Мы наблюдаем за их словесной дуэлью, и нам весело.
– Паспорт с собой? – интересуется Кудин.
– С собой. Зачем он тебе?
– Сейчас станица – там ЗАГС…
– А до Луганска не дотянем? – смеётся девушка.
– До Луганска ещё полчаса – кто-то из нас передумает…
– Боишься включить заднюю? – вновь смеётся она.
– Кудин ничего не боится, даже жениться… – Он берёт девушку за руку и решительно ведёт из вагона.
Нам интересно, чем закончится вся эта комедия, и мы следуем за ними.
– Он сумасшедший? – оглянувшись, растерянно спрашивает она.
– Покажи мне хоть одного женившегося, кто был бы в своём уме! – отвечает за нас Кудин.
Сейчас уже трудно доподлинно узнать причину столь легкомысленного поведения девушки, может быть, фактор переживания какой-либо личной драмы, а может быть, то, что у нас объясняют простым но ёмким выражением – «была дурой». Мы с Жекой склонялись ко второй версии, но, какой бы ни была причина, факт был в том, что она легко согласилась идти с Кудином бог весть куда и бог весть за чем, на что, собственно, никто и не рассчитывал.
– Куда мы идём? – спрашивает девушка.
– Она от счастья вне себя, – объясняет нам Кудин. – В ЗАГС мы идём, в ЗАГС…
– Там с такой «бухты-барахты» даже не разговаривают.
– Какие «барахты»?! Мы уже четверть часа как обо всём договорились!
– А мы разве договорились?
– Вон свидетели!
– Ну ладно, посмотрим, чем закончится этот розыгрыш… – смирившись, вздыхает она и не отнимает от Кудина свою руку. Ей, видимо, тоже интересен финал этой комедии.
Вот и Станичный райисполком. На первом этаже ЗАГС, на втором кабинет Носача.
– В общем, так, – передавая нам руку «невесты», говорит Кудин. – Ждёте меня минуту… Нет, две. Две минуты ждёте. Займите молодую разговорами, чтоб некогда было ей обдумать-передумать…
Кудин легко взбегает по лестнице наверх, и нам слышен встревоженный крик секретарши:
– Вы куда, стойте! Николай Петрович не принимает…
Но, видимо, это звучит уже в пустой след – мы слышим, как за Кудином захлопнулась дверь в кабинет Носача.
– Носач, ты друг или портянка?! – едва влетев в кабинет, заорал Кудин.
Вскочив со своего места, Носач, не таясь присутствующих посторонних людей, бросился обнимать Кудина, которого не видел четыре года.
– Кудин, Кудин, как я рад, что ты наконец… – шептал он в макушку Кудина.
– Носач, у меня осталось меньше двух минут… Если ты друг – позвони в ЗАГС, чтоб меня расписали, а то ты знаешь, у них там эти проволочки бюрократические… – освобождаясь из его объятий, быстро заговорил Кудин.
– Кудин!.. Да ты что?! Что ж ты молчал до сих пор?!
– Вот же и не молчу… Позвони…
– Конечно, дружище, сегодня же позвоню! – обещает Носач.
– Ты не понял, Носач. Сейчас! У меня меньше минуты осталось… Ну! Звони же!..
Ошалевший Носач с переполоха не успел ничего сообразить и совершил редкую глупость – пойдя на поводу Кудина, поднял трубку.
– Так, все на месте? – сбежав вниз, спрашивает Кудин. – Невеста не драпанула?..
– Даже попыток не было, – отвечает «невеста». – Жуть как любопытно, чем закончится этот маскарад.
Элегантно выставив «невесте» свой локоть, «жених» ведёт её к двери ЗАГСА. У входа приостанавливается и, склонившись к своей спутнице, смущённо шепчет:
– Тебя как звать-то? А то это… Чтоб не оконфузиться…
– Света, – тихо отвечает совсем ошалевшая «невеста».
К всеобщему нашему удивлению, не успели мы войти в помещение, как помпезно заиграл марш Мендельсона. Звонок Носача возымел действие. Перевязанная красной торжественной лентой девушка вышла навстречу и, взяв за руки «молодых», повела их к столу.
– Ну и зачем всё это?.. – выйдя из ЗАГСА и, растерянно рассматривая испорченный штампом паспорт, спрашивает Света. – Чтоб завтра прийти развестись?..
– Здесь мои друзья, они слово моё знают, – отвечал ей Кудин. – А слово моё такое: если схочешь, хочь завтра, хочь нынче пойдем разведёмся. А по своей воле не разведусь с тобой никогда! Вот тебе моя рука, как там ещё – сердце и прочие потроха… А теперь едем ко мне. Мамку обрадуем…
– Ну и где же ты отхватил себе такую дуру-то?! – первое, что воскликнула «обрадованная» мамка, когда Кудин ввёл под руку молодую жену.
– Дело сделано! – отрезал Кудин. – Доставай посуду, чего там ещё полагается – свадьбу будем играть!
– Совсем сказился… – шептала тётка Полина. Какая свадьба, когда, кромя борща и мочёных арбузов, на стол и поставить нечего.
– А сало?!
– Ну, сало ещё…
– А говоришь: «нечего»!..
Скоро мы уж звенели стопками, дружно орали: «Горько!», и Кудин делал безуспешные попытки поцеловать молодую жену, которая ловко уворачивалась от его поцелуев.
– Кудин, отпусти меня, пожалуйста, – наконец жалобно попросила она. – Я поеду домой… Там мамка с ума уж сходит…
– Мы поедем! – твёрдо сказал Кудин.
– И что я скажу мамке?..
– Скажешь, что ждала меня всю жизнь!
Мы проводили их до разъезда. Ждали ночного поезда. Накрапывал дождь, и от этого было не понятно, отчего у Светланы мокрые щёки. Наконец она хлюпнула носом и отвернулась. Кудин попытался её обнять, она передёрнула плечами.
Соловей кукушечку
Клюнул у макушечку.
Ты не плачь, кукушечка —
Заживёт макушечка! —
пропел Кудин и поцеловал её в голову.
Она обернулась, обвела нас удивлённым взглядом и неожиданно ткнулась лицом в Кудинову грудь.
Вот и поезд. Не прощаясь, Кудин, подтянувшись на поручнях, легко взлетел в тамбур, опустил свою руку – она покорно протянула свою. Скоро колёса отстучали свою дробь, поезд исчез в ночи, и стало тихо, только где-то в хуторе хрипло перекрикивались ранние петухи.
Веселье окончилось. Домой возвращались молча. Отчего-то нам было очень жаль Кудина, но ещё больше мы жалели эту незнакомую до сего дня девушку Свету, и перед обоими мы чувствовали себя виноватыми.
– Завтра явится… – проворчал Жека, когда мы расходились с ним по домам. – Там его быстро наладят…
Я лишь прокряхтел, не найдя нужных слов.
На удивление всем, Кудин на другой день не приехал, не вернулся он и через неделю, и через месяц.
«Отбился Кудин от дома, пристал в зятья на станции Ольховой», – говорили о нём в хуторе. Но всё же в народе верно подмечено: «Как волка ни корми, от леса его не отвадишь». Уже через полгода начал он маяться и под предлогом: «Проведать мамку», стал по выходным заезжать в хутор. Нет-нет, как бы нечаянно, да и пройдётся мимо Натахиного двора. Наконец решился, живо вбежав по ступенькам, вошёл в дом.
– Здорово, тёть Васят! – окликнул Натахину мать, стоящую у плиты.
– Чего явился? – не оборачиваясь, отозвалась та.
– Соскучил… по тебе, тёть Васят. – Кудин по-хозяйски придвинул к себе табурет и, не дожидаясь приглашения, сел. – Проведать пришёл…
– Ну, проведал и давай дуй дальше! Вон те Бог и порог…
– Что-то ты, тётка Васятка, недюже ласковая… – нагло улыбнулся Кудин.
– Пусть жена тебя ластит… А тут гляди: Танкист наскочит – приласкает… Чего его шлындаться у чужих плетней?…
– Эх! – Кудин, поднявшись со своего табурета, обнял тётку Васятку, поцеловал в шею.
– Тю на тебя, Кудин!.. – вздёрнув плечи, воскликнула та.
А мимо тёщиного дома
Я без шуток не хожу!.. —
притопывая ногами, весело прокричал Кудин.
– Езжай в свою Ольховую, там шуткуй…
– А ты, тётка Васятка, никак коришь меня за то, что женился?
– Оба добрые… – примиряюще проворчала та.
А вечером, когда пришли с работы Натаха и её муж Пашка-Танкист, Васятка тихонько прошептала на ухо дочери:
– Приходил…
– Ой, ма, – громко, чтоб слышал муж, заговорила Натаха. – Ты знаешь, кто нынче приехал? Людка Зынченко! Век её не видала! Она ж медицинский в Луганске окончила, живёт сейчас со своим Бармалеем в Станице. В больнице работает. А Бармалей в военкомате…
– Он жа с Афгана контуженный… – подыгрывает разговором Васятка.
– И что с того?… Вот его и перевели в военкомат. А и хорошо! А то б судомились по частям… Пойду проведаю Людку…
– Ты ж хоть не до утра там… – робко предостерегает Васятка.
– Может, и до утра… Как разговор сложится… – уходя, отвечала Натаха.
Каждый отпуск Кудин ехал «на пару недель подсобить мамке», но задерживался на пару месяцев, а то и больше. Только появится дома – уже на другой день, понукая старого хромого мерина Тумана, к нему заезжал на бидарке бригадир Зынченко.
– Здорово, Кудин! – издали кричит он.
– Здорово, хохол! – весело отвечает Кудин, который уже догадывался о цели визита старого бригадира.
– Тут ось яке дило, – вздыхает Зынченко. – Завтра стрижка овиц, а у менэ половина станкив пустуе, никого поставыты.
– Мне-то что до того?
– Кудин, ты ж у нас перший стригаль! До кого ж мени ще бичь, колы ни к тоби?.. Ты ж одын в одын – батько твий!.. Часто Митрия вспоминаю…
Тут как раз Зынченко прав, сравнивая Кудина с отцом. «Яблочко от яблоньки недалеко катится, такой же приколист, как и батя, – говорили про него в хуторе. – Он даже по приколу умудрился жениться». Было, я и сам попадался на его потехи. Как-то ехали вместе из Луганска. Кудину до Ольховой, мне дальше. Вот и Ольховая, иду проводить друга до выхода. Тут Кудин оборачивается:
– Саня, я сумку забыл, ты ближе – подай.
– Какая твоя?
– Да вон она, красная…
Беру сумку, догоняю его в тамбуре, а Кудин уже на перрон выпрыгнул.
– Кудин, сумку возьми!
– На хрена мне чужая сумка? – хохочет.
А в вагоне уже шум-крик: «Сумку украли!» Как теперь перед людьми оправдаться…
– Кудин! – кричу ему вдогонку. – Я тебе морду набью!
– Не набьёшь, ты отходчивый, – скалится тот.
– Ну, так як, пособишь? – не отступает от него Зынченко.
– Я в отпуске, отдыхаю…