Тюремный замок Иф со стражей, Везувий минный в мирном сне,
и призрачные экипажи на нем, как рыбка на блесне.
Набатный взрыв-сигнал был страшен, сигнал Кронштадту восставать,
форт потерял одну из башен, пока и было что терять.
Поставлена, как рупор, веха, а по волнам и по морям —
расстрелов гибельное эхо да осыпи могильных ям.
В самоубийцу-скорпиона державе вздумалось играть.
Ей время жить сегодня оно, настало время умирать.
Да что же убивать так любо?! особо любо ни за что.
Двенадцать блоковских, как зубы драконьи: тысяча, сам-сто.
Форт «Павел Первый» взят простором, взлетать на воздух — тяжкий труд;
лихие игрецы с «Авроры» его по пьянке подорвут.
Прощайтесь с фортом-великаном, со ставшим черепом челом.
На сутки остров стал вулканом, убийцей, камнепадом, злом.
Окошки выбиты в округе, летят осколки, валуны,
бушует пламя в адском круге себе объявленной войны.
Остатки альфы и омеги побиты камнем и огнем.
Всю ночь на дальнем финском бреге светло от зарева, как днем.
Чуть-чуть позвякивают стекла в прибрежных дачах Териок,
а на Васильевском издрогла душа, и весь Рамбов из дрог...
Вой, грохот, рев, удушье пыли, гул, стон деревьев вековых.
И тихо разве что в могиле в двух милях от Пороховых.
«Забыв, зачем плясунья пляшет...»
Забыв, зачем плясунья пляшет,
забыв Прюдома и Вечеллио,
идет один из братьев наших
по обмелевшему ущелью.
Не защититься утром утлым
от гарпии с коварством женским
ни этим слухом абсолютным,
ни этим зрением вселенским.
«Что видали? На что отвечали?..»
Что видали? На что отвечали? Приготовились к волчьей зиме?
Отвлекают меня от печали голоса пустолаек во тьме.
Одолели бы горестей свора и забот мелкозубых зверье,
если б, прихвостень, маленький сторож, не ночное стаккато твоё.
Кто-то бродит легко и незримо, точно инопланетная пыль?
Или заполночь следует мимо торопящийся автомобиль?
Еж шуршит? Или ветка упала? Пес бездомный промчал во всю прыть?
Или попросту время настало на своем языке говорить.
Отгоняя всех татей заочно, слух и дух полусонный смущать
и о жизни своей краткосрочной галактической мгле возвещать.
«Связь через астероид Джулия...»
Связь через астероид Джулия. Как слышишь меня?
Дождь отсекает лишнее до запятых.
Осенью дышат, осенью все зеленя,
видя себя сновидчески в листьях златых.
Августа звезд проявленных, гаснущих астр,
римского императора-тезки портрет.
Связь через астероид Джулия — в сколько лет раз?
Нечего и высчитывать, времени нет.
Днем прилетали бабочки наперебой:
два адмирала, траурниц выводок весь,
павлиний глаз подсматривал, знать, за тобой,
а мотылек подбадривал воздуха взвесь.
Пруд отражал два облака, десять дерев,
неотразимых вылетов не было в нем,
но пробирался травами маленький лев,
может, прислал таможенник, в охру одев?
В киновари и камеди веток каркас,
явлен закатом зрению образ его.
Связь через астероид Джулия, старый карасс,
где о любви задумалось темное вещество.
«Закулисный набор бездомных шляп...»
Бахыту Кенжееву
Закулисный набор бездомных шляп
карманного театра «Приют комедианта».
Соломенное трепаное канотье,
переживающее сотое лето.
Черная с фиалками и вуалеткой —
ах, травиата моя, виолетта! —
бабочки кокон.
Где, извините, тот локон?..
Мятый фетр с кривого гвоздя
с головы с чужого плеча.
Арлекин, забери свою треуголку!
Коломбина, ты посеяла «менингитку»!
Смеральдина, напяль капор!
Пьеро, твоя панамка пылится за дверью!
Уходим, уходим.
Приют минутен,
комедиант бесприютен.
Пусть других подстерегают
эти шапки,
эти шляпки-невидимки
начала посеребренного века:
только надень —
исчезнешь!
«Что за шум? ночная птица, призрак сада Дюсерсо?..»
Что за шум? ночная птица, призрак сада Дюсерсо?
или счетчика крутится заводное колесо?
Может, дождь подкрался с ходу, звездный омут замутил?
сновиденье на свободу некто спящий отпустил?
может, все, что отшумело, распахнуло свой придел,
треск эфира очумелый мошкой в ухо залетел?
Эхо выдоха залива ловит леса бурелом,
или еж наш прозорливый сквозь листву и напролом...
Кто-то, кто уполномочен, шлет нам шорохом привет,
или просто нынче ночью так озвучен лунный свет.
ЗАБЫТЫЙ РАЁК
1. «Мы все твои дети, забытый раёк...»
Мы все твои дети, забытый раёк,
мансарды с холстами цветной уголок,
Монмартр подчердачья, где плачут, и пьют,
и заполночь хором «Колечко» поют,
галёрка искусства, каминный сверчок,
одно поднебесье да сцены клочок!
С любовью из горней страны назывной,
где умбра с лазурью в палитре одной,
где взгляд, точно голубя, даль приняла,
мечту голубятни, два сизых крыла,
где на фисгармонии что ни играй,
всё Бах Иоганн да потерянный рай.
2. «Прощай, мастерских городская гряда...»
Прощай, мастерских городская гряда,
притворства волна докатилась сюда,
дельцы от искусства, бездельников понт,
гламурный гостиничный «евроремонт»,
начетчик с фамилией Несдоброво.
Но жизнь воплощается из ничего.
3. «Плыви, натюрморт по воздушной реке...»
Плыви, натюрморт, по воздушной реке
в Лапуте ночной, перелетном Райке,
пейзаж, проступай на воздусях ведут,
тебя вытесняют, а ты тут как тут,
и в здешнем тумане, что зрячим открыт,
улыбка портрета, как прежде, парит.
Художник неведом и ходит пешком,
гуляет с ним муза, с любимым дружком,
быльем поросло, а опять за свое,
он дарит ей розу и пишет ее.
И сызнова бродит по векам ея
то оторопь быта, то свет бытия.
4. «В надмирном окне, растворенном во сне...»
В надмирном окне, растворенном во сне,
забытый раёк, вспоминай обо мне!
«Тает сахар дня...»
тает сахар дня
вскрыты вены нефти
саранча дискотек
поедает время
подари мне
колечко с чароитом
слепи мне китайцев
стану расставлять на столе
цветные фигурки
меньше мизинца
«Старый актер умер...»
Старый актер умер.
Должно быть,
в ушах его звучали
и мои аплодисменты
давности двадцатилетней.
И он унес их с собою.
«Вся в бликах солнечных таверна...»
Вся в бликах солнечных таверна,
плутуют игроки, наверно,
богиня жуликов Лаверна
и бог Гермес;
то скарабеев разбирают,
то договоры расторгают,
то долг прощают наперед.
А уж во что они играют, —
кто разберет.
ВИЗИТ
1. «Капель протечек, дорожный глетчер...»
Н. Малевской-Малевич
Капель протечек, дорожный глетчер —
всего-навсего шлейфа свей,
когда к вам является в дом под вечер
одна из знакомых фей.
Проснется душа, припомнив крестины,
настроясь на светлый лад;
три мышки,
три книжки,
всплеск ультрамарина,
утешительный шоколад.
Пройдя под арку,
судьбы подарки
с трофеями вне перемен:
Фея Сирени,
Фея Дарений
и эта по имени N.
2. «Вот наконец приходит нежданный гость...»
Вот наконец приходит нежданный гость,
плащ с клетчатой подстежкой, ротанговая трость,
а с ним вместо собачки его любимый кот,
немыслимый пятнистый ловец-экзот,
подвалов откровенье и чердаков исход.
Париж вполне недостижим, а Ява далеко,
я подаю им кофий и молоко,
сухарики кошачьи, тост со сковороды,
тут главное — общенье, не до еды.
Нет в доме совиньона, клико, перно,
и гость глядит в окошко, а кот — в окно,