м не менее никогда не ставил материальное выше духовного и, сызмалу научившись ценить прекрасное в жизни и искусстве, искал упоения и воплощения своих мечтательных грез в стихах»339.
С годами он стал литератором широкого профиля: публиковал и стихи, и переводы, и критические статьи, и книги по истории культуры. Но, как указывает Ш. Шалит, «совершенно особое место в русской культуре занимает его редакторская и издательская деятельность»340.
Еще в 1915 году, находясь в эмиграции, М. О. Цетлин организовал в Москве издательство «Зерна», где вышли книги М. А. Волошина и И. Г. Эренбурга, а также его собственный сборник стихов «Глухие слова», посвященный Марии Самойловне. В Париже, в журнале «Современные записки», он с 1926 года редактировал отдел поэзии, много помогал молодым литераторам. Кроме этого, супруги Цетлины выпустили в 1923 году три номера альманаха «Окно», где были опубликованы произведения И. А. Бунина, А. И. Куприна, А. М. Ремизова, И. С. Шмелева, Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, К. Д. Бальмонта, М. И. Цветаевой, Н. А. Тэффи и других литераторов первого ряда русской эмиграции341. Докладом М. О. Цетлина «О литературной критике» открылась 5 февраля 1927 года деятельность «Зеленой лампы» — литературно-философского общества, возникшего по инициативе Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус и сыгравшего значительную роль в духовной жизни русской эмиграции первой волны.
Ил. 79. Михаил Цетлин. Архивное фото 1920-х гг. Фотограф неизвестен. Из собрания автора
В Нью-Йорке именно супруги Цетлины стояли у истоков «Нового журнала». К концу 2016 года вышло уже 285 номеров этого издания, на сайте которого указано: «„Новый Журнал“ был основан в 1942 году известными писателями Марком Алдановым и Михаилом Цетлиным (поэт Амари) при участии Ивана Бунина. Вокруг журнала была сосредоточена вся культурная жизнь русской эмиграции».
М. О. Цетлин успел выпустить десять первых номеров; материалы из одиннадцатой книжки читал, уже будучи смертельно больным. Марк Алданов написал: «Он прочел триста девяносто страниц из четырехсот... Она [книжка] была готова ко дню его кончины. Журнал добавляет лишь некролог своего основателя»342.
«Когда в 1945 году Михаил Осипович скончался, Мария Самойловна продолжала начатое им дело издания свободного русского „толстого“ журнала, отдавая этому много сил, средств и времени, — добавлял Роман Гуль. — Мария Самойловна оставалась издателем до тех пор, пока фордовский фонд материально не пришел журналу на помощь»343.
Василий Яновский вспоминал: «После выхода в свет очередной книжки журнала Марья Самойловна Цетлин приглашала к себе от имени редакции всех сотрудников для обсуждения изданного номера»344.
Главное же, что всю жизнь делали Цетлины для деятелей культуры — они в прямом смысле слова кормили их. «В зиму 1917/18 года в Москве Цетлины собирали у себя поэтов, кормили, поили; время было трудное, и приходили все — от Вячеслава Иванова до Маяковского», — вспоминал десятилетия спустя Илья Эренбург345. В 1918 году Цетлины лишились своего московского дома в Трубниковском переулке, но и в эмиграции продолжали поддерживать русскую культуру и ее творцов. Марк Алданов (урожденный Ландау, 1886–1957) и его будущая жена эвакуировались из Константинополя в апреле 1919 года на корабле, который арендовали супруги Цетлины. На том же катере спасались, кстати, Наталья Крандиевская-Толстая и Алексей Толстой346, впоследствии отплативший Цетлиным злом и едким сарказмом за их доброе к нему отношение и помощь.
Как отмечалось в статье о Цетлиных, «еще в десятых годах их гостеприимство и стремление жить интересами передовой интеллигенции России привлекали к ним приезжавших в Париж писателей, художников, издателей, политических деятелей»347.
Вернувшись в Париж (где они поселились в собственной квартире на rue de la Faisanderie, 118, где жили до 1925 года) после поражения Февральской революции и начала «красного террора», Цетлины выслали деньги и полученную специально для него французскую визу Ивану Бунину, бедствовавшему тогда в Белграде, о чем великий писатель и будущий Нобелевский лауреат с благодарностью вспоминал всю жизнь348. В годы эмиграции в парижской квартире Цетлиных (в 1927 году они переехали на rue Nicolo, 59349, позднее там же с ними жили и родители Михаила Осиповича) перебывал цвет русской художественной интеллигенции того времени350, и тот же Алексей Толстой, а также и Бальмонт, Гиппиус, Осоргин, Ходасевич и Бунин читали там свои новые произведения351. Борис Зайцев вспоминал, что в салоне у Цетлиных встречались Милюков и Керенский, Алданов и Сирин (Набоков), Шмелев и Тэффи. «Тут устраивались наши литературные чтения. Встречались мы теперь часто, и чем дальше шло время, тем прочнее, спокойнее, благожелательнее становились отношения наши...»352
Цетлины поддерживали отношения и с рядом художников-эмигрантов во Франции, большинство из которых были близки к эстетике «Мира искусства»: Дмитрием Семеновичем Стеллецким (1875–1947), Савелием Абрамовичем Сориным (1878–1953), Мстиславом Валерьяновичем Добужинским (1875–1957), Сергеем Васильевичем Чехониным (1878–1936), Александром Евгеньевичем Яковлевым и другими. Приобретая их работы для своего собрания, Цетлины помогали им в их непростые эмигрантские годы. В семейном альбоме Цетлиных, в котором делали свои записи многие литераторы и художники, посещавшие их гостеприимный дом, сохранились рисунки Д. С. Стеллецкого, С. А. Сорина, А. Е. Яковлева, а также карандашная зарисовка «Воспоминание о Петербурге» Г. К. Лукомского353.
В собрании Цетлиных представлено и два больших холста жившего и работавшего во Франции Николая Тархова, пронизанные солнцем и ощущением радости жизни. Вероятно, с Н. А. Тарховым Цетлиных познакомил В. А. Серов, который хорошо знал его, поддерживал с ним отношения и рекомендовал Третьяковской галерее приобрести с его выставки в 1910 году две картины: «Рынок в предместье Парижа» и «Материнская нежность».
Лев Самойлович Бакст жил во Франции с 1910 года и неоднократно бывал у Цетлиных в их парижской квартире. Скорее всего, именно там художник создал портреты Марии Самойловны и их с Михаилом Осиповичем маленького сына Валентина. Еще до Февральской революции у Цетлиных неоднократно бывал Максимилиан Волошин, гостивший летом 1915 года в их доме в Биаррице (позднее его пришлось продать, и вместо него был куплен дом с садом в парижском предместье Севре). Отмечено, что «пребывание в Биаррице сыграло исключительно важную роль в судьбе Волошина-художника... Рядом с океаном, в атмосфере свободы от забот и суеты, Волошин пережил настоящий творческий подъем и ушел в пейзажную живопись»354.
Спустя семнадцать лет М. А. Волошин вспоминал, как вместе с Марией Самойловной они «ходили по Парижу»: «Я ее знакомил с разными моими любимыми местами, музеями и людьми»355.
Завсегдатаи монпарнасского богемного кафе «Ротонда», молодые художники Диего Ривера и его тогдашняя супруга Ангелина Михайловна Белова (1879–1969), Мария Брониславовна Воробьева-Стебельская (Маревна), Пинхус Кремень и некоторые другие попали в поле зрения Цетлиных в 1915 году. С Маревной Цетлиных познакомил Максимилиан Волошин, который летом 1915 года приехал вместе с нею в Биарриц356. Как раз тогда Цетлины приобрели у нее три работы: два холста, написанные в кубистской манере, и одну большую (почти метр в ширину) акварель на бумаге «Кавказский танец». В собрании Цетлиных сохранилась одна ранняя работа Пинхуса Кременя, «Натюрморт со шляпой», хотя, к сожалению, какой-либо информации об общении Цетлиных с самим художником до нас не дошло. В память об общении с Диего Риверой в собрании Цетлиных остался карандашный портрет старшей дочери Шуры, исполненный примерно в то же время. В семейном альбоме Цетлиных сохранились акварель Диего Риверы (натюрморт) и гравюра Ангелины Беловой (с изображением Эйфелевой башни и вида на бульвар Трокадеро) с посвящением хозяйке дома: «A Maria Samuelowna, hommage respectueux. D.M.R.» [Марии Самойловне с почтением и уважением] и «Дорогой Марии Самойловне с искренней нежностью. Ангелина Белова»357.
И все же самыми близкими друзьями Цетлиных среди художников были Наталия Гончарова и Михаил Ларионов. Н. С. Гончарова оформляла книгу М. О. Цетлина «Прозрачные тени. Образы». Михаил Осипович, в свою очередь, посвятил обоим стихи358. Произведения Гончаровой представлены в собрании Цетлиных особенно полно — пятнадцать работ, среди которых как три натюрморта, выполненные маслом, так и эскизы костюмов к спектаклям «Свадебка», «Садко», «Деревенский праздник» и неосуществленной постановке балета «Триана» на музыку Исаака Альбениса. Точное количество работ М. Ф. Ларионова, которое было в коллекции, неизвестно; в открытке к нему в 1920 году М. С. Цетлина просила художника сообщить ей стоимость «всех картин», которые она «отобрала в последний раз»359. В хранящихся в Рамат-Гане фондах работ Ларионова всего три: небольшой лондонский городской пейзаж, выполненный маслом на холсте, и две акварели; судьба остальных неизвестна. С Н. С. Гончаровой М. С. Цетлину связывали доверительные отношения, в письмах она обращалась к ней «милая Наташенька»360. Гончарова и Ларионов пользовались богатой библиотекой Цетлиных с редкими иллюстрированными изданиями и старинными гравюрами.
Ил. 80. Наталия Гончарова и Михаил Ларионов в обществе Леонида Мясина, Игоря Стравинского и Льва Бакста, 1915 г. Фотограф неизвестен. Из собрания автора
У Н. С. Гончаровой (наряду с занятиями в студии Василия Шухаева и Александра Яковлева) занималась дочь Марии Самойловны Александра, в замужестве Прегель (1907–1984)361, позже закончившая Национальную школу декоративных искусств в Париже. Большая часть ее жизни прошла в США, где она, в частности, выполнила цикл иллюстраций к Библии и Пасхальной Аггаде, подаренный ею библиотеке Иерусалимского университета.