— Получается, что да.
— Может, это его ты и видел в окно?
— Нет-нет! — уверенно сказал Китайгородцев. — Точно — не он.
— Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?
— Да.
— А он что?
— Сказал, что это чепуха.
— Значит, всё-таки чепуха? — испытующе глянул Лисицын.
И Китайгородцев понял, что собеседник ждёт от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.
— Можешь говорить как есть, — сказал Лисицын, обо всём догадавшись. — Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.
— Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, — дипломатично сформулировал Китайгородцев.
Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, тёмного кирпича, дом.
— Вообще тут много странностей случается, в этом доме, — вдруг сказал Лисицын. — Непростой, в смысле, дом. Нехороший.
Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед — это он не сразу понял. За ним пришёл один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:
— Хозяин ждет!
Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.
Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу комнат, пошёл вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва успевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвёртом по счёту был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном чёрном платье, Михаил и Станислав Лисицын.
— Садись, отобедай с нами, — сказал Лисицын, обращаясь к Китайгородцеву. — Дай-ка ему стул, — это уже своему охраннику.
Лисицын был подчёркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.
— Ты присоединяйся, — сказал Китайгородцеву Лисицын. — У нас тут по-простому. Бери, что видишь, — он жестом хлебосольного хозяина обвёл рукой стол.
Сам он тут же выпил рюмку водки — по-гусарски лихо запрокинув голову.
Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно — предлога не было.
— Конечно, всем этим надо заниматься, — сказал Лисицын, явно продолжая ранее начатый разговор.
Ему не ответили. Он демонстративно этого не заметил.
— Даже такие элементарные вещи, как наружное освещение, — продолжал Лисицын. — Ни одного фонаря вокруг! Чёрт ногу сломит!
Он обвел присутствующих взглядом.
— Я закажу проект, — объявил он. — Какой-нибудь фирме, которая занимается установкой фонарей. Разработают проект, всё привезут, сами установят. Будет светло. Спокойнее мне как-то.
— А что тут освещать? — сухо осведомилась Наталья Андреевна. — Лес?
— Дом! — с готовностью отозвался Лисицын и посмотрел на мать уверенным взглядом человека, готового идти до конца.
— Нам ни к чему эта иллюминация, — с прежней сухостью сообщила Наталья Андреевна.
— Очень даже к чему! При ярком свете перестанут вокруг дома тут бродить всякие… По ночам… Людей пугать…
Лисицын смотрел на мать с вызовом. Она никак не отреагировала. Лисицын ещё выпил водки. Он, кажется, накачивался спиртным, пытаясь придать себе решимости.
— Здесь вчера видели человека, — сказал Лисицын. — Прямо под окнами. Кто такой?
Он требовательно посмотрел на своих домочадцев. Оба промолчали, будто и не было вопроса.
— Здесь — вчера — был — человек, — раздельно произнес Лисицын, на каждом новом слове повышая голос. — Кто?!
— О чём ты говоришь? — непонимающе посмотрела на сына Наталья Андреевна.
— Вчера к дому пришел человек, — сказал Лисицын. — Это было поздним вечером, почти что ночью. Он подошёл к окну той комнаты, в которой живёт вот он, — ткнул пальцем в направлении Китайгородцева, — и некоторое время там, под окном, стоял.
Наталья Андреевна повернула голову и вид у неё был такой озадаченный, будто она только что обнаружила присутствие Китайгородцева за столом.
— Вы видели здесь посторонних? — спросила она удивлённо. — Почему не поставили меня в известность?
— Я? Видел? — пробормотал растерявшийся Китайгородцев. — Кого?
Он вопросительно посмотрел на Лисицына, не понимая, что тут происходит. Лисицын тоже, похоже, растерялся.
— Простите, я ничего не понимаю, — сказал Китайгородцев.
Судя по его виду, чувствовал он себя неловко. Занервничал и не знал, куда деть руки.
— Ты мне сказал, что здесь кто-то был, — напомнил Лисицын.
— Я? — ещё больше удивился Китайгородцев.
В семье разлад, все ссорятся, а он мало того, что оказался невольным свидетелем сложных взаимоотношений этих людей, так ещё помимо своей воли втягивается в конфликт — и непонятно, для чего всё это делается.
— Ты чудить надумал? — осведомился Лисицын. — К чему этот спектакль? Ты мне сказал сегодня утром, что здесь был человек!
Китайгородцев молчал, не зная, что сказать на это.
— Стас! — вмешался Михаил. — Я не знаю, о чём ты говоришь…
— И к тебе у меня есть вопросы! — оборвал его Лисицын. — Охранник вышел к этому человеку, под дождь, никого там не нашёл, а когда вернулся в дом, он увидел здесь тебя — промокшего до нитки. Откуда ты пришёл — такой мокрый?
— Это тоже тебе охранник рассказал? — не поверил Михаил и выглядел он сейчас растерянным.
Он повернулся к Китайгородцеву, ожидая объяснений. Объяснений у Китайгородцева не было. Он пребывал в не меньшей растерянности, чем Михаил. Его вид всё сказал Лисицыну.
— То есть и это, про Михаила, ты тоже не подтверждаешь? — изумился Лисицын, глядя на Китайгородцева с неприязнью.
— Я в первый раз об этом слышу, — пробормотал Китайгородцев.
— Пшёл вон! — с ненавистью прошипел Лисицын.
Китайгородцев ещё больше растерялся.
— Пшёёёл!!! — закричал Лисицын, не в силах сдержать ярость.
Китайгородцев поднялся из-за стола и пошёл прочь, по-стариковски приволакивая раненую ногу.
Хамза примчался в тот же день, не предупредив заранее. Он вошёл в комнату к Китайгородцеву с таким мрачным выражением лица, будто кто-то умер, и именно Хамзе предстояло сообщить эту печальную весть.
Китайгородцев сразу догадался, по какой причине случился этот внезапный визит.
— Здравствуй, Толик, — сказал Хамза. — Мне позвонил Лисицын…
— Догадываюсь.
— Он был в таком бешенстве…
— Могу себе представить.
— Я приехал, чтобы поговорить с тобой. Что тут происходит, Толик?
— Я не знаю, — честно признался Китайгородцев.
— Случилось — что? — требовательно спросил Хамза.
— Не знаю, — повторил Китайгородцев. — Хозяева сели обедать. Меня пригласили тоже.
— За стол? — удивился Хамза.
Не принято так было. Не по правилам. Всегда — хозяева отдельно, а у обслуги свой стол.
— Я тоже удивился. Но перечить ведь нельзя, — напомнил Китайгородцев.
Да, нельзя перечить, хозяину виднее.
— Я только позже догадался — зачем позвали, — сказал Китайгородцев. — Это всё Лисицын. Станислав Георгиевич. Что ему в голову взбрело, я не знаю, но он за столом начал какие-то странности рассказывать, а я должен был подтверждать.
— А почему ты должен был? — посмотрел внимательно Хамза.
— Я не знаю.
— Он мне сказал, что ты сам ему это рассказывал — про то, что видел какого-то человека здесь, рядом с домом…
— Это неправда!
— Что неправда, Толик? — осведомился Хамза. — То, что ты видел? Или то, что говорил об этом Лисицыну?
— Я не видел никого! — твёрдо сказал Китайгородцев. — И не мог, разумеется, ни о чём таком рассказывать Лисицыну!
Хамза вздохнул.
— Толик, я тебя знаю не первый год, и я тебе верю, — сказал он. — Но как ты думаешь, зачем всё это нужно Лисицыну? Чего он добивается?
Китайгородцев только пожал плечами в ответ. Если бы он знал!
— Но это точно — что он всё придумал? — уточнил Хамза.
Китайгородцев выразительно посмотрел на шефа.
— Просто я поверить не могу в то, что он на ровном месте закатил истерику, — признался Хамза. — Должно же быть какое-то объяснение.
Его можно было понять. Заказчик рассказывает такое, чему нет подтверждения, но не согласиться с ним — значит, обвинить его во лжи. Кто решится на такое?
— Он какой-то странный, — сказал Китайгородцев.
— Да? — насторожился Хамза.
— Вот этот дом, — повёл рукой вокруг Китайгородцев. — Вы ничего не чувствуете, когда находитесь здесь? Он давит. Он очень мрачный. Обычно жилище создают удобное. Уютное. А здесь неуютно. Здесь жутковато даже. Я не представляю, что должно быть в голове у человека, который такое мрачное жилище для себя построил. Если этот человек нормален, разумеется.
Китайгородцев посмотрел на шефа и повторил:
— Если он нормален.
Хамза был в замешательстве.
— Я был на втором этаже, — сказал Китайгородцев. — Там есть зал, где висят картины. Портретная галерея. Портрет Лисицына там тоже есть. На заказ, видимо, кто-то рисовал. И раз портрет висит на стене, значит, он заказчику понравился. Получилось то, что он хотел. Знаете, как художник изобразил Лисицына? В каких-то средневековых одеяниях, и вид у хозяина очень даже мрачный. Граф Дракула, не иначе.
— Но это ничего, в принципе, не доказывает, — не очень уверенно сказал Хамза.
— И ещё я кое-что увидел, — продолжил Китайгородцев. — Там же, наверху. Комната. За столом сидит человек. Совсем как живой. Но на самом деле он из воска. Это отец Станислава Георгиевича. Генерал Лисицын. Он умер десять лет назад. Вы понимаете?