крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII–XIII вв.» (Л., 1978).
Сейчас уже более менее точно известна численность шведского войска — 5000 человек, а также количество кораблей, вошедших в Неву. Если учесть, что шведский военный корабль — шнека — вмещал примерно 50 человек, то всего кораблей должно было быть не менее сотни.
Можно также добавить кое-какие подробности, характеризующие военное искусство молодого Александра. План боя был разработан им с учетом реальной обстановки: часть шведского войска (рыцари) ночевала в шатрах на берегу, остальные — на кораблях. Александр Ярославич задумал комбинированный удар: конными дружинами — на рыцарский лагерь, пешая новгородская рать — вдоль берега, чтобы отрезать корабли от места битвы. План этот, как известно, полностью удался и принес блестящую победу.
Князь Александр Ярославич после этой славной победы стал называться Невским. О его подвигах написано специальное «Житие», которое вошло во многие русские летописи. Его имя бережно сохраняется в памяти народной. Даже спустя четыре с половиной столетия, когда Петр I впервые был на берегах Невы, местные жители с гордостью показывали ему место, где, по преданию, произошла знаменитая битва.
Почему же Невская битва 1240 г. произвела такое огромное впечатление на современников и сохранилась в памяти потомков?
В ответе на этот вопрос — ключ к пониманию образа Александра Невского, его места в отечественной истории.
Советский историк И. У. Будовниц отвечает на этот вопрос так: «В момент всеобщей подавленности и смятения русский народ увидел в победах Александра Невского отсвет былой славы и предзнаменование своего будущего освобождения от тяжкого ига. Житие, прославлявшее военные подвиги Александра Невского и его храбрых сподвижников, тем самым вселяло в русских людей бодрость и веру в свои силы».
К этому объяснению можно еще добавить следующее: в молодом новгородском князе народ увидел образ воителя за землю Русскую, образ светлый и героический. Ведь Александр Невский был молод, очень молод — ему исполнилось всего двадцать лет!
А впереди у молодого князя были новые испытания — широкое наступление немецких и датских рыцарей-крестоносцев. Немецкие рыцари из ливонских городов, датские рыцари из Ревеля стягивались к новгородским рубежам, возглавлял объединенное войско вице-магистр Ливонского ордена Андреас фон Вельвен, опытный военачальник. Пал Изборск, пограничная крепость Псковской земли. Опустошена примыкавшая к финскому заливу «Водская пятина» Великого Новгорода, взята крепость Копорье, рыцарские разъезды появлялись всего в тридцати верстах от Новгорода — «северной столицы» Руси. Бояре-изменники сдали немцам Псков. Приближалась решительная схватка с крестоносцами.
Обо всем этом интересно рассказывается в романе А. А. Субботина «За землю Русскую» Завершается роман впечатляющей картиной Ледового побоища 1242 г., похоронившего планы папской курии завоевать западно-русские земли. Да, Русь ослабла после «Батыева погрома», но не обессилела, у нее хватило мощи дать сокрушительный отпор завоевателям!
«Вдали, над озером, ярко-ярко пылал закат. В наступивших сумерках, на холме, у опушки леса, освещенный алым пламенем зари, золотился над полем победный стяг войска русского…» Этими поэтичными, глубоко оптимистичными словами заканчивает автор свой рассказ о победе на Чудском озере.
Нет, думаю, нужды останавливаться специально на некоторых неточностях, невольно допущенных автором в описании Ледового побоища, ведь скупые летописные записи допускают двойственное истолкование отдельных эпизодов. Главное сказано А. А. Субботиным правильно. Но, видимо, надо привести современные доводы военных историков о том, какой вклад внесла битва и, следовательно, предводитель русского войска Александр Невский в развитие русского военного искусства: ведь многое было совершено им впервые.
Превосходно были использованы молодым полководцем условия местности: высокий берег, к которому был прислонен русский пехотный строй, не позволил рыцарям развить успех после прорыва центра.
Общий стратегический резерв — «крылья» дружинной конницы были введены в решительный момент боя, когда уже иссякал наступательный порыв рыцарской свиньи.
Организовано было общее преследование разбитого неприятеля — раньше воеводы после победы долго оставались на месте, приводя войско в порядок; «стояли на костях», как писали летописцы.
Окружение рыцарского войска было единственным случаем для средневековья; этот сложнейший маневр требовал умелого руководства боем и решительности.
Не имел аналогов в военном искусстве того времени и разгром тяжелой рыцарской конницы в полевом сражении войском, состоявшим в основном из пехоты. Да и потери рыцарей были невероятными для «рыцарских войн»— до 500 знатных «мужей»; на Западе они исчислялись обычно немногими десятками, а в битве между англичанами и французами при Брюмеле, весьма известной военным историкам, было убито… всего 3 рыцаря!
Думается, эти наблюдения помогут читателям яснее представить ход Ледового побоища, оценить военное искусство Александра Ярославича Невского. Недаром Карл Маркс в своих «Хронологических выписках» оценил это сражение как событие огромного исторического значения: «Александр Невский выступает против немецких рыцарей, разбивает их на льду Чудского озера, так что прохвосты… были окончательно отброшены от русской границы»[4].
Так обстоит дело с «военной линией» романа А. А. Субботина.
В целом правильно определяет автор романа и основную политическую линию Александра Невского: поддержание мирных отношений с Ордой ради обороны северо-западных рубежей Руси от крестоносной агрессии. Такая точка зрения согласуется с оценкой известного советского историка В. Т. Пашуто, высказанной им незадолго до первого издания романа А. А. Субботина, и в общем виде не вызывает возражений. В. Т. Пашуто писал, что Александр Невский старался «прежде всего поддерживать мирные отношения с ханами Золотой Орды (для борьбы с ней разоренная Русь еще не имела необходимых сил), предотвращать новые монгольские нашествия, объединяя при этом все русские земли, которые можно было объединить, и оказывать решительный вооруженный отпор крестоносным захватчикам»[5].
Нельзя не отметить, что автор романа явно опережает события: в описываемое время (конец 30 — начало 40-х годов XIII в.), у Александра Невского не могло быть ни общерусской политической линии, ни реальных возможностей ее проводить. Стремление автора романа уже в то время представить юного новгородского князя государственным деятелем общерусского масштаба приводит к историческим неточностям, которые читатель должен учесть.
По мнению автора, в 1240 г. в Новгород приезжает ханский посол, который якобы требует от Александра Невского послать к Батыю «своих послов», чтобы признать его власть. Этого не могло быть. Хан Батый готовился к большому походу на южную Русь и дальше на запад, не до северо-восточной Руси ему было. Даже если бы он вдруг решил наладить какие-то отношения с Русью (что мало вероятно), то не стал бы посылать посла в далекий северный Новгород. Признанным главой северо-восточной Руси был великий владимирский князь Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского. В действительности же первые политические отношения с русскими князьями Батый устанавливает лишь после возвращения из похода в Центральную Европу, когда создается государство завоевателей — Золотая Орда. Об этом есть прямые свидетельства летописцев. В 1243 г. «великыи княз Ярослав поеха в татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла к Канови. Батый же почти Ярослава великого честью и мужи его и отпусти и рек ему: «Ярославе, буди ты старей всем князем в русском языце». В следующем году «князь Володимер Костянтинович, Борис Василкович, Василии Всеволодич и с своими мужи поехаша в татары к Батыеви про свою отчину, Батый же почтив ю честью достойною и отпустив ю, расудив им когождо в свою отчину и приехаша с честью на свою землю»1. Затем в Орду за «ярлыками» на свои княжества потянулись и остальные князья.
Из этой нереальной ситуации в романе логически вытекает и другая: будто бы новгородцы решили в очередной раз изгнать князя Александра Ярославича из-за его решения сохранить «мир» с ханом. Причины же были другие: стремление великокняжеской власти ограничить новгородские «вольности». Ни о какой «покорности» Орде речи быть не могло, даже спустя много лет, когда в 1257 г. великий князь согласился на проведение ордынской переписи и на Русь явились ордынские «численники», Новгород отказался их принять. В Новгороде был «мятеж велик», «чернь не хотеша дати числа, но реша: умрем честно за святую Софью и домы ангельскыя». Только в 1259 г, при прямой помощи великокняжеской власти, волнолюбивые новгородцы «яшася под число»[6]. Но такое могло случиться только через много лет после описываемых в романе событий.
Нельзя согласиться и с тем, что социальной опорой великокняжеской власти в середине XIII в. были «городовые люди и смерды», а боярство представляло собой сплошную враждебную князю массу. И, конечно же, совершенно невероятно, чтобы новгородский архиепископ — «владыка» — хотел сдать «латинянам» город Псков. Противоречия между православной и католической церквями были непримиримыми, иерархи православной церкви ревностно следили, чтобы «латинство» не проникло на Русь. Поэтому читатели должны критично отнестись к тем страницам романа, где рассказывается, что «владыка» переписывается с ливонцами и даже мечтает видеть католических священников «у святой Софии», призывает к союзу с «западными христианами» и даже тайком принимает у себя папского легата.
Хочется надеяться, что высказанные замечания помогут читателю исторического романа А. А. Субботина «За землю Русскую» глубже понять основную мысль о том, что главным защитником Отчизны является народ. Это безусловно справедливо и подтверждается историческим материалом, всем ходом отечественной истории.