На заднем плане площадки, предоставленной нам непальской армией, возвышались покрытые облаками холмы, на которых проходила обычно тренировка солдат. Рядом с тюками нас ожидала пестрая армия носильщиков, завербованных по большей части на месте, для переноски грузов до Базового лагеря. Чтобы не слишком походить на батальон, мы решили разделиться на две партии: Чарлз Уайли, Майк Уорд и Грифф Пью вышли на день позже с двумя сотнями носильщиков при содействии пяти сержантов войск гурков. Оставшиеся сто пятьдесят носильщиков должны были двинуться в путь вместе с нашей основной партией на следующий день, 10-го числа, под предводительством некоего Хакомана Сингха.
Путь через Непал
Последняя ванна. Прощай, горячая вода! Сколько жизненных удобств, с которыми мы расстаемся без труда!| Последний отбор личных вещей. Как обстоит дело с новой зубной щеткой, которую я собирался купить? Пользоваться ещё четыре месяца старой, может быть, не слишком гигиенично. И вечная проблема — сколько брать книг? Я всегда беру с собой до смешного много. Мы должны тащить от 6 до 8 килограммов личных вещей, а тут ещё добавляется 4, не считая спальных принадлежностей, покоящихся в рюкзаках шерпов. Пока я упаковывался, Джон, с кем я жил в одной комнате, будучи занят очередной передачей для «Таймса», отсутствовал. Он собирался выйти на следующий день со второй партией и форсированным маршем догнать первую. Ему, как начальнику, всяких дел ещё было по горло.
Автобус до Бхадгаона отходил в 9.45. Скоро мы будем одни. Сколько радостей и сколько трудностей! Конечно, сердце начинало усиленно биться, когда волнующие образы жизни в палатке и мысли о ночах, полных уединения, проносились в моей голове. Однако для размышлений времени не было. Путь по тряской дороге был недолог; вскоре мы вновь инспектировали нашу «армию», на этот раз нагруженную и готовую к «быстрому маршу». Накануне вечером оба Чарлза задержались, чтобы проверить систему упаковки тюков по 25 килограммов. По-видимому, она была неплохой. В тех случаях, когда тюки были слишком легкие, к ним что-нибудь добавлялось. Одни из наиболее тяжелых тюков содержали разменную монету для оплаты носильщиков. Она была вывезена Джоном в металлических коробках из Катманду и распределена в двенадцати полновесных тюках. Следует отметить громоздкие секции лестницы длиной 1,8 метра и колоссальный, принадлежащий Гриффу металлический ящик с принадлежностями для физиологических исследований. Наконец после «фотооргии» многих посетителей Майкл Уэстмекотт и я отбыли под рев мотора в путь. Было 11 часов 20 минут. Поход к Эвересту начался.
Бадхгаон — красивый город с большими буддистскими храмами в стиле пагод. Дома, выстроившиеся вдоль мощенных камнем улиц, весьма живописны благодаря затейливой резьбе по дереву широких карнизов. Построены эти дома из красноватого камня и часто имеют до четырех этажей, причем последний снабжен балконом. На одной из площадей работали гончары, мастерившие на массивных кругах красивые вазы больше метра в диаметре. Затем мы выехали на широкую дорогу, идущую к Банепа, нашей первой остановке. Путь здесь ещё проходим для машин.
К нам присоединились поджидавшие на краю дороги тощие и длинные новозеландцы Эд и Джордж, с улыбкой до ушей и зверским альпинистским аппетитом.
Наконец мы въехали в крупную деревню Банепа. День, охлажденный прошедшими грозами, был облачным, почти английского типа. Говорили, что эти грозы — следствие позднего муссона. Мы нашли ранее прибывших, сидящих на горке за деревней; здесь же был Тхондуп — повар, разводящий костер. Некоторые из нас подвергали критике его кулинарное искусство. Правда, чай готовить он не умел. Однако при наличии лишь сухого молока это было бы равносильно подвигу. Я лично всегда считал, что он готовит хорошо и удачно разнообразит наше меню с помощью тех немногих местных овощей, которые удавалось раздобыть. Высокий, худой, с ястребиным носом, с зачесанной назад черной шевелюрой, он неизменно раньше всех был в лагере, пытаясь соорудить этот несчастный чай. Характерным его недостатком во время подходов была склонность к весьма сложным поварским авантюрам, в результате которых сагибы оставались голодными бесконечно долго. Пока Тхондуп готовил чай, Анг Дава помогал мне приводить в порядок мои личные вещи, список которых я в то время составил. Личный груз (11,5 кг): 3 дневника, 9 книг, из них основные: «Чистилище», «Братья Карамазовы» и «Отверженные» (II и III тома), камера, компас, мешок для губки и два малых полотенца, 2 тонкие хлопчатобумажные пижамы, плащ, электрофонарь Видор, таблетки, выданные Майком Уордом: поливитамины и для очистки воды; иодин и крем «Майлол» против насекомых, кислородная маска, лейкопластырь, 2 курительные трубки, пакет трубочисток, 5 пар носков, кеды (которые надевал иногда вместо ботинок).
В рюкзаке Анг Дава: надувной матрац, 2 новозеландских спальных мешка и чехол, полиэтиленовые мешки, в одном из которых шелковые перчатки, толстый свитер, запасные брюки и куртка, запасная рубашка, альпинистские бриджи.
Я намеревался идти в старых горных ботинках, не очень доверяя кедам, и был единственным, кто не надевал эту модную ныне обувь на всем протяжении пути.
Все казались занятыми по горло. Том Стобарт и Грег производили фотосъемки на глазах полной восторга толпы местных жителей. Майкл Уэстмекотт, отвечающий за все операции с носильщиками, заполнял соответствующий реестр. Чарлз обсуждал с Тенсингом маршрут подходов, Эд и Джордж Лоу, умудренные опытом предшествующих экспедиций, надули свои матрацы и глубоко погрузились в чтение Питера Чейни, приняв позу, которая позже, вследствие частого применения, приобрела название «эверестская поза». Джордж Бенд вытаскивал банки из ящика «компо», и я присоединился к нему в качестве переводчика, чтобы объяснить Тхондупу, что нам требуется: суп, жареное мясо и почки с местным картофелем и шпинатом, кекс и кофе. Ящики «компо» содержали различное меню на каждый день; консервированный кекс имел шумный успех и потому повторялся в качестве десерта пять раз в неделю. Остальные два дня мы снисходили до консервированных персиков. Согласно одобренному всеми плану, мы обычно выходили рано, в 6 часов утра, зарядившись лишь чашкой чаю с печеньем; через два часа хода мы останавливались для завтрака, предпочтительно на берегу реки, где могли искупаться. Пока мы, не совсем ещё проснувшись, собирались и выходили, появлялись носильщики из селения и начинали возиться с тюками. Между тем большая палатка, в которой все ели и кое-кто спал, была готова отправиться в путь. У нас были две такие палатки — высокие, с металлическим каркасом, весьма быстро собирающиеся и разбирающиеся, как нам в первое же утро продемонстрировал ответственный за палатки Эд. Однако нужно было не зевать и покинуть палатку до того, как будут отвязаны растяжки.
Участок до Долалгхата, на главном рукаве Сун-Кози, был одним из самых длинных. На перевале, вскоре после Банепы, мы впервые увидели ещё неясную картину высоких Гималаев, затем последовал длинный спуск среди сосен и гималайских дубов к Жику-Кхола, речке, разлившейся по широкой равнине и питающей рисовые поля. Для небольшой головной группы дорога казалась бесконечной, жара все усиливалась, все больше донимала жажда. Наконец деревня, и Тхондуп милостиво соглашается приземлить нас под гигантской смоковницей. Эти громадные священные индийские деревья высятся около каждой гималайской деревни, охраняя её покой. Их раскидистые ветви и толстенный морщинистый ствол дарят путнику тенистое гостеприимство. Невольно возникает вопрос: что раньше появилось — селение или смоковница?
Было 8 часов 55 минут, и мы с Джорджем Вендом пошли посмотреть на давильную установку. Конструкция не сложная: длинный брус качается таким образом, что один из его концов при движении вниз входит в углубление, где зерно перемешивается рукой или палкой. Брус движется вверх и вниз. В 9 часов 45 минут появились возмущенные Грег и Том Стобарт. Мы ушли черт знает куда фотографы были страшно заняты и потеряли уйму времени, пока нас догнали и т.д. и т.п. Вскоре, однако, мир был восстановлен, а нам пришлось ожидать ещё 40 минут пока готовился замысловатый завтрак из овсянки, тушеного мяса с яйцами, чапатти, масла и варенья.
Опять небольшой перевал, затем спуск в другую долину, также впадающую в Сун-Кози,— так мы продолжаем наш путь по дороге с бесчисленными подъемами и спусками. Шагая вместе с Чарлзом Эвансом и наблюдая стадо крупных обезьян лангуров, которые раскачивались на деревьях, растущих по крутым склонам холмов, я убедился, что невозможно их спутать с представителями «ужасного снежного человека» (некоторые предлагали такое решение проблемы). К тому времени, когда мы достигли широкой реки у Долалгхата, на высоте не более 800 метров над уровнем моря, жара нас окончательно доконала, и мы с наслаждением предались сказочному купанию.
Ранний выход имеет свое немалое преимущество: приходите на бивак сравнительно рано пополудни и можете использовать остаток дня в личных целях: писать, читать или ловить бабочек с Джоном и Майклом Уэстмекоттом. Именно здесь нагнал нас Джон, когда мы ужинали в темноте. Большинство устраивалось уже на ночь. Под яркими звездами, любуясь серпом луны, появление которой мы наблюдали утром, я вновь подумал о необычном характере экспедиции. Поэзия должна была временно стушеваться в суматохе с кислородными масками, с сортировкой снаряжения, неурядицей с багажом и тому подобным. Теперь она робко проглядывала вместе со звуками далеких голосов над бесчисленными лагерными кострами, приглашая меня измерить звездную бесконечность неба, убаюкивая монотонным пением реки.
Ранним утром, когда звезды начинали бледнеть и на лугу раздавался знакомый кашель носильщиков, было приятно лежать и пить чай, даже тхондуповский чай. Однако затем нужно было вставать и принимать участие в предстартовой суматохе до того момента, как палатка ляжет на землю. Обычно я оставался вместе с Майклом чтобы проследить за последними тюками, так как, если в селении был чанг (местное рисовое пиво), носильщики, вполне вероятно, могли опоздать. Хакоман Сингх, похожий на пророка со своей длинной тростью и сверкающими глазами, с поразительным красноречием громил в этом случае виновных за их злодеяния, в то время как они полные стыда, прокрадывались к своим грузам. В это утро мы преодолели большой подъём от русла Сун-Кози до селения Чиабаса, расположенного на следующем гребне, на высоте 1980 метров. Переходы не могли быть слишком длинными, так как груз носильщиков достигал 25 килограммов.