Хоскинсу удалось идентифицировать оригинальный язык книги как р'льехский. Это был мифический язык, на котором говорили только в самом Р'льехе, давно потерянном городе, затонувшем в океане, как Атлантида. Но, как полагали, Р'льех погрузился на дно в Тихим океане, а не в Атлантике, и это само по себе было любопытной информацией, поскольку Хоскинс думал, что текст был транслитерирован на английские буквы еще до того, как первые исследователи достигли Тихого океана.
Следуя совету Уилмарта, он обратился к «Некрономикону». К его удивлению, он нашел в нем предложение или стихотворение, прямо цитируемое из «Текста Р'льех»; это была такая же путаница непроизносимых согласных и гласных, как и весь текст, но с определенной разницей.
Строчка читалась: «Ph'nglui mglw'nafh Cthulhu R'lyeh wgah'nagl fhtagn».
Разница заключалась в том, что у Альхазреда это предложение было фактически переведено. Перевод был таким: «В своем доме в Р'льех мертвый Ктулху ждет, погруженный в сон».
Строка, найденная Хоскинсом в «Тексте», была очень похожа. Фактически, это было на третьей странице манускрипта. Но самое важное, что извлек Хоскинс из этого, состояло в том, что, очевидно, р'льехский язык был известен и понятен, иначе ни Альхазред, ни кто-либо другой, возможно, не смогли бы перевести его. Но язык не имел прямой связи ни с арабским, ни с родственными арабскому языками; это Хоскинс узнал, обратившись к лингвисту отдела восточных языков университета.
Что больше всего взволновало Хоскинса по этому поводу, так это то, что Таттл сам сделал незначительную заметку на третьей странице, где появилась строка. Плохо разборчивым почерком он написал то, что, по-видимому, было его собственным переводом загадочного предложения: «Его миньоны готовят путь, и он больше не спит?» За маргинальным толкованием следовали другие нацарапанные обозначения, смысл которых настолько ускользал от Хоскинса, что он их отложил.
Итог этих незначительных пометок был поразительным. Это могло означать только то, что сам Амос Таттл знал или мог хотя бы частично расшифровать таинственный язык древнего и легендарного Р'льеха. Это означало, что где-то среди бумаг Таттла Хоскинс мог найти словарь древнего и легендарного языка Р'льеха, с помощью которого сам Хоскинс мог прочитать странную древнюю книгу.
На этом этапе стало очевидным, что у молодого библиотекаря возникла нездоровая навязчивая идея относительно этого таинственного тома, и он возжелал проникнуть в его скрытые знания. Если бы его начальник доктор Лланфер узнал об этом желании, он, несомненно, быстро положил бы конец работе Хоскинса с «Текстом Р'льех». Однако, занятый другими делами, он, к сожалению, не обращал внимания на странное очарование, которое старая книга оказала на молодого ученого.
Поиски в бумагах Таттла оказались бесплодным. Дальнейшее прочтение «Некрономикона», однако, предоставило Хоскинсу замечательное открытие. Отрывок, в котором содержалась необходимая информация, переведенный на елизаветинский английский доктором Джоном Ди, пресловутым британским волшебником и астрологом, и включающий всю главу XVI тома III «Книги Врат»:
«О Ленге и Таинствах Его: Что касается этого Ленга, то некоторые говорят, что он лежит в земном Мире Снов, чтобы, таким образом, его могли посещать только во снах, используя силу Знака Коф, но я слышал, что другие говорят, что он лежит в ледяных пустынях антибореального полюса, и есть те, которые намекают на то, что Ленг может быть найден в черном и тайном сердце Азии. Но, хотя многие называют различное местоположение его, я не слышал, чтобы кто-нибудь сказал, что Ленг полезен для слуха людей.
Теперь о Ленге: написано, что на этой темной и холодной земле многие миры встречаются, поскольку он имеет общую границу с альтернативными измерениями, чередующимися с нашим; и среди этих мрачных, незамерзающих песков и ледяных холмов, а также черных и ужасных вершин есть странные «Порталы, Ведущие На Ту Сторону»; и Твари Извне, которые иногда проходят через «Врата», блуждают среди земных снегов, а затем возвращаются отсюда к своим неизвестным и безымянным Сферам, насыщенные пирами, о которых я боюсь думать. Так они говорят: но, что касается меня, я считаю, что холодный и страшный Ленг является частью других миров так же, как частью этого и представляет собой не полумир, а как бы мост между мирами.
Говорят, что был отважный Илатос, волшебник Ломара, он отправился через пустыню Бназик и через долину Пнор с большой осторожностью, чтобы избежать ужасных Хранилищ, и что спустя время он наткнулся на грубую каменную башню посреди пустыни, где обитал некий старый жрец, который скрывал свое лицо за маской из желтого шелка. На Цилиндрах Кадаферона написано, что они долго беседовали вместе в этой одинокой и жуткой башне, Ломарский маг и Он, кого называют Старшим Иерофантом, но как дальше было сказано, все записи были изъяты, и Цилиндры Кадаферона были пусты, и никто не знает, почему.
Но я не видел Ленга во всех моих странствиях и путешествиях, кроме как во сне, но повторю здесь праздные сплетни, которые я смог услышать. Тот, кто хочет узнать секреты Ленга, тот, кто хочет познать тайны Ленга, тот, кто хочет ходить по мрачным и одиноким дорожкам Ленга, пусть отправится туда, если знает Путь».
Хоскинс уставился на страницу «Некрономикона», наполненный странным, трепетным волнением, которое он не мог назвать или объяснить. В ту ночь у него был первый из многих снов…
В первые дни сентября Брайант Хоскинс наконец обнаружил то, что он так усердно искал. В конце концов, Амос Таттл составил или, скорее, скопировал из какого-то другого источника «Ключ Р'Льех» (поскольку так он назвал этот документ); причина, по которой Хоскинс не нашел этого раньше, заключалась в том, что глоссарий находился в конце довольно большого тома из разрозненных частей, которые носили общий титул «Фрагменты Целено».
Поскольку не разрешалось брать тома из «запретных файлов» библиотеки, Хоскинс безрассудно похитил книгу, скрыв ее среди бумаг в своем чемодане. Позже той же ночью в своих комнатах на Дарли-стрит он дрожащими руками изучал «Ключ». Он уже давно скопировал расширенные части из «Текста»; теперь он сравнивал неизвестные слова с глоссарием Таттла. В частности, он сравнил эти строки с третьей страницей кода, начинавшейся с загадочной фразы, которая ранее привлекла его внимание.
Весь отрывок содержал только семь строк, разделенных на три стиха. Хоскинс переписал их на чистый лист бумаги для письма, оставив пространство между каждой строкой и с трудом выполнил полный перевод с использованием «Ключа Р'льех» Таттла.
Когда он закончил несколько часов спустя, страница читалась следующим образом:
Ph'nglui mglw'nafh Cthulhu R'lyeh wgah' nagl fhtagn.
(В своем доме в Р'льех мертвый Ктулху ждет, погруженный в сон)
Y'ai 'ng'ngab cf ayak shugg-yaah Cthulhu nafl fhtagn.
(Но придет час, когда Ктулху больше не будет ждать, погруженный в сон)
N'gha-uaaah 'nygh glag'ng aargh-cf ayah y'haa mgl'gn.
(Тогда пусть мир остерегается пришествия своего Хозяина)
Ygnaiih! Ygnaiih! S'sathagua dy'uth aiih-cf ayagh!
(Я поднимаюсь! Я поднимаюсь! Из глубины я приду!)
Mgw-ygna! Mgw-ygna! S'sathagua mglw'nafh ph 'R'lyeh!
(Он поднимается! Он поднимается! Из своего дома в Р'льех!)
Mgw-cf ayak! G'ngah mglw' aargh-cf ayah n'gh yafl.
(Он идет! Час Его появления — близок)
Ygnaiih! Aiih-cf ayagh-ngwa! Uaaah 'nygh sh'uggua mng mgl'gn.
(Я поднимаюсь! Я иду вперед! Пусть мир трепещет перед своим Хозяином)
Хоскинс смотрел на результат своих трудов, странно восторженный, с очарованием, какого никогда раньше не чувствовал. Ему казалось, что он находится на грани восстановления невероятной мудрости, утраченной века или эпохи назад.
К своему удивлению, он заметил, что наступил рассвет. Он всю ночь трудился над «Ключом Р'льех», даже не замечая часов, когда они проносились мимо. Неудивительно, что он дрожал от усталости и истощения!
В тот день он не стал работать в библиотеке, сославшись на временное недомогание. Вместо этого он спал глубоким сном от физического и нервного истощения.
И снова были сны…
В предыдущих случаях сны Хоскинса были заполнены темными пустынными пейзажами, обрамленными остроконечными пиками, на которых пустынные снега тускло блестели под холодным глазом луны. Его сны были бурными с проблесками рушащихся склонов удивительно древнего камня, пересохших и сморщенных поверхностей доисторических морей — зловещих и страшных перспектив, которые воняли мрачным запустением, полной бесплодностью и отсутствием жизни.
Теперь же во время дневного сна Хоскинс видел приземистую уродливую башню, грубо вырезанную из темного пористого камня, которая стояла одна посреди жуткой пустыни. Тьма висела над этой сценой, и даже любопытный глаз любознательной луны не проникал с небес, затененный слоем мрачных испарений… но время от времени разрывы появлялись в облачном небосводе, сквозь которые сверкали ледяные звезды.
Не было здесь знакомых звезд и созвездий, которые знал Хоскинс с детства: нет, эти странные звезды образовывали неизвестные ему созвездия, но удивительным образом значимые, как будто они формировали огромные символы, смутно знакомые его сновидческому интеллекту. Чувство это было одной из неземных странностей; но это было также чрезвычайно важно, как если бы обширные сферы знаний содержались в тех звездных символах, которые он мог — почти — различить.
Эту каменную башню среди запустения он с трудом мог разглядеть, настолько мрачной была тень, окутывающая ее огромной массой, и таким тусклым и прерывистым бледный свет, проливаемый этими неведомыми созвездиями. От грубых стен этой приземистой уродливой башни исходила холодная и вечная злоба… непримиримая и коварная ненависть… к чему? К живым существам? К самой жизни, возможно?