За горизонтом. Две повести — страница 8 из 35

– Я тоже купила, – сказала Даша, догоняя ее и показывая свой пакет.

– Я была уверена, что ты забудешь, – ответила мама. – Я видела тебя сегодня утром около поликлиники, – потом сказала она. – Что ты там делала?

– Я снова хочу ходить в бассейн вместе с Лизой, – быстро придумала Даша. – Надо было узнать, как получить справку.

– Узнала?

– Я зашла и сразу вышла, как только увидела очереди в коридоре.

– Ты мне напомни, я достану тебе справку. Это ты вообще-то хорошо придумала. Я бы тоже походила в бассейн, можно попробовать выбраться вместе. Ты извини, мне сейчас надо позвонить по работе, чуть не забыла.

Она отошла на несколько шагов в сторону и уже до самого дома говорила по телефону. А дома, не успела Даша переодеться, мама открыла дверь и закричала не своим голосом:

– Дашка, ты совсем обнаглела, что ли? Я что, о многом прошу?

– Это ты совсем! – закричала в ответ Даша, не ожидавшая скандала.

– Так. – Мама прошла в комнату и села на ее стул верхом. – Я в очередной раз тебе напоминаю: я много работаю. Я устаю. Если ты не заметила, я делаю все, чтобы твоя жизнь стала еще немного интереснее. Когда прихожу домой, я хочу увидеть хотя бы намек на порядок. А не этот срачельник!

– Ты только орать умеешь! По-человечески скажи, что не так. Сейчас все уберу.

Мама встала со стула и начала ходить по комнате.

– Я же вообще-то прошу немногого. Если у тебя что-то с памятью, напоминаю: вещи – в шкафы, а не бросать где ни попадя, на письменном столе – порядок, грязную посуду – в посудомойку, грязную одежду – в корзину, пару раз в неделю запускать пылесос. Господи, да он даже сам пылесосит, его только включи! Все! – Она снова начала закипать. – Даша, я в твоем возрасте должна была убирать всю квартиру! Тряпкой и руками, а не как ты! Это была моя постоянная обязанность, и попробовала бы я схалтурить! Мне бы прилетело так, что мало бы не показалось!

– Да что я не сделала-то?

– На кухне бардак. Нож в масле на столе. Крошки, корки от апельсина, чашка грязная, сыр обрезала и бросила, чтобы я убрала, Дашенька ведь у нас такая занятая, насвинячила и пошла, это же матери заняться больше нечем, да? Только за Дашенькой прибирать?

– Это не я! – со злостью закричала Даша. – Это папа! Меня даже дома не было! И оставь меня уже, наконец, в покое! Достала!

Мама молча вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Даша рухнула на кровать и трижды набрала Димку, но он все не отвечал.

Глава четвертаяСемь недель

В понедельник началась новая четверть. Дима должен был вернуться вчера, но он так и не позвонил, не ответил ни на одно из сообщений, не был в сети. Даша спала беспокойно, несколько раз просыпалась посреди ночи и первым делом проверяла, не пришло ли новое сообщение, а потом никак не могла согреться и снова заснуть. Тоскливо ныло внутри живота, и холодно было и в груди, и губам, и пальцам ног, и шее, у кромки волос. Не представлялось, что через несколько часов снова придется идти в школу, отсиживать уроки, отвечать, если спросят, стоять у доски перед классом, смеяться с девчонками на подоконнике в холле, у автомата с шоколадками, есть в столовой пирожки с картошкой и печенкой и вообще вести себя, словно она нормальная, как раньше. Хотелось запищать, как мышь, и целиком уместиться в теплой душной щели между кроватью и стеной.

Все вокруг стало немного другим, словно сдвинулось на волосок. Словно кто-то вернулся в прошлое и раздавил там бабочку, как в рассказе Брэдбери. Даша представила, как выходит утром на кухню, а там вместо ее мамы пьет кофе другая женщина. Такая, что внешне выглядит как Дашина мама, а внутри – другая, незнакомая. В конце концов, если Даша перестала быть собой, то и все остальные тоже должны измениться.

В щель под дверью сочился свет. Даша заглянула на кухню: мама с телефоном в руке сидела на своем обычном месте и пила кофе из своего обычного тазика – огромной кружки, которую больше никому не разрешалось брать.

– Ты чего не спишь? – спросила мама.

– В школу пора вставать.

– Сейчас пять утра, попей воды и иди поспи еще.

– Ага. – Даша прислонилась к двери.

– Что-то случилось? Или просто голова болит?

– Да так… Вообще-то, он не звонит, не пишет, сообщения не читает, временно недоступен. Я весь день ждала, а он… Я уже так больше не могу! – выдохнула Даша и закашлялась.

– Когда он должен был приехать?

– Вчера рано утром.

– Так ведь вчера все самолеты сели в соседних городах из-за тумана, моя коллега вообще приземлилась в Барнауле. Не переживай, найдется твой Дима, скоро позвонит, не надо себя накручивать из-за ерунды. Ты ему, главное, не пиши сто пятьдесят тысяч СМС, а то вообразит, что ты без него умираешь. Пусть думает, что тебе все равно.

Мама спокойно пила кофе, будто ничего не происходило. Она даже не подняла глаз от телефона, будто лента в «Фейсбуке» была важнее и интереснее Даши. Даже лайки ставила! И улыбалась тому, что там прочитала!

– Он бы написал, это совсем на него не похоже, он мне всегда пишет! Он телефон выключил, никогда такого раньше не было! Да что я тебе все это рассказываю! У тебя на все один ответ: «Не переживай, не накручивай!» Как будто я могу так просто взять и все свои чувства отключить! Я не робот, у меня есть причина переживать, настоящая причина, не детский сад! Мне не может быть все равно! А ты никогда не понимаешь, ничего не понимаешь!

– Ну да, конечно, ты права, ты одна у нас такая умная и тонкая. Будто мы с папой не любили никогда.

– Наверное, не любили, – из-за двери хрипло ответила Даша. – Иначе бы понимали.

Она снова достала телефон из-под подушки, одно за другим отправила «Ты меня игноришь?» и «Раз тебе не надо, то и мне это все больше не надо» и выключила телефон. Совсем.

Когда родители уехали на работу, она решительно достала из потайного кармана рюкзака три теста на беременность и через пятнадцать минут сидела на полу в ванной, скорчившись и глядя неверящими глазами на шесть четких красных полосок – по две на каждом тесте.


Сердце билось в горле, словно Даша долго бежала. Слюна во рту была горькой, уши заложило. С неба косо сыпалась мелкая колючая крупа, а под ногами был вязкий, грязный, рыхлый снег, и кроссовки быстро промокли.

Даша оказалась в школе к третьему уроку, привычным движением – руки помнят – стерла следы потекшей туши и поправила волосы перед зеркалом, из которого смотрела на нее самая обычная Даша, только чуть грустная. Кажется, за каникулы она еще сильнее похудела. Вокруг были люди, люди и люди, кто-то здоровался с ней, с кем-то – она, кто-то обнял ее за талию и коснулся щекой, кто-то спросил, где была, почему не писала. Ее торопили на следующий урок, и Даша в толпе побежала на третий этаж, не помня, в какой кабинет, – просто все побежали, и она тоже. Это было правильно и хорошо: в толпе она уже не была собой и могла хотя бы недолго не думать о своем. Она даже смеялась, когда смеялись все, и это тоже было правильно: смеяться, когда смешно.

Когда историк вызвал ее к доске и начал гонять по датам, она почти все назвала правильно. Даже странно. Она не задумывалась над ответами, цифры сами собой всплывали в памяти, будто Даша с ними родилась.

На большой перемене Лиза куда-то пропала и только перед самым звонком как из-под земли выросла, подхватила Дашу под руку, увлекла в закуток под лестницей и стала, смеясь, рассказывать, как ее поймала безумная женщина Бабаня и непонятно зачем долго объясняла про счастье материнства, совсем с ума сошла, главное, чтобы не додумалась донести свои фантазии до Лизиной мамы. Даша испугалась, невпопад поддакивала и толком ничего не успела сказать, потому что грянул звонок – редкий случай, когда вовремя, и они заторопились.

Даша села рядом с Лизой, уронила голову на руки и закрыла глаза. Вокруг шумели, кричали, и шум этот был ненастоящий, словно шел с экранов телефонов. На улице уже начало темнеть, в классе включили вечерний свет. Пахло сыростью, противными духами и яблоком, которое с громким хрустом поедал Пашот.

По расписанию была литература, но вместо нормального урока в класс пришла пожилая поэтесса и читала свои стихи, посвященные красоте родного края. Даше стихи не понравились, они были слишком правильные, гладкие, ни о чем, но ей было жаль поэтессу, которую никто не слушал. Даша привычно сделала вид, что ей интересно, и машинально рисовала в конце тетради придуманных фантастических тварей.

Поэтесса раскачивалась у доски в такт стихам, по рядам прогуливалась Анна Ивановна и всякий раз, проходя мимо, гладила по плечу Дашу или Лизу. Родной край за окном был припылен сероватым шороховатым туманом – какой-то из заводов выпустил в воздух очередную гадость. Когда настанет время идти домой, дышать будет противно, в носу и в горле станет немного кисло, а если не кисло, то горько.

Даша жалела, что оставила телефон дома. Было странно, будто не хватало важной части тела. На крайний случай на дне рюкзака валялась ее старая кнопочная звонилка, но ее номера Димка не знал, и Даша не могла проверить, появился ли он в зоне доступа. Наверное, по законам жанра он звонил ей не один раз, прислал кучу сообщений с извинениями, цветами и котятами. Она могла бы позвонить сама, но это было бы уже слишком. Больше никогда она не позвонит Димке сама, ничего ему не расскажет, думала Даша и сглатывала горькую слюну.

В классе сильно запахло ацетоном: Настя за соседним столом перекрашивала ногти. У Даши закружилась голова, даже слегка замутило. Стараясь не смотреть на Анну Ивановну, Даша взяла вещи и вышла. Раздевалка, к счастью, оказалась открытой.

На улице практически не было ни людей, ни машин, и, если сильно постараться, можно было представить, что Даша осталась в городе совершенно одна. Даже голубей не видать. И кошек тоже. Как будто все ушли, а ее забыли. Если вернуться сейчас в школу, там тоже окажется пусто. Даше захотелось закричать, что она здесь, – тогда наверняка кто-то выглянет из окна. Но тут из банка вышел человек, и из пекарни, и из аптеки, в которой работала Димкина мама, и вдруг оказалось, что на самом-то деле людей вокруг полно.