Дядюшка Вилли соскочил с коня и бросился обнимать Элисти. Так не обнимают ценное финансовое вложение, так обнимают человека, о котором действительно беспокоишься. Отец бы вот не стал обниматься, а отругал за ненадлежащий вид и несдержанное поведение.
Элисти шмыгнула носом, не ожидала от себя, что расчувствуется. Всё-таки приятно знать, что есть кто-то, кому ты не безразлична.
Молодой шаман застыл за спиной молчаливой скалой, обернуться и посмотреть ему в глаза оказалось неимоверно сложно, но Элисти справилась.
— Дядя Вилли, это Шаграт. Он меня спас.
— Благодарю от всего сердца, — Торстейн протянул руку.
У орков не были в ходу рукопожатия, но этот человеческий жест Шаграт знал. Стиснул ладонь человека в своей лапе и тут же отпустил. И опять ничего не сказал. Похоже, он свой язык забыл в стойбище!
Тем временем пастухи передавали оркам обещанных коров. Зелёные кочевники восхищённо цокали языками и ощупывали лоснящихся животных. Торстейн поспешил к ним, принялся объяснять, как правильно ухаживать за рогатыми красавицами.
Элисти была уверена, что после пары недель дикой жизни коровы здорово похудеют, но дядюшка вряд ли узнает об этой неприятности. Уж она точно не собирается его просвещать.
А потом она поняла, что впервые за несколько дней осталась наедине с Шагратом.
Она стояла, смотрела на своего шамана. Нужно что-то сказать. Поблагодарить. Попрощаться. Но в голове царила гулкая пустота, все мысли, словно веником вымели. А вместе с мыслями исчезли и слова.
Шаграт отмер первым.
Запустил лапу в седельную сумку на спине своего жеребца, выудил оттуда глиняную птичку-флейту, вложил её в руки Элисти.
— Вот. На память. Будь счастлива, заяц.
И, не дожидаясь ответа, вскочил на коня и унёсся в степь. Своих товарищей и породистых коров он тоже не стал ждать.
Элисти прижимала к груди внезапный подарок и хватала ртом воздух, который вдруг стал густым и горячим — дышать невозможно, а глаза щипало от непролитых слёз.
Она не выпустила из рук флейту, ни когда дядюшка подсаживал её на смирную кобылку, ни когда ехала по улицам провинциального городка, ни когда оказалась в особняке Торстейна.
— Элисти, девочка моя, тебе плохо? Позвать целителя?
Встревоженный голос дядюшки вернул её в реальность. Нужно брать себе в руки.
— Нет, дядя Вилли, всё хорошо. Я просто немного растерялась, — Элисти изогнула губы в вежливой и чуть виноватой улыбке. — Скажите, пожалуйста, где ваш сын? Когда я смогу с ним познакомиться?
— Адриан объезжает с проверкой дальние выпасы, но ему сообщили, что ты нашлась. Думаю, завтра он будет дома. Ни о чём не волнуйся, Элисти. Отдыхай. Ты теперь в безопасности. Всё кончилось.
«Всё кончилось».
Дядюшка имел в виду совсем другое, когда произносил эти слова. Но всё и в самом деле кончилось. И от этого осознания хотелось разрыдаться — безнадёжно и горько.
Элисти улыбнулась:
— Спасибо, дядя Вилли. Я бы хотела принять ванну и поспать.
***
С медлительными коровами путь к стойбищу Ковыля занял не три дня, а почти в два раза больше.
Шаграт продолжал молчать.
У него в груди словно дыра образовалась, и там в этой дыре клубилась тьма и зверем выла зимняя вьюга, вымораживая все чувства.
Нельзя поддаваться тьме и слушать шёпот чёрных духов, иначе на самом деле станешь зверем. А желание оставить человеческую девушку себе чёрные духи и нашептали. Он всегда знал, понимал с первой встречи, что жизнь кочевников не для неё, но всё равно на что-то надеялся.
Зря. Она человек, и выбрала жизнь с людьми. Она радовалась встрече с этим своим Торстейном, так пусть же она будет там счастлива. И он должен радоваться за неё, а не исходить злым отчаянием.
Радоваться не получалось. Никак. Но хоть злобу удалось пригасить.
Возвращение в стойбище маленького отряда вместе с породистыми коровами вызвало понятное оживление. Сородичи выскакивали из шатров, весело здоровались, хлопали по плечам, зубоскалили, осматривали и ощупывали скотину, восхищались и спорили — приживутся ли в стаде новые коровы.
К Шаграту сияя белоснежной улыбкой кинулась красавица Горра. Он едва заметил её приветствие. Оставил товарищей разбираться со скотиной и потопал к своему шатру.
Не дошёл. Дорогу ему перегородил учитель Ксат.
Старый шаман смотрел с укором.
— Отдал девушку?
— Отдал, — буркнул Шаграт.
Учитель вздохнул нарочито горестно:
— Мозгов, как у сушёного паука. Я думал ты умнее.
— Учитель! — попытался возмутиться Шаграт, но старик не дал ему договорить.
— Помолчи. Как ты мог расстаться с той, что слышала твою душу?
— Это я слышал её, а она меня не услыхала.
— Ой, дурак… — сокрушённо покачал седой головой старый шаман. — Если сильно повезёт, лет через сто встретишь другую. Но я бы на твоём месте поборолся за эту.
Глава 12. Я рядом
Следующие несколько дней слились для Элисти в цветную круговерть. Странное состояние. Словно её жизнь закончилась после расставания с Шагратом, а начался дурной сон, от которого никак не проснуться.
И ведь даже так сразу не скажешь, что в этом сне дурного.
Она делала привычные вещи — ходила, говорила, улыбалась, наряжалась (конечно, не самостоятельно, а с помощью двух служанок), принимала горячие ванны, спала на мягкой перине и ела из дорогой фарфоровой посуды. Но всё это было не важно, и происходила будто бы не с ней.
Особняк Торстейна не уступал по роскоши столичному дому графа Эванса, а по размерам — намного превосходил. Дядюшка сдувал с неё пылинки и радовался её чудесному выздоровлению. Он написал отцу письмо, в котором сообщал, что нашёл его дочь, но ни словом не упоминал, что её хромота исчезла. Разумно — папенька ведь мог решить, что для здоровой дочери можно найти партию повыгоднее, чем сын скотовода.
Адриан Торстейн оказался вполне приятным молодым человеком. Ну как молодым — на пятнадцать лет старше Элисти, но среди аристократов такая разница не считалась большой.
Интересно, сколько лет Шаграту? Он ведь тоже старше, но явно не на столько. Она никогда не спрашивала его о возрасте. Она вообще очень о многом не успела его спросить. Мысли о шамане ненадолго вырывали из затянувшегося сна и причиняли боль. Лучше не вспоминать. Но не вспоминать не получалось.
Элисти коршуном кинулась на служанку, вздумавшую выкинуть забытую на туалетном столике глиняную птичку.
— Я думала, это мусор, — оправдывалась растерянная девушка.
— Это моё! Вон отсюда! — выкрикнула Элисти и повалилась на кровать, прижимая к сердцу подарок Шаграта.
Больше она не оставляла флейту на видном месте.
Как-то она подслушала разговор дядюшки с сыном. Случайно подслушала — увидала их в саду и вместо того, чтобы поздороваться, почему-то затаилась за густыми кустами.
Разговор шёл о ней. Жених называл её снулой рыбой, а дядя Вилли говорил, что девочка не в себе, потому что пережила слишком много страшного, с ней нужно быть добрей и терпеливей. Адриан согласился быть добрей и терпеливей, но довольным при этом не выглядел.
Элисти невесело усмехнулась в своём убежище. Была она хромым утёнком, а стала снулой рыбой. Это лучше или хуже?
Но по-настоящему она не расстроилась, ей было всё равно.
Чтобы развлечь невесту сына Торстейн организовал в своём особняке торжественный приём. Аристократов в городе, кроме Элисти, не водилось, и он пригласил местные сливки общества — богатых дельцов с жёнами и дочерьми. Взрослых сыновей Элисти не заметила ни одного. Вряд ли у гостей были одни только дочки, скорее всего дядюшка позаботился об отсутствии конкурентов у Адриана. Он всегда был предусмотрительным.
Обед, танцы — всё почти так же, как в отцовском доме. Только местные гости вели себя куда непосредственнее, не страдая излишком манер, а Элисти наконец-то могла нормально танцевать, не приволакивая ногу.
Конечно же, она была звездой вечера. Все хотели с ней познакомиться поближе, расспрашивали о столичной жизни и ахали и сочувственно перешёптывались, когда кто-нибудь из них задавал вопрос об ужасах орочьего плена. То, что в плену она была вовсе не у орков, дамы упорно пропускали мимо ушей.
Элисти хотелось заорать и схватиться за топор, как делали орчанки для привлечения внимания. Топора под рукой не было, только серебряные столовые приборы. Элисти представила, как она бегает по гостиной за разодетыми дамами с вилкой маленьким ножичков в руках. Шаграт бы посмеялся.
Опять Шаграт!
В завершение вечера её попросили сыграть на клавесине.
Клавесин! Единственное, по чём она скучала в степи. Элисти села за инструмент с радостью. Коснулась пальцами клавиш, заиграла одну из знакомых с детства мелодий. Потом вторую и третью. Гости аплодировали, даже Адриан прислушивался с интересом. Ещё бы — рыбы обычно не играют на клавесине.
А Элисти поняла, что игра не приносит того удовольствия, что прежде. Она исполняла музыку идеально, без единой ошибки, но не чувствовала при этом ничего. В простом перезвоне колокольчиков у входа в шатёр Шаграта жизни было гораздо больше, чем сегодня в её игре.
Она не заснула. Она умерла. И не заметила этого.
Гости разъехались по домам, а Элисти заперлась в своей комнате, выгнав служанок. Видеть ещё и их она уже была не в силах. Долго стояла на балконе, смотрела в ночной сад.
Степь совсем близко, только руку протяни. Дышит ветрами, шепчет травами. И где-то там, в бескрайней степи, живёт один молодой шаман, который умудрился стать её жизнью.
Элисти вернулась в комнату, вытащила из шкатулки с украшениями глиняную флейту-птичку. Нежно провела пальцем от клювика до кончика хвоста. Она так и не сыграла на ней Шаграту. А он ведь просил. И, кажется, обиделся, так и не поняв причины отказа. Он никогда не понимал, как можно бояться ещё не совершённых ошибок, ошибки можно совершать и нужно исправлять. Тогда он решил, что она просто не хочет играть для него. Они ошиблись оба.