– Да, вот еще! – Торговец вытащил из-под стойки потрепанный лист бумаги. – Если хочешь, могу дать карту Ржавого леса, а то заблудиться там проще простого. Маршрут старый, но надежный. Не бесплатно, сам понимаешь.
– И сколько?
– Две тысячи. Только тебе и только сегодня! – угодливо осклабился бармен, протирая небольшим полотенцем грязный стакан.
Я только хмыкнул, но промолчал. В Ржавом лесу я бывал примерно столько же раз, сколько стаканов ежедневно намывает бармен. То есть еще разобраться, кто кому про маршруты рассказывать должен. Но чужая карта, тем более настолько бывалая, – это дополнительная инфа, иногда инфа уникальная, а ею разбрасываться негоже, так что я вытащил из кармана камуфлы две купюры и положил на стойку.
– С тобой приятно иметь дело. – Толстыми, будто сардельки, пальцами одной руки довольный барыга шустро сгреб деньги, второй протянул мне сложенный вчетверо лист. – Держи.
– Спасибо. – Я убрал карту в карман разгрузки. Авось и правда пригодится.
– Кстати, не хочешь глянуть? У меня пара ножей метательных появилась, тебе, если что, могу уступить в цене. – Бармен заговорщицки подмигнул.
Знал пройдоха мою слабость к хорошим метательным ножам! Метал я их, кстати, отлично: даже с десяти метров тяжелый боевой нож прилетал точно в яблочко. Промахов еще не было, а те, кто прочувствовал мою меткость, уже вряд ли кому об этом расскажут.
И тут меня на несколько секунд вновь накрыло волной воспоминаний. Я почти физически ощутил под пальцами прохладу гладкого, отполированного клинка. Метанием я увлекался еще со старших классов школы, потом годами оттачивал мастерство сначала на деревьях в лесу недалеко от дедовского дома, вешал на них импровизированную мишень и до позднего вечера кидал ножики. С каждым месяцем я увеличивал дистанцию броска. Руки, особенно пальцы, и спина после тренировок болели нещадно, но в конце концов истязание превратилось в удовольствие, а умение, доведенное уже до автоматизма, не раз выручало меня и потом, в реальном бою во время службы в Афганистане.
Первые ножи были, конечно, не чета моим нынешним стальным красавицам: серьезным арсеналом, который словно являлся продолжением моей руки, я обзавелся позже. Теперь же шесть моих любимых ножей всегда находились при мне на самостоятельно сшитой перевязи из кожи – пять King Cobra для бросков на средние и дальние расстояния, которые я звал про себя просто «Кобрами», и еще один – особый: тяжелый боевой нож ручной ковки из превосходной дамасской стали, в клинок которого для равновесия были впаяны капсулы с ртутью. Как ни кинь такой нож, он полетит только прямо и точно найдет свою цель. Но имелось у него еще одно достоинство – внутри черной рукояти ножа располагалась капсула со смертельным ядом, который при нажатии маленькой кнопки на этой же рукоятке выпрыскивался наружу, на лезвие. Ядовитый нож существовал в единственном экземпляре и был уникальным.
Впрочем, если «Кобрами» я орудовал довольно часто и при этом никогда не оставлял их в теле противника, всегда забирал с поля боя даже при самых немыслимых условиях, то ножом с ядом дорожил особо и берег его для исключительного случая. Да и достался он мне нелегко. Стал я его обладателем случайно. Этим редким экземпляром на Большой земле владел один коллекционер. Купленный за баснословные деньги, сей экспонат лежал в его коллекции на особом месте, на отдельной горизонтальной подставке из чистого дерева, нижнюю часть которой покрывал черный бархат. Я тогда работал у него охранником. Однажды он узнал, что я неравнодушен к холодному оружию, и показал мне этот нож. Я увидел его и понял, что этот нож обязательно должен быть моим, и предложил пари по метанию – если проиграет он, то отдает этот нож мне, а если я – бесплатно работаю у него полгода. Он согласился. И проиграл.
Вот только честно заработанный приз отдавать не захотел, принялся размахивать руками и угрожать. А я жуть как не люблю бесчестных людей. Ну и напомнил ему во всю физиономию, что слово держать надо, а он тут же отдал приказ меня замочить, вот и пришлось тогда сражаться мне не на жизнь, а на смерть. Но честно заработанный приз, уже уходя с места побоища, я все же забрал. А потом, не желая попасть в лапы полиции или, что еще хуже, родного брата покойного, который однозначно пожелает отомстить, вскочил на стоявший во дворе возле фонтана дорогой Harley Davidson и пулей долетел до своего дома на другом конце города. Ворвавшись в комнату, я резво собрал довольно нехитрый скарб, достал с антресолей наследство от любимого деда – старое, но добротное охотничье ружье, давным-давно превращенное в обрез. Патроны рассовал по карманам.
Окинул беглым взглядом родной дом, в который, как я уже понимал, я никогда не вернусь, вздохнул и вышел за дверь. Закрыл ее на ключ и привычно положил его под коврик на пороге дома. Я уже знал, куда бежать. Туда, где меня наверняка не найдут: ни полицаи, ни родственники заваленного мною богача. Ибо выхода у меня не было. Я поудобнее пристроил обрез за спиной на ременной петле и вскочил в седло «Харлея». Повернул ручку газа. Мотоцикл довольно зарычал и рванул с места – в направлении запретных зараженных земель Чернобыльской зоны отчуждения.
Уже совсем стемнело, когда я добрался до так называемого Рубежа, что отделял Зону отчуждения от остального мира. Я находился в небольшом леске и отчетливо видел и вышки, и даже скучающих на них пулеметчиков, колючую проволоку по периметру, слышал рокот БТР – видимо, ночной дозор объезжал свои владения, проверяя, не проник ли кто часом на запретную территорию. Я примостил железного коня возле ближайшего дерева и осторожно стал продвигаться левее основных ворот к забору из колючки. Под покровом ночи, под дождем, ползая в жидкой грязи и стараясь не попасть в яркий луч прожектора, я, стараясь не дышать, аккуратно, но как можно быстрее перерезал колючую проволоку в нескольких местах, разогнул в стороны, проделал «окно» и полез навстречу новой жизни.
Перелезая, зацепился, оставив клок штанины и до крови ободрав ногу, тихо выматерился, но все-таки протиснулся на ту сторону ограждения. Сначала двигался ползком, а потом подхватился и рванул в ближайший лес. Навстречу неизвестному. Я ушел в Зону – навсегда. Сейчас я понимаю, что тогда мне, наверное, дико повезло: мне не встретился ни один мутант. Лишь пару раз вдалеке я слышал вой и рычание, судорожно хватался за самопальный обрез, но продолжал идти. Куда? Да кто его знает. Терять мне особо нечего.
Через некоторое время я увидел вооруженных людей, охранявших какие-то строения… Так я впервые появился в Баре.
Воспоминания нахлынули яркими красками так живо, словно это было вчера. Я прямо почувствовал теплую кровь на своей ноге, упругие струи дождя, услышал хлюпанье жидкой грязи, вспомнил ощущение жути, охватившее меня в первые минуты пребывания в Зоне, и скрип плохо смазанных петель на открывающейся в Бар деревянной двери… И вот я снова здесь, у стойки. Сколько лет прошло…
Я посмотрел на бармена.
– Не, Палыч, спасибо за предложение, пока без надобности. Может, позже.
– Ну, смотри, наше дело предложить. Но если что – обращайся. – Торговец хотел было сделать вид, что обиделся, но уже через секунду, вспомнив о деле, спросил как ни в чем не бывало:
– Когда в путь, Леший?
Я посмотрел на бармена и вдруг почувствовал, что от всего пережитого просто валюсь с ног.
– Мне бы дух перевести, отоспаться, – твердо ответил я. – Сложные сутки выдались. Листа больше нет. Дай лучше комнату, отдохну – тогда и поговорим.
– То-то я смотрю – один ты пришел… – Бармен налил и подвинул ко мне стакан водки. – За счет заведения.
Я молча опрокинул стакан. Уставился пустым взглядом в помрачневшее лицо усатого бармена (а ведь ничто человеческое не чуждо даже такому прожженному прохиндею!), спросил:
– Скажи-ка, Палыч, ты про песчаную аномалию ничего не слышал?
– Песчаную? – Торговец даже приподнял брови. Удивление на его широком лице было настолько неподдельное, что я сообразил: спрашивать дальше нет смысла. Но хозяин бара уже сам пошел в наступление: – Ну-ка, ну-ка, подробнее. Это что за аномалия? Новенькое что-то? Типа зыбучих песков?
– Типа гигантского крутящегося наждака.
– Никак Черный сталкер чудит или сама Зона подкинула очередной сюрприз, – присвистнув, прокомментировал Палыч.
– Да хрен его знает, но сгинул Лист именно в этом песке. – Я продолжал глядеть сквозь торговца. – Раз – и будто не было. Ни кусочка, ни пылинки.
Бармен крякнул, прищурился.
– Дела… Хм… Соболезную, бродяга. А за инфу спасибо. Надо будет послушать, что мои постояльцы говорят. А ты иди отоспись. Иди-иди, третья комната на втором этаже. Вот, держи.
На стойке появился небольшой ключ на синей нитке. Я машинально сгреб его и пошел к небольшой лестнице, ведущей наверх. И даже не заострил внимания на том, что к разговору внимательно прислушивался какой-то тип, то и дело бросая в нашу сторону взгляды из-под опущенного большого капюшона.
Я сгрузил свой нехитрый скарб в угол, в изголовье деревянной, грубо сколоченной кровати, больше похожей на нары, примостил автомат и устало развалился на жестком, местами рваном матрасе. Перевязь с любимыми метательными ножами снял и положил рядом. Оружие, я считал, даже в, казалось бы, безопасной обстановке всегда должно быть в порядке и под рукой. Зона приучила. Да и нет здесь спокойствия априори. Вот и сейчас я помимо воли настороженно вслушивался в тишину, перед глазами раз за разом возникал несущий смерть песчаный вихрь и потонувший в нем крик навсегда сгинувшего друга. С Листом мы были полные противоположности, хотя в любых спорах в итоге всегда приходили к общему знаменателю. А когда сидели за столиком в Баре, нас видно было издалека – высокий блондин Лист и я, крепкого телосложения брюнет, оба жилистые, поджарые, с обветренными лицами и отросшей щетиной, одним словом – вольные бродяги с агитплаката – если бы, конечно, существовали материалы, рекламирующие запретную территорию. Лист – рассудительный реалист, спокойный и продуманный, я же живчик, оптимист с вечным шилом в одном месте.