — и восстановление мощи и авторитета страны на международной арене. Путин — прагматик, который не обещает мгновенных чудес.
Д. Ллойд, шеф бюро «Файненшл таймс» и консультант британского Центра международной политики:
— У России и мира есть определенные шансы на повторение прошлого, возврата к «холодной войне», причем при гораздо меньшем уровне стратегической стабильности, чем был в биполярном мире. Россию Владимира Путина нужно ангажировать, вовлекать в диалог с Западом, не оставляя наедине с собой и своими психологическими комплексами. Политическая неопытность Путина как неофита на политических подмостках осознается им самим. Но Путин представляет собой достойный объект для психологической обработки и внушения (!). Каким бы сформировавшимся профессионалом от госбезопасности он ни был, как политик он во многом еще незаполненная тетрадь для конспектов, сопротивляющийся, но еще поддающийся формовке материал (выделено нами — Авт.). Однако нового Михаила Горбачева из него не получится.
Г. Уоллер, эксперт компании «Петролеум Эдвистри Форум»:
— В России сейчас намного больше возможностей для продвижения экономических реформ, чем в 90-х годах. Путин понимает, что для решения экономических проблем нужно привлекать иностранные инвестиции. И у Путина есть для этого поддержка Государственной думы.
Газета «Файненшл таймс»:
— У Путина есть прочный фундамент для реформ — цены на нефть высоки, рубль стабилен, доходы государства пошли вверх, как пошел вверх и рынок ценных бумаг. Путин может достичь чрезвычайно значительного прогресса на этом благоприятном фоне.
Путину нужны инвестиции в реальный сектор экономики. Модернизация экономики требуется прежде всего для того, чтобы создать равные конкурентные условия для всех субъектов хозяйствования. Но граждане предпочитают хранить средства в чулке, а олигархи — за рубежом. У Путина есть один ресурс — мобилизовать государственный аппарат, наладить контроль за исполнением президентских декретов и законов страны. Аналитики считают, что госаппарат — единственная сила в России, способная бросить вызов олигархам. Для последних Путин приготовил и пряник, и кнут. Если не удастся заинтересовать олигархов в инвестировании, будет использована классовая вражда к ним, которая глубоко укоренилась в массовом сознании.
При Путине должен произойти переход от хаотичного демократического прошлого к демократии упорядоченной и законной. Среди его приоритетов провозглашена борьба с преступностью и коррупцией.
Газета «Уолл-стрит джорнел»:
— Для «медленных инвестиций» в Россию после избрания Путина нужно только одно — утверждение нового Кабинета министров РФ.
Антонио Гуэрра, итальянский политолог:
— В России происходит возрождение национального самосознания и национальной гордости, которое сконцентрировалось в фигуре Путина. Западу следует исходить из того, что родилась новая Россия.
Сунь Юйси, официальный представитель МИД КНР:
— В КНР восприняли итоги президентских выборов в России как отражение воли и ожиданий широких слоев населения РФ. Мы уверены в том, что китайско-российские отношения будут плодотворно развиваться. По социологическим опросам, более 80 процентов китайцев положительно оценивают нынешнее состояние китайско-российских отношений и уверены в перспективах их развития.
Из книги «Железная рука Путина» (Пекин), вышедшей в канун президентских выборов в России:
«Путин пришел в тот момент, когда Россия на переломе: множество проблем сплелось воедино. Путин столкнулся с беспрецедентными вызовами, но своей твердой волей и железной рукой он должен добиться победы… Оценки экспертов оптимистичны и предсказывают России стабилизацию и быстрый экономический рост, правда, в отдаленной перспективе. Путин хочет еще больше укрепить отношения Москвы с Пекином».
Боимся ли мы авторитаризма
«Владимир Владимирович Путин для нас — «черный ящик», мы не знаем тех установок, которыми он руководствуется, и тех действий, которые он может предпринять…»
Эти слова были сказаны вице-президентом холдинга «Медиа-Мост» Игорем Малашенко[111] за три месяца до выборов. Теперь, когда ВВП стал законно избранным президентом, общество по-прежнему остается в тревожном ожидании: что же готовит нам «черный ящик»?
И напрасно главный редактор «Независимой газеты» Виталий Третьяков[112] убеждает в том, что Путин давным-давно перестал быть загадкой. Те доказательства, которыми Третьяков пытается подкрепить свое утверждение, в значительной степени основаны либо на чисто декларативных заявлениях самого Путина, либо на весьма туманных теоретических построениях, имеющихся в псевдо-программной статье «Россия на рубеже тысячелетий». В основе статьи лежит далеко не новая мысль о том, что страна нуждается в сильной государственной власти и должна иметь ее. Судя по тому, что статья в принципе посвящена формированию общенациональной стратегии возрождения России, руку к ней приложил кто-то из Центра стратегического развития, возглавляемого Германом Грефом. Центр разрабатывал для Путина комплексную программу развития страны (в том числе и программу экономического роста) на ближайшие 10–15 лет. По идее, программу следовало бы подготовить к президентским выборам, но и по сей день мы имеем приблизительное представление только об ее самых основных положениях. Сам Греф по образованию юрист, а по практическому опыту — менеджер, связанный с управлением госимуществом на разных уровнях — от районного до федерального.
Впрочем, о принадлежности разработчиков программы к той или иной экономической школе можно говорить лишь условно, поскольку из разных источников известно только то, что в работе ЦСР принимают участие «известные экономисты-либералы Е. Гайдар[113] и Е. Ясин» (по ведениям немецкой газеты «Зюддойче цайтунг»), а также представители других экономических направлений, — директор института экономики РАН Л. Абалкин,[114] директор Института проблем рынка РАН Н. Петраков,[115] директор ЦЭМИ РАН В. Макаров,[116] директор Института государства и права РАН Б. Топорнин,[117] руководитель Центра развития С. Алексашенко, замдиректора ИМЭМО РАН С. Благоволин.
Итак, разработкой экономической стратегии России занимаются представители самых разных, порой диаметрально противоположных экономических воззрений. Что же из этого получится в итоге? С экономикой «по Гайдару» мы познакомились, как нельзя лучше, — на собственной шкуре. Теперь парламентарии всех созывов немало времени тратят на то, чтобы решить, каким образом возместить населению ущерб, нанесенный ему экономическими новациями Гайдара. Ясин воплощал в жизнь идеи либеральной экономики в течение нескольких лет, занимая посты министра экономики, министра-без-портфеля[118] и т. п. С экономикой Абалкина страна жила в последние годы «эпохи социализма», и тоже не видела ничего хорошего. Алексашенко вместе с Дубининым[119] и Кириенко[120] целенаправленно вел Россию к кризису 17 августа 1998 года. Скорее всего, программа Путина будет составлена на манер лоскутного одеяла: одно делать по Абалкину, другое — по Гайдару, третье — по Петракову, четвертое — по Глазьеву, пятое — по Илларионову и т. д.
Поневоле возникает мысль, что заказчик (В. Путин) сам еще не определился: что именно он будет делать с российской экономикой. И в этом, по всей вероятности, лежит причина столь долгой задержки не только с обнародованием экономической программы, но и самых общих основных стратегических направлений развития страны на дальнюю, среднесрочную или, хотя бы, на ближайшую перспективу. И пока президент окончательно не определится, в каком направлении ему следует идти, он будет оставаться загадкой, «черным ящиком», «белым листом» и для своего народа, и для всего мирового сообщества.
Однако В. Путину следует иметь в виду, что бесконечно играть в «таинственность и загадочность» нельзя. Безуспешные попытки разгадать загадку могут, в конце концов, завершиться всеобщим разочарованием и убеждением в том, что никакой загадки вовсе нет и не было, а есть лишь обман и неспособность президента к каким-либо самостоятельным действиям, тем более — к радикальным переменам. Что он, как утверждали его конкуренты во время предвыборной кампании, в самом деле приведен к власти в качестве «хранителя ельцинского семейного очага», продолжателя «ельцинизма без Ельцина». Что в стране по-прежнему будут править бал березовские, абрамовичи, чубайсы, волошины, дьяченки, мамуты и фридманы.
Следуя китайской мудрости: о сильном правителе ничего неизвестно, Путин не спешил раскрываться. И как показало время, делал абсолютно правильно. Он практически не растерял сторонников, даже несмотря на отдельные серьезные неудачи в чеченской кампании, на то, что не дал практически ни одного конкретного ответа на вопросы журналистов относительно своей будущей экономической политики, отношениях с олигархами, принадлежности к «семье», своем видении будущего политического устройства России, ее месте в мировом сообществе. То есть, нельзя сказать, что все вопросы оставались без ответов, но ответы были настолько декларативными и неоднозначными, что могли интерпретироваться хоть так, хоть этак, в зависимости от того, кто и что хотел услышать. Правые (Гайдар, Кириенко и пр.) видят в Путине либерала-реформатора, последовательного продолжателя гайдаровских рыночных реформ. Левые считают его сторонником жесткого государственного регулирования. Как это ни парадоксально, но и те, и другие пока имеют все основания для своих заключений.
Политические и экономические аналитики — как российские, так и зарубежные — пытаются угадать, какую страну Путин может выбрать в качестве образца для подражания: будет ли это пиночетовская Чили, послевоенная Япония, Мексика с Институционно-революционной партией у власти или нынешний Китай с его рыночной экономикой и ограничениями политических свобод? А может быть, Россия по старой доброй традиции опять пойдет своим путем?
Обозреватель агентства «Рейтер» тоже опасается, что наведение порядка в России сведется к возврату авторитарной системы, к «сильной руке», с которой многие россияне, уставшие от длительного периода безвластия, связывают эффективность и результативность власти. Этот вопрос о возврате авторитаризма ни на минуту не сходит с повестки дня всех средств массовой информации.
Один из руководителей телекомпании НТВ Игорь Малашенко твердо убежден, что уже сегодня «…формируется режим гораздо более авторитарный, чем ельцинский». При этом он считает, что до тоталитаризма мы, конечно, не докатимся, но и в авторитаризме тоже мало хорошего для общества.
«Тоталитарный режим регламентирует все нормы жизни — от политики до секса. Авторитарный режим контролирует только политическую сферу. Это важно не путать. Авторитаризм — это не ругательство, а уже наблюдаемый факт… Авторитарные режимы не столь нетерпимы к прессе, как тоталитарные, но и при них рассвета свободы слова никогда не наблюдалось. Я не считаю нормальной ситуацию, когда степень свободы слова зависит от нового президента или людей, его окружающих».
Еще одним доказательством установления авторитаризма в России многие считают резкий приток во власть выходцев из спецслужб. Об этом, например, пишет газета «Файненшл таймс»:
«Российские либералы испытывают большие опасения, видя, как фаворит президентской гонки окружает себя «нелиберальными» бывшими коллегами по службе в органах безопасности. Некоторые либералы выступают против Путина просто из принципа. По их мнению, поскольку Путин служил в КГБ, который является символом советских репрессий, его следует считать виновным, пока он не докажет обратное». Кроме того, они усматривают «в действиях Путина с момента его назначения на должность главы правительства в августе прошлого года опасные признаки авторитаризма».
Другие, как например, директор московского Центра стратегических исследований А. Пионтковский, настроены непримиримо:
«Люди говорят, что Путин — меньшее из зол, однако как можно измерить зло? Все, что я знаю о Путине, заставляет меня считать его очень опасным для моей страны и для всего мира… и если российские либералы ошибутся в определении истинной сущности режима Путина, то эта ошибка станет для них фатальной».
Наши либералы обладают уникальной способностью — моментально вычеркивать из памяти все то, что выдумано ими же, но в новых условиях перестает на них работать. Неужели с 1996 года прошло так много времени, что мы могли забыть их призыв голосовать как раз «за меньшее зло» в лице Бориса Ельцина? Попутно стоит отметить и то, что уж как раз либералам гайдаровско-чубайсовско-кириенковского толка никак не пристало выступать с критикой В. Путина. Если бы не его открытая поддержка, где бы они сейчас были? Раньше всех выступили с призывом поддержать фаворита президентской гонки Кириенко и Чубайс. Но Путин дал либералам понять, что их интересы для него второстепенны, — когда не стал вмешиваться в процесс парламентского кризиса при распределении портфелей, где союз правых сил оказался в числе обиженных.
Агентство политических новостей провело опрос на тему: «Какую историческую фигуру более всего напоминает Владимир Путин?», в котором приняли участие виднейшие политологи России. Их ответы оказались чрезвычайно интересными. С. Марков, директор Института политических исследований:
«Больше всего Путин напоминает мне де Голля.[121] Так же, как первый президент Пятой Республики, Путин приходит к власти в период хаоса и анархии…, он пользуется поддержкой большинства элитных групп и большей части населения страны. Кроме того, Путин фактически предлагает стране модель, очень похожую на деголлевскую. Это модель стремительной модернизации в сочетании с режимом личной власти и управляемой демократии. Авторитарность В. Путина будет очень ограниченной, мягкой и нежной и в конце концов приведет нас к нормальной демократии в недалеком будущем».
К последнему предположению о «мягкой и нежной» авторитарности следует, конечно, относиться критически. Возможно, нынешние политологи придают слову «авторитаризм» какой-то иной смысл, но «Словарь иностранных слов» дает ему четкое и недвусмысленное определение — «самовластие, государственный строй, характеризующийся режимом личной власти, диктаторскими методами правления».[122] Вряд ли «диктаторские методы правления» предполагают особую мягкость.
Политолог И. Дискин:
«Более всех прочих властителей прошлого Владимир Путин напоминает, как это ни парадоксально, Иосифа Сталина. В этом сравнении нет ничего обидного. Во-первых, им обоим пришлось начинать в почти одной и той же политико-психологической ситуации. Существовало достаточно крупных политических фигур, которые по целому ряду показателей превосходили их и, казалось бы, должны были унаследовать руководство. Государственный аппарат был расшатан, и каждый «клан» в нем ориентировался на своего политического лидера. Однако же, выбор пал на них — тогда Сталина, а теперь Путина — людей, возможно, не самых ярких, но обладающих другими навыками. Сегодняшняя политическая ситуация тоже сходна с началом 20-х: расчет на рыночные реформы (тогда — НЭП) не оправдался. И теперь, как и тогда, стоит вопрос: следовать ли дальше путем преобразований, опоры на живые силы общества или начать подкручивать гайки?»
Дискин считает, что полной аналогии между методами правления Сталина и Путина быть не может, поскольку в «отличие от Сталина, Путин не обладает идеологическим ресурсом, необходимым для мобилизации общества без его последовательной демократизации».
В. Жарихин, вице-президент Московского фонда президентских программ: «Я надеюсь, что… он будет напоминать Александра III… Александр II был царем-реформатором, зато при Александре III люди жили спокойно. С одной стороны, все было в порядке, а с другой — построили Транссиб и многое наладили в российской жизни». Уже само сравнение В. Путина с царем предполагает, что президентство Путина будет авторитарным. Но ведь политологи не берут свои идеи из воздуха, а лишь отражают настроения общества. Российское общество устало от аморфности и несостоятельности власти. Во власти оно видит свою единственную защиту. И после прокатившейся по России волне террористических актов символом защиты для него стал Владимир Путин, объявивший беспощадную войну чеченским террористам, где бы они ни находились. Вот почему за него голосовали, несмотря на то, что еще совсем недавно его никто не знал. Голосовали, несмотря на то, что его политические соперники, старались убедить избирателей: Путин — ставленник Ельцина, он ничего менять не будет, при нем Россией будут по-прежнему управлять семейный клан Ельцина и олигархи. За него голосовали, несмотря на то, что уже непосредственно перед выборами успехи российских войск в Чечне стали призрачными, а потери — зримыми.
Конечно, истинное политическое лицо и истинные намерения Путина станут ясны позднее, лишь после ряда конкретных его действий на посту президента.
Среди демократов либерального крыла далеко не все боятся авторитаризма. Наши либералы не вписываются в рамки стандартов Запада, откуда либерализм был импортирован в Россию. Если там либеральная демократия и либеральная экономика составляют единое идеологическое целое, то у нас они могут либо существовать раздельно, либо одна из составляющих может отсутствовать вовсе. Так сказать, западная идеология, приспособленная к российским условиям. Для российских либералов такая «адаптированная идеология» очень удобна. Когда, скажем, угроза авторитаризма реально существует, а ссориться с «носителем» этой угрозы не хочется, это позволяет им, «оставаясь преданными сторонниками либеральной демократии», плодотворно сотрудничать с авторитарным режимом, поскольку только при нем «есть еще шанс осуществить реформы» (Е. Ясин).
Понятно, когда нас пугают авторитарным режимом правозащитники. Им, видимо, очень хочется, во-первых, показать Западу, что они еще что-то значат в своей стране, и, во-вторых, напомнить соотечественникам, что они не забывают о своей правозащитной миссии. Только вот если бы в России действительно была диктатура, то вряд ли им было бы так просто связываться с зарубежными СМИ, где почти каждый день появляются их сентенции примерно такого характера:
«Российская либеральная интеллигенция все сильнее опасается, что Путин может стать диктатором, который ограничит политические свободы, с таким трудом завоеванные в последние несколько лет. Елена Боннер и некоторые другие видные активисты правозащитного движения считают, что «при Путине Россия вступила в новый этап современного сталинизма. Мы являемся свидетелями роста авторитаризма, милитаризации общества и увеличения военного бюджета».
С. Ковалев[123] присоединяет свой голос к тем, кто выражает все большее беспокойство по поводу скатывания России к авторитарному прошлому.
«Я пессимистически оцениваю то политическое направление, в котором Путин и его команда намерены вести Россию. Путин — выходец из КГБ. Это означает, что он тактик, а не стратег. Он заглядывает вперед всего на 2–3 дня».
Боннер[124] считает, что ситуация будет ухудшаться, если только Запад не займет жесткую позицию в отношении России.
«Мы опасаемся, что при нынешнем правительстве в обозримом будущем нашу страну могут ожидать разрушительные потрясения, которые могут затронуть и соседние страны»
Разумеется, ограничение со стороны власти правозащитной деятельности — серьезное отступление от демократии. Но государство обязано защищать и права своего народа. А одно из неотъемлемых прав народа — одобрить или осудить действия власти в Чечне. Подавляющее большинство россиян эти действия одобрило, тем самым реализовав свое право. И любой правозащитник это право обязан уважать и защищать.
Зарубежных политиков, конечно, пугает возможность установления диктатуры или, в лучшем случае, авторитарного режима в России. Сложившийся в недалеком прошлом стереотип мышления не дает им освободиться от чувства страха перед когда-то могучим восточным соседом. Они прекрасно понимают, что пока Россия живет по принципам демократического общества им ничего не угрожает. Но любой, даже самый мягкий, авторитарный режим в силу своей непредсказуемости может оказаться для них опасным. Поэтому любые печатные или устные заявления представителей западного мира об их обеспокоенности по поводу угрозы авторитаризма в России мы должны воспринимать правильно: эта обеспокоенность не имеет ничего общего с заботой о судьбе российского народа в условиях диктатуры (или авторитаризма), это — опасение за их собственное будущее.
Кстати, практически все СМИ, публикующие материалы на эту тему, используют безошибочно узнаваемую лексику российских правозащитников. Вот, например, нидерландская газета «Ди фолькскрант»: «В России в лучшем случае установится авторитарная «подконтрольная» демократия, а в худшем — она встанет на путь превращения в полицейское государство». Ну чем не С. Ковалев? Или польская газета «Речь посполита»: «При Путине Россия станет сочетанием авторитарного правления и свободной экономики. Российский эксперимент с демократией… не удался». Почти Боннер.
Немецкая «Ди вельт»:
«Путин хочет обладать всей полнотой президентской власти. Его поддерживают силовые министерства, а война в Чечне является одной из составляющих предвыборной стратегии, причем российский национализм будет подогреваться дальнейшим нарастанием террора. Наконец, с помощью различных демократических трюков удалось нейтрализовать Думу. Короче говоря, налицо все признаки грядущего авторитаризма».
Впрочем, респектабельные политики или солидные СМИ, наоборот, выражают удовлетворение самим фактом избрания Путина. Эту публику волнуют другие проблемы: будет ли новая власть в России предсказуемой, можно ли будет вести с нею серьезный диалог, и имеет ли смысл строить с нею долговременные стратегические отношения? Президент США Билл Клинтон[125] считает его «лояльным, действенным и очень сильным руководителем с которым США могут иметь дело». Премьер-министр Великобритании Тони Блэр,[126] встречавшийся с Путиным и до и после выборов, считает, что «он в высшей степени разумен и точно знает, чего хочет добиться в России».
Газета «Фигаро» полна дифирамбов в адрес нашего президента:
«Владимир Путин не будет играть в «сверкающего царя». Он хочет быть прагматичным руководителем с одной целью — величие России. Путин был избран для того, чтобы восстановить государство, которое сможет нагнать свое отставание и обеспечить безопасность своих граждан».
И ни слова о диктатуре, тоталитаризме или авторитаризме. Зато вопрос укрепления государственной власти в России беспокоит руководителей ведущих мировых держав так же, как и россиян. Они прекрасно понимают, что в стране с огромным ядерным потенциалом вялая, аморфная власть, опирающаяся на семейно-олигархические структуры и постепенно утрачивающая контроль над собственными регионами, представляет прямую угрозу миру.
Конечно, в России, пережившей в последнее столетие и тоталитарный и авторитарный режимы, нет иммунитета против авторитаризма. Разве до этого мы жили в условиях демократии? Или Борис Ельцин не был авторитарным главой государства? Разве то, что было наспех скроено Бурбулисом,[127] Гайдаром и Шахраем[128] и подано Ельцину под «демократическим» соусом, имело хоть что-нибудь общее с реальным народовластием?
Приведем свидетельство человека, не понаслышке знающего Россию — Майкл Уайнс, корреспондент «Нью-Йорк Таймс» в Москве:
«Вот то, что наблюдается в России: не столько демократия и свобода в ней, сколько отсутствие легальной, легитимной власти в национальном, государственном масштабе. При этом имеет место приватизация власти, приватизация насилия… Власть берет всякий, у кого есть сила или деньги. Из этого положения возможны, кажется, только два выхода, альтернатива очень жесткая: или полный распад страны, или новая диктатура».
Само слово «демократ» тоже было приватизировано людьми, фактически вышедшими «из той же шинели», что и партократы. Просто в борьбе с КПСС за власть им потребовалось сменить имидж. Но сущность-то их осталась прежней. А поскольку слово «демократы» использовалось просто как символическое название одной из борющихся сторон, оно породило целый ряд непонятных сопутствующих терминов, таких как «демократы первой волны», «демократы второй волны» и т. д. Если демократия будет захлестывать Россию волнами, то власти следует подумать о службе политического прогноза, которая обеспечивала бы штормовое предупреждение населения при очередном накате.
Бояться авторитаризма бессмысленно. Мы из него и не выходили никогда, он был и остается стилем нашей жизни. Но до сих пор даже авторитаризм у нас был каким-то недоразвитым и ублюдочным. Авторитаризм все-таки предполагает власть. Власть сильную и даже жесткую, но желательно — умную. Тогда ее будут, если не бояться, то уважать и в стране и за рубежом. А будут уважать российскую власть — будут уважать Россию и россиян.
Разумеется, для того, чтобы восстановить доверие и уважение к России в мире, вовсе не обязательно вводить авторитарный режим. Истинная демократия, естественно, была бы лучше, но, увы… похоже, мы до нее еще не созрели. Значит, нужен авторитарный правитель, — при условии, что главной его задачей будет не реализация собственного полновластного «Я» в интересах узкого круга приближенных, а активная деятельность по построению гражданского общества. В этом случае у России появится стратегический шанс выйти, наконец, из порочного круга гайдаровско-чубайсовских реформ, ни одна из которых не достигла объявленной цели.
Да, у Путина еще нет программы экономического возрождения России. Мы не знаем, на каких основах он будет строить свои отношения с олигархами. Нет и твердой уверенности в том, что он полностью выйдет из-под влияния «семьи» и сумеет проводить самостоятельную политику. Что он предпримет для подавления тенденций регионального сепаратизма? — а это постоянная угроза целостности страны. Какой выход будет найден из хронического чеченского кризиса?
Россия получила еще один шанс совершить экономический и политический прорыв. И не использовать его — преступление.
Андропов и Путин: сходства и различия
Первыми среди отечественных политиков и политологов провели параллель между Юрием Андроповым и Владимиром Путиным публицист Ф. Бурлацкий и психолог М. Виноградов в своем диалоге на страницах газеты «Вечерняя Москва» в июне 1999 года.
Если в сжатом виде представить суть их высказываний и ход размышлений, то «дайджест» представляется примерно таким. В России три премьер-министра подряд приходят из силовых ведомств. Был такой прецедент и раньше, во времена СССР, когда лидером страны стал бывший председатель КГБ Ю. Андропов. Но сам Андропов к тому времени прошел огромную школу — комсомольскую, партийную, дипломатическую, был секретарем ЦК, в течение 20 лет участвовал в принятии всех важнейших решений. Любое государство имеет три уровня власти — политический, экономический и силовой, — власть принуждения. Андропов уникально совмещал в себе опыт и знания всех трех уровней. Возможно, это был русский Дэн Сяопин. «Вся история России могла пойти по другому руслу, проживи он еще лет пять, — уверены оба собеседника. — Не было бы ни распада СССР, ни крушения наших союзов, ни НАТОвского беспредела».
Путин повторяет лозунг Андропова: порядок и дисциплина! — продолжают Бурлацкий и Виноградов. Но уровень возможностей Путина должен соответствовать уровню второго лица в государстве (а теперь и первого. — Авт.). Имеются ли у Путина скрытые резервы в характере и интеллекте, чтобы, перескочив в одночасье все должностные ступеньки, возглавить страну? В отличие от Андропова, который десятилетиями занимался в том числе и экономическими проблемами, у Путина мы не замечаем какого-либо интереса к экономическим вопросам. Более того, при любых, самых высоких способностях Путина, он все же не окажется готов возглавить огромное государство и соответствовать как внешнеполитическим требованиям, так и направлять внутреннюю политику.
Ту же параллель между Андроповым и Путиным провел с более оптимистическими настроениями «коммунист-капиталист», вышедший из КПРФ В. Семаго, сказав, что «Путин занял правильную позицию закручивания гаек. Ему изначально надо лепить образ молодого Андропова. Страна это бы съела!»
Но не только отечественные политики и политологи, ученые и журналисты проводят такие параллели. Вот, например, что говорил в апреле на очередной международной конференции по геополитическим вопросам Збигнев Бжезинский, который большую часть своего доклада посвятил России: «Сравнивая Путина и Андропова…, нужно отметить ряд сходств: то же знание иностранных языков, знакомство с Западом, желание укрепить роль государства, дисциплину, власть. Но есть у обоих персонажей существенный недостаток. Путин, как и Андропов, явно приверженец величия страны, ее державной внешней политики. Это не устраивает».[129]
Бжезинский так и сказал: не устраивает. И далее, разворачивая и обосновывая практически комплексную программу дальнейшего низвержения России даже с нынешних, едва ли не третьестепенных позиций в мире, заявил: «Россия не должна даже помышлять о том, что возьмет пример с Франции де Голля или Британской империи. После крушения СССР Россия ничего не имеет. Нет в России ни демократии, ни реформ, нет вообще функционирующего государства. Потеряны армия и внешняя политика… Для России должна быть уготована примерно такая роль, как для кемалистской Турции, принявшей лидерство Запада».
Таким образом, те надежды, которые связывают с новым президентом России наши соотечественники — на выход из экономического кризиса, возрождение мощи и богатства страны, наведение порядка и т. д. истолковываются врагами России как недопустимая серьезная опасность.
Рискнем и мы продолжить начатый ряд аналогий, поскольку множество сходных суждений типа «проживи Андропов на несколько лет дольше…» является не повтором или плагиатом у самых разных людей (как может показаться читателю), а вскрывает глубокий общественный интерес, даже запрос общества на изменение магистрального курса страны, на позитивные перемены всего уклада жизни.
Путин, как и Андропов, рано начал свой трудовой путь, испытывал материальные и бытовые трудности. Биографы утверждают, что дед Путина был поваром у Ленина (т. е. прошел особую проверку на лояльность и надежность), а отец в юности — чекистом в специальном заградотряде НКВД (т. е. Путин, еще будучи девятиклассником, изъявив желание стать чекистом, продолжил семейную традицию).
Путин в университете занялся комсомольской работой и, по отзывам, относился к ней серьезно. Как и Андропов, характеризуется сокурсниками и сослуживцами положительно.
Венгерский период жизни Андропова может быть сравним с дрезденским периодом работы Путина в ПГУ, хотя и на разных уровнях. Если Путин был рядовым оперработником разведки, то Андропов уже вошел в высшую номенклатуру КПСС.
В отличие от Андропова, вектор карьеры которого неизменно был направлен только вверх, возвращение Путина из ГДР многие трактуют как понижение после «прокола» — как писали в прессе, ВВП вернулся «на микроскопическую должность помощника ректора ЛГУ». О причинах этого нет достоверных данных. Частично проливает свет на это понижение история бывшего сотрудника службы безопасности ГДР («штази») Клауса Цухольда, который был завербован офицером КГБ Путиным в январе 1990 года. Одиннадцать месяцев спустя Цухольд перешел на сторону западных разведок и сдал им сеть из 15 советских агентов, действовавших на территории Германии, четверо из которых, будучи российскими агентами, были арестованы в объединенной Германии в апреле 1993 года.
По утверждениям британской прессы, которой Цухольд давал ряд интервью, он познакомился с Путиным в Дрездене в 1985 году, и с тех пор они находились в дружеских отношениях. Его характеристика Путина: человек непроницаемый, наделенный колоссальной внутренней дисциплиной, в то же время способный к шутке. Очень сдержан в потреблении алкоголя — ухитрялся с любыми собеседниками выпить на несколько рюмок меньше. Путин гордился принадлежностью к разведке, восхищался немецким порядком и аккуратностью. Впрочем, предательство со стороны Цухольда произошло после того, как Путин уже не имел прямого отношения к спецслужбам.
По свидетельству американской прессы, у ЦРУ практически не было данных на Путина к моменту его выдвижения на пост председателя правительства РФ, а самое его возвышение в качестве «преемника Ельцина» оказалось большой неожиданностью для американских аналитиков. Из этого факта сделан вывод о том, что ФСБ в данном случае «переиграла» ЦРУ, а личная закрытость Путина сослужила ему хорошую службу. Точно такой же была реакция западных спецслужб на «неожиданное» возвышение Андропова после поста председателя КГБ.
Оба, и Андропов, и Путин, — сторонники силовых (военных) методов решения межнациональных проблем. Андропов настаивал на вводе войск в ВНР и ЧССР, не воспротивился вводу войск в Афганистан, Путин взял на себя ответственность за вторую чеченскую войну и недвусмысленно предупредил афганских моджахедов о возможности нанесения по ним превентивных ударов.
Первыми шагами Андропова на высших постах в партии и государстве стали наведение порядка и дисциплины, борьба с коррупционерами в высших эшелонах власти. Первые действия Путина в качестве премьера — и. о. президента привели к уничтожению значительного числа чеченских бандформирований, исходу сотен тысяч беженцев. Первым памятником ему зарубежная пресса называет полностью разрушенный г. Грозный — «сталинградские руины».
Несмотря на то, что оба героя развивались в разных исторических условиях, Путин тоже продемонстрировал высокую приспособляемость к круто меняющейся внутриполитической обстановке и неспособность к предательству (например, Собчака).
С именем Андропова одни связывали надежды на демократизацию всей внутренней жизни, другие же усматривали в его личной позиции усовершенствованный сталинизм, стремление к автократии. Вопреки тщательно декларируемым либерал-демократическим взглядам, Путин, еще не будучи президентом, четко сформулировал отношение к перебежчикам-чекистам: «Калугин — предатель». Такой же бескомпромиссностью и требовательностью к кадрам отличался Андропов.
Оба в сходных исторических условиях — брежневского застоя и пост-ельцинского «гниения» — вынуждены были сделать ставку на укрепление государственного аппарата для проведения и корректировки реформ, ликвидации допущенных аномалий и перекосов. Сходной является и неблагоприятная в целом внешнеполитическая обстановка, — ужесточение «холодной войны» в последнее десятилетие жизни Андропова и крушение остатков надежды на то, что «Запад нам поможет» в последние годы ельцинского правления.
В этом плане любопытные опасения высказали в своем сайте в Интернете аналитики американского Центра политики в области информации — «мозгового треста», который традиционно снабжает разработками республиканскую партию США. Суть сводится к тому, что после интервью Путина радиостанции Би-Би-Си, где он дал понять, что Россия допускает возможность своего сотрудничества или даже вхождения в НАТО, эксперты усмотрели в этом политическом ходе «грандиозную опасность», а именно: Путин якобы хочет подтолкнуть США к созданию новой, крайне дорогостоящей системы противоракетной обороны (ПРО) и тем самым спровоцировать крупный международный кризис, «отколоть США от их союзников в Европе». Путина обвиняют в намерении перейти от сотрудничества к конфронтации с США, модернизировать ядерное оружие России, ускорить военно-техническое сотрудничество с КНР — «зловещим стратегическим партнером России», причем утверждается, что российско-китайский альянс «будет явно враждебным по отношению к США».
Казалось бы, причем тут Андропов? А притом, что американские аналитики проводят прямую параллель между ними, полагая, что Путин в качестве «второго издания Андропова — весьма опасный человек…, он — вовсе не прозападный политик, и замыслил повторить хитроумную игровую комбинацию своего предшественника». Далее описывается, как именно Андропов в 70-х годах с целью сорвать «детант» (разрядку в Европе) провел значительную контрпропагандистскую акцию, используя против США развертывание ими в Европе американских ракет средней дальности «Першинг-2» и разработку Пентагоном новой концепции о возможном ведении ограниченной ядерной войны.
Москва сумела тогда в массовом масштабе настроить западноевропейцев против развертывания «першингов», убедить их в том, что планируемый ядерный конфликт «будет ограничен лишь территорией Европы», а сами США при этом не пострадают. Следовательно, фактическая безопасность Европы будет существенно снижена. По сути, американо-европейские противоречия и трения серьезно обострились именно в «андроповский» период. Не все гладко в этих отношениях и сейчас. Европейские страны, в частности, все активнее выступали против гегемонизма США в европейской политике и в НАТО, критиковали новую военную доктрину США, раздавались упреки в том, что Америка практически навязала военное решение югославских проблем, а теперь склоняет страны ЕС к увеличению их расходов на оборону. Немало и других, финансово-экономических и торговых проблем.
Опасения аналитиков Центра в связи с вероятной попыткой Путина повторить успех Андропова логически обосновываются следующим образом. Ныне в США явственно видно стремление выйти даже в одностороннем порядке, без согласия РФ, из Договора о ПРО от 1972 года, который объективно является важным фактором мировой стабильности и безопасности. Важнейший мотив — развязать себе руки для создания «оружия звездных войн» — системы СОИ. Кремль в этой ситуации может прибегнуть к андроповскому сценарию 70-х годов: убедить Европу в том, что СОИ на самом деле станет зонтиком лишь для США и не прикроет европейский континент. Для большинства европейских стран данная система ПРО является крайне дорогостоящей, кроме того ненадежной и значительно усиливающей их стратегическую зависимость от США и от состояния отношений с ними.
Таким образом Путин сможет спровоцировать серьезный разлад между США и их европейскими союзниками, особенно теперь, когда создается европейская группировка сил быстрого реагирования. Это якобы соответствует не только внешним, но и внутренним целям нового российского руководства: для консолидации патриотических сил и общества в целом требуется внешний враг, и на эту роль лучше всего подходят США.
Однако вернемся к теме совпадений и различий. В отличие от несгибаемого коммуниста Андропова, Путин в августе 1991 года, по его же признанию, «перекрестил партбилет и учетную карточку» и спрятал их. Как и Андропов, Путин чаще всего профессионально обуздывает эмоции, не выказывает истинных взглядов, производит нужное впечатление на самые разные категории собеседников. Андропов отличался значительным прагматизмом и слыл аскетом в личных потребностях — то же самое утверждают о Путине.
Путину, на одном из медосмотров, психолог поставил диагноз: понижено реальное чувство опасности. Подтверждения тому можно найти не только в его популистских перелетах на истребителях Су, и в погружении на подводной лодке, участии в пусках ракет — но и в ряде серьезных кадровых решений, которые являются недостаточно продуманными, даже рискованными. Так, например, назначение «экономиста гайдаровской школы» 45-летнего питерского экономиста А. Илларионова экономическим советником Путина истолковано наблюдателями не только как очередное «заигрывание» с право-либеральными силами, но и как кадровая ошибка. «Даже в стане убежденных либералов это назначение вызвало скорее растерянность, чем радость, — писал журнал «Эксперт» (от 17.04.2000). — Вполне большевистские рецепты по быстрому сворачиванию государственного регулирования экономики получают шансы на реализацию решительным земляком… Остается надеяться, что Владимиру Путину достанет мудрости не пускать в ход все рецепты своего нового советника».
Порог «реального чувства опасности» у Андропова был значительно выше. Тем не менее, оба героя, видимо, в равной степени подвержены, как было сказано выше, «быстрому очарованию и быстрому разочарованию» в кадрах. Только этим можно объяснить поддержку Путиным участия Г. Селезнева[130] в выборах губернатора Московской области, после чего последовал проигрыш и «педалирование» Путиным той же кандидатуры уже на пост спикера Госдумы. В том же ряду стоит история с выдвижением кандидатуры вице-премьера В. Матвиенко[131] кандидатом на пост губернатора С.-Петербурга — и оперативный отзыв Путиным этой, уже публично поддержанной им кандидатуры.
Читатель сможет в ближайшее время самостоятельно убедиться в эффективности (или неэффективности) системы подбора и воспитания кадров, внедренной в КГБ Ю. В. Андроповым. Хотя они никогда не встречались лично, офицер ПГУ Путин был отобран, обучен и сформирован в политическом смысле по системе Андропова. Следовательно, должен бы унаследовать систему близких к андроповским взглядов и воззрений. В этой связи не случайным является тот факт, что недавно на здании ФСБ на Лубянке была заново открыта мемориальная доска в честь председателя КГБ Ю. Андропова, и Путин участвовал в церемонии ее открытия. Напомним, что в свое время, 19 августа 1991 года, эта доска была испещрена знаками фашистской свастики и ругательствами в адрес Андропова, а затем снята.
Оба — убежденные государственники, патриоты, интернационалисты, сторонники усиления роли ВПК, спецслужб, укрепления порядка и дисциплины.
Оба — сторонники жесткой требовательности, контроля за принимаемыми решениями. Правда, Путин пока лишен полной самостоятельности в проведении кадровой линии, зависим от «Семьи» и земляческих связей по С.-Петербургу. Тем не менее налицо его приверженность к назначению на ключевые посты выходцев из ФСБ.
Во многом совпадают и личностные феномены. Несмотря на профессиональную «закрытость», Путину, как в свое время и Андропову, удалось в очень короткий срок в значительной мере консолидировать политическую элиту и заслужить доверие большей части населения. Подсчитано, что всего за 7 месяцев никому не известный как политик, Путин стремительно набрал рейтинг, максимальный среди «кадровых» российских политиков, годами известных российскому избирателю. Многие наблюдатели пророчили Путину поражение на выборах в силу одного того, что он был назван «преемником» со стороны президента Ельцина, чей рейтинг к тому времени упал до 2–3 процентов. Однако избиратели не отождествляли Путина с «Семьей».
Во всем мире в предвыборных баталиях участвуют прежде всего лидеры крупнейших политических партий. Путин создавал движение «Единство» задним числом, как говорится, «под себя», уже будучи «преемником или крон-принцем». Вопреки всем предсказаниям, он не только победил на выборах, но и сделал, казалось бы, невозможное: если в большинстве стран мира парламент формирует правительство, то Путину как и. о. премьера удалось сформировать нужный ему парламент. Прозвучавшие в этой связи критика и даже обвинения в адрес исполнительной власти, которая превышает свои полномочия, вмешиваясь в сугубо политические вопросы, также «не прилипли» к Путину, и в этом смысле он может быть тоже назван «тефлоновым президентом».
Путин, как и Андропов, тоже трудоголик, причем отличающийся строгой системностью и последовательностью своих действий. Справедливо подмечено в прессе, что Путину доставляет удовольствие методично членить сложные проблемы на составляющие и последовательно, поэтапно решать их, неоднократно возвращаясь к начатому и систематически контролируя принятые ранее решения.
Исследователи психолингвистических особенностей речи Путина усмотрели некоторые обороты, роднящие его с речью Сталина. Более того, Путин сам провел параллель с ним, сказав, что первым, кто выдвинул идею сотрудничества СССР с НАТО был именно Сталин. Ряд других лексических средств указывает на волевой, решительный характер, последовательность поступков, наличие внутренней идеологии. Не исключено, что подлинный, глубинный слой этой личной идеологии составляет базис, заложенный в юности и молодости — коммунистический, на который позднее, в период сотрудничества с Собчаком, Чубайсом, Бородиным, кремлевской администрацией и «семьей» напластовалась «надстройка» демократических ценностей.
В отличие от Андропова, имевшего колоссальный опыт практической зарубежной работы и международных контактов, превосходивший даже опыт высококлассного дипломата А. Громыко, Путин — новичок на международной арене, который, в частности, не сумел переубедить руководителей европейских стран в правоте России при разрешении чеченского кризиса.
Множество опасений российских и зарубежных демократов связано с непредсказуемостью Путина, который, получив всю полноту легитимной власти, может повернуть страну на путь авторитаризма, а то и тоталитаризма, личной диктатуры. На это, в частности, указывает и то, как он обыграл в телевизионном обращении к народу символического совпадения даты выборов 26 марта с переводом часов на летнее время: «прежняя эпоха кончилась, начинается новое время».
Близко знающие Путина, например, руководитель его предвыборного штаба Д. Медведев, уверены, что по своим личным качествам Путин — полный антипод Наполеону, он скорее переживает сильную тревогу в связи с колоссальной ответственностью, возложенной на него обществом, нежели стремится ко всей полноте своей единоличной власти. Коллеги по прежней службе единодушно признают, что Путин всегда очень вдумчиво и серьезно общается с самыми различными людьми, и интерес к ним у него неподделен. Это уже отмечалось и как, устойчивая черта Андропова.
Профессиональные психологи полагают, что предвыборный имидж, выбранный для Путина (закрытость, неизвестность, даже таинственность претендента) на самом деле всего лишь талантливый пиар-ход, поскольку любая неизвестность порождает у людей стремление распознать сущность человека, чем больше труда каждый вложит в это распознавание, тем ближе станет сам объект изучения. Путин претендует на роль жесткого и эффективного менеджера. Владеет словом, перерабатывает речи, подготовленные ему помощниками, — как поступал и Андропов.
Среди профессиональных психологических особенностей Путина отмечают также: стремление в значительной мере полагаться на себя и на людей, в которых он абсолютно уверен. Ведь разведчик, как правило, действует в чуждой для него среде и влияет на нее в одиночку. По признанию самого Путина, «бывших чекистов не бывает — это на всю жизнь». Безусловно своими такие люди считают только себя. Этой касте свойственна жесткая система ценностей, причем Путин сам формирует и меняет ее.
В отличие от Андропова, который не только был подчиненным, но и зачастую первым лицом, руководителем, принимающим решения и несущим ответственность за них, Путин большую часть своей жизни провел на вторых ролях, заместителем, в результате чего у него могло выработаться то, что в авиации называется «быть ведомым» (а не ведущим).
Если Андропов выступал за «социализм с человеческим лицом», то, судя по его высказываниям, Путин склоняется все больше к «госкапитализму с человеческим лицом», против дикого рынка без правил игры, против использования любых методов конкуренции, включая противозаконные. И Путин, и Андропов одинаково принципиальны в требованиях соблюдения законности всеми в стране.
Путин, как и Андропов, нетерпелив, ему хочется быстрых и эффективных действий, эффективных результатов, в решении как «внутренних», в рамках СНГ, так и внешних проблем. Однако нелишне поучиться у Андропова последовательности и неторопливости, соответствию слова и дела, теории и практики.
У кандидата экономических наук Путина, даже после избрания президентом и инаугурации, нет четкой программы подъема экономики. Одна из главнейших задач избранного президента — разработать план первоочередных мероприятий по выводу экономики страны из системного кризиса, с учетом современных реалий — в частности, различных форм собственности и способов хозяйствования. Если даже общество в ближайшее время не получит четко сформулированной экономической программы Путина (на что мало шансов), то оно вправе рассчитывать на ознакомление с философией действий руководства страны, самой общей стратегией нового правительства.
Главная задача Путина — поднять и сплотить вокруг единой цели весь народ, все общество, поскольку без всенародной поддержки реформы, как всегда, захлебнутся. Такая поддержка была у Андропова, причем без всяких референдумов о доверии. Особенно велика указанная выше опасность в данный исторический момент, когда внутри страны могут начаться бесконечные «разборки» и переделы собственности, олигархи становятся супер-монополистами, активизируется «пятая колонна» разнообразных агентов влияния, а Запад усилил нажим извне, чтобы принудить Россию следовать диктуемым ей курсом третьеразрядной державы и сырьевого придатка. Программа, философия, идеология, национальная идея необходимы прежде всего для консолидации общества.
В то же время уже прозвучали такие предостережения в адрес нового президента: что он, возможно, решит не «бороться за чистоту», а примется за решительную генеральную уборку страны. Не провозглашать кампании и программы, а действовать методично, системно и четко. Параллель с Андроповым, который начал наводить порядок не с деклараций, а с конкретных оперативных акций, казалось бы, подталкивает Путина именно к такой стратегии и — соответственно — тактике. Впрочем, Андропов позднее осудил подобную «кампанейщину». Без магистрального курса, понятного каждому, любой набор даже самых эффективных средств превратиться лишь латанием дыр, сиюминутную оперативную политику, а правительство и властные институты окажутся в роли пожарной команды.
Не было экономической программы и у Андропова, связанного, во-первых, действовавшей Программой КПСС, а во-вторых, — утвержденным пятилетним планом, которые он, при всей своей власти, не волен был пересматривать и изменить. Есть и другое немаловажное сходство исторических ситуаций в СССР в 80-х годах и в современной России. Последней долгосрочной стратегической программой Советского Союза были «Основные направления развития народного хозяйства страны на период до 2000 года» после фактического краха большинства реформ, целевых программ и недовыполнения многих важнейших показателей последних пятилетних планов — особенно по росту производительности труда. Захлебнулись не только хрущевские эксперименты по возделыванию в массовом порядке кукурузы, — были сорваны призывы перегнать Америку по производству мяса, молока и хлеба, торжественное обещание, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Провалились также попытки деления органов управления на городские и сельские совнархозы и райкомы-горкомы, обязательное политехническое 11-летнее обучение в средней школе, провозглашенные партией меры по интенсификации сельского хозяйства, массовому жилищному строительству, стиранию грани между городом и деревней, стимулированию научно-технического прогресса, повышению эффективности и качества, а также многие, безграмотные с научной точки зрения брежневские кампании, такие как «Экономика должна быть экономной» или заведомо невыполнимые горбачевские — «Каждой советской семье — отдельную квартиру к 2000-му году!». Фактически «Основные направления…» были сорваны. Не удалось добиться ни всеобщей компьютеризации, ни сокращения невероятно высокой доли ручного малопроизводительного труда, устранить ценовые, финансовые и натурально-вещественные дисбалансы, свойственные сверхцентрализованной советской экономике.
Первой попыткой за последние 15 лет создать долгосрочную программу по выводу российской экономики из кризиса стало поручение Путина М. Касьянову, А. Волошину, Г. Грефу и Центру стратегических разработок решить фактически все те же не решенные проблемы: в стране вопиющий дисбаланс топливно-энергетических ресурсов, под вопросом национальная продовольственная безопасность, происходит срыв большинства социальных программ, растут инфляция и диспаритет цен.
В отличие от Андропова, сплотившего, множество единомышленников и высокоинтеллектуальных помощников, Путин пока не имеет своей монолитной команды. Ставка лишь на земляческие — петербургские и профессиональные (по линии ФСБ) связи чревата тем, что столичная и в целом российская политическая элита может не только заискивать перед ним и расточать фальшивые комплименты, но и попытаться заменить собой клан олигархов, чтобы впоследствии тоже стать олигархическим образованием. Для этого Путина могут втянуть в новый долгосрочный и конфликтообразующий передел собственности. Более того, высока вероятность и деструктивных действий, вброса ложных целей или негодных методов для решения поставленных задач, снобистский нейтралитет, «осуществление недеяния» — а по существу, скрытых диверсий против политики, проводимой молодым президентом.
Путина ожидает, по всей вероятности, весьма сложный период роста международной напряженности, растущей изоляции России не только от большинства мировых финансовых институтов, но и в целом на внешнеполитической арене. Деятельность обоих происходила (происходит) в условиях «холодной войны». Симптомы нового ее витка уже достаточно красноречивы. Российская делегация на апрельской сессии ПАСЕ была лишена права голоса, ассамблея приняла беспрецедентное решение о том, что любая из 41 европейской страны имеет право подать на РФ в Международный суд по правам человека в Гааге, и в этой обстановке спланированной и организованной массовой обструкции российская делегация была вынуждена «хлопнуть дверью» — покинуть заседание ПАСЕ. Комиссия ООН по правам человека приняла резолюцию, осуждающую действия России (члена Совета безопасности!) в Чечне, что квалифицируется в целом, во-первых, как серьезное поражение российской дипломатии, не сумевшей убедить делегации большинства стран в правомочности российских действий, а во-вторых, как усилившееся «информационное и психологическое давление» на РФ, ее фактическая изоляция от мировых финансовых институтов, устранение от урегулирования многих международных проблем — от югославской до ближневосточной. Все чаще раздаются с одной стороны — требования, а с другой — опасения о том, что возрождение «железного занавеса» и даже «холодной войны» становятся неизбежны на данном историческом перепутье и могут — парадоксально — быть в чем-то благотворными для России.