– Но как? Почему? – воскликнул Клик. – Река обмелела? Каким образом?
– Из-за отмелей, внезапно поднявшихся со дна и не пропускающих ни одно судно. Но совпадения с тем, что предсказал цыган, на этом не заканчиваются. Он говорил о похищении детей, и по крайней мере один ребенок был-таки похищен. Дело в том, что при сложившейся ситуации Овертон не смог найти жильца для домика, из которого в панике бежал его отец. Ни один человек не захотел жить там даже бесплатно, более того, ни одну душу во всей округе нельзя было убедить пройти мимо дома ни ночью, ни днем – люди вбили себе в головы, что от этого могут ослепнуть. Дом пустовал в течение целых одиннадцати месяцев, прошедших с тех пор, как был похоронен тот несчастный парень. Но восемь дней назад бог весть откуда появился человек по имени Смейл, бродячий торговец тростниковыми корзинами, вместе с дочерью тринадцати лет. Он был в курсе этой истории, но все страшные рассказы вызывали у него лишь усмешку. Смейл был бездомным и почти без гроша в кармане; хотел найти приют и был готов рискнуть чем угодно, чтобы обрести крышу над головой. Он отправился к Овертону, но у того не хватило духу уступить его мольбам, поэтому в конце концов Смейл пришел ко мне. Если я позволю ему бесплатно проживать в доме в течение полугода, он туда заселится, и плевать ему на всяких там духов. Я послушал его – и уступил. Восемь дней назад отец и дочь вступили во временное владение. И в первую же ночь девочка исчезла – прямо посреди ночи, причем все двери и окна были крепко заперты изнутри на засовы. После нескольких жутких дней метаний и отчаянных попыток найти ее след, отец сошел с ума, бросился в реку и утонул.
И трагедии, мистер Клик, не закончились с этими двумя ужасными событиями. Недавно в замок прибыли подружки невесты и гости предстоящей свадьбы моей дочери. Среди них капитан Уэзерли, а с ним его верный денщик – бесстрашный парень по имени Дэвис, вместе с хозяином прошедший через бесчисленные опасности и не боящийся ни черта, ни бога. Сегодня поутру викарий обнаружил его у подножия колокольни. Ему размозжили голову, и никакие силы земные помочь ему уже не могли.
– Были ли какие-то попытки разобраться в случившемся? Я имею в виду, со стороны местных властей, поскольку, конечно же, их уведомили о происшествии.
– Естественно. Этим озаботился викарий. Но помимо того, что они доставили тело в морг при местной богадельне, я вообще ничего не знаю об их шагах; более того, не понимаю, как они могли прийти к каким-либо определенным выводам по этому делу.
– Однако, без сомнения, первым делом они должны были изучить почву в непосредственной близости от коттеджа, – предположил Клик.
– А! Я понял, что вы имеете в виду. Думаете, они могли найти следы ног?
– Что-то в этом роде. Если недавно прошел дождь, на земле могли остаться отпечатки…
– Их можно было бы сравнить с обувью покойного и таким образом прийти к определенному выводу, – несколько поспешно вставил мистер Нэком, направив мысли по проторенной колее.
– О нет, – сказал Клик. – Вовсе не обязательно отпечаток ноги, мистер Нэком, и уж точно не обуви. Обувь не является убедительным доказательством личности владельца. Ее можно снять с целью создать определенные отпечатки, а затем снова надеть на ноги владельца. Это только в криминальных романах отпечаток ботинка или туфли представляет ценность в качестве улики. Единственные следы, которые можно считать достоверным подтверждением личности обладателя, – это следы лап животного либо босой человеческой ступни.
– Какая разница, мистер Клик, босой он был или обутый, – вмешался герцог, – мы все равно не сможем проследить за перемещениями денщика капитана Уэзерли. Это невозможно в силу двух обстоятельств. Минуту назад вы предположили, будто… э-э… нечто можно обнаружить в непосредственной близости от коттеджа при условии, что недавно прошел дождь. Так вот, дождя не было. Более того, последние пять недель в графстве стоит сильная засуха, и земля стала твердой, как кремень. Это одно обстоятельство, второе же обнадеживает и того меньше. В обоих коттеджах – и в том, где живут Хердоны, и в опустевшем – имеются внутренние дворики, полностью вымощенные красной плиткой. Каждое здание опоясывает широкая пешеходная дорожка, выложенная плиткой, она же проходит и по центру сада, прилегающего к дому. И это еще не все. Даже возле колокольни церкви Святого Спасителя мы не могли бы найти никакого подтверждения того, что Дэвис побывал там, – если бы, конечно, не его мертвое тело, обнаруженное на этом месте. Это причудливое старонормандское сооружение первоначально стояло посреди своего рода площадки, вымощенной булыжником на четыре ярда в каждую сторону от стен башни. Неровная поверхность этих булыжников представляла опасность для звонарей, которые там ежедневно ходили. И после нескольких неудачных падений викарий решил исправить ситуацию, полностью покрыв булыжники толстым слоем цемента. В результате площадь, посреди которой стоит колокольня, представляет собой гладкую, ровную поверхность, твердую, как железо, и голую, как коленка. На ней и слон бы не оставил отпечатков, не то что человек.
Герцог на мгновение замолчал, словно желая придать больший вес этим нерадостным обстоятельствам, затем откинулся на спинку стула.
– Вот так, – сказал он, – обстоит дело на данный момент, мистер Клик.
Глава VЧастная жизнь герцога
– Интересная задачка, – сказал Клик, внимательно изучая свои ногти, будто в поисках разгадки. – Я так понимаю, сэр, вы не склонны разделять распространенное в деревне убеждение и приписывать эти примечательные деяния каким-либо сверхъестественным силам?
– Конечно, нет, – ответил герцог. – Это было бы верхом абсурда. Любому, в ком есть хоть капля здравого смысла, безусловно, должно быть очевидно, что вся эта чертовщина устроена человеком, причем с определенной целью.
– Вне всяких сомнений.
– Да, но что это за цель? Вот в чем вопрос. Чего он добивается, совершая действия такого рода? Вот что самое необъяснимое во всей этой истории. Это можно было бы счесть фарсом, если бы не исчезновение девочки и убийство слуги.
– Совершенно верно, – признал Клик, по-прежнему изучая ногти. – Но порой элементы фарса граничат с трагедией, и у нас нет оснований не верить утверждению, что от великого до смешного всего один шаг. Кроме того, когда у кого-то есть большая материальная заинтересованность… Хм! О да. Кстати, я вижу, что, вопреки слухам, вы все же решили не входить в совет директоров компании, созданной для разработки нового цемента, в сравнении с которым нынешний окажется столь же устаревшим, как глиняный кирпич древних бриттов. Вроде бы он называется септаритом[26], да? Вижу, что в опубликованном проспекте компании имя герцога Эссекского отсутствует.
– Отсутствует, – несколько нервно признал герцог. – Упоминание моего имени в этой связи было безосновательной наглостью. Меня как бы невзначай уведомили об этом предприятии, и пока я обдумывал данный проект, мое имя самым бесцеремонным образом использовали для презентации компании широкой публике.
– Мне кажется, я слышал, что за это несет личную ответственность нынешний председатель правления, сэр Джулиус Солински.
– Так и есть. Неслыханная дерзость! По данным геологоразведки, под принадлежащим мне участком земли с большой вероятностью залегает крупное месторождение септарии, и этот господин обратился ко мне с предложением продать этот участок своей чертовой компании или сдать в аренду сроком на несколько лет. Поскольку эта земля не имеет для меня никакого практического значения, я сказал этому типу, что подумаю над его предложением, и на этом основании он самым вопиющим образом злоупотребил моим именем, чтобы поддержать свой никчемный бизнес. Разумеется, я немедленно отказался иметь с ним какие-либо дальнейшие дела, что и положило конец этой истории.
– Если только он не сумеет со временем склонить вас к иному образу мыслей – скажем, обесценив вашу землю, побудив жителей покинуть деревню или чем-то еще в этом роде, – негромко проговорил Клик.
Герцог резко выпрямился. Намек, содержащийся в доводах Клика, был предельно ясен.
– Вы хотите сказать, что он… что этот мелкий мерзавец… Это чудовищно, мистер Клик, чудовищно! Если он играет в такие игры, если все это его рук дело…
– Простите, герцог, но этого я не говорил. Это, конечно, не исключено, и есть в этой истории нечто, наводящее на… Ну что ж, я узнаю об этом больше, когда съезжу в Вейлхэмптон и увижу все своими глазами. А теперь могу ли я задать более личный вопрос? Я отчетливо помню, как прочел где-то, что одиннадцать месяцев назад, когда стало известно о помолвке леди Аделы, вы воспользовались случаем и заявили о своем намерении вступить во второй брак. Это так?
– Истинная правда. Теперь этот факт является достоянием общественности. Если все пойдет по плану, предстоящей осенью я женюсь на леди Мэри Херст-Бэкингем.
– Понятно. Позвольте еще один вопрос. Так как ваш первый брак не одарил вас сыном, то ваш титул и поместья – если, конечно, в будущем не появится наследника по прямой – отойдут сыну дальнего родственника, некоему капитану Полу Сандрингему?
– Да, все правильно.
– Полагаю, вы не испытываете особого уважения к этому джентльмену. Это так?
– Прошу прощения, мистер Клик, – сухо ответил герцог. – Боюсь, я не готов вступать в обсуждение своих личных дел. Они не имеют касательства ни к Скотленд-Ярду, ни к рассматриваемому делу.
– Боюсь, ваша светлость, – тихо сказал Клик, – что об этом лучше судить мне. Со своим детективом следует быть столь же откровенным, как со своим врачом. И тот и другой более всего заинтересован в том, чтобы точно установить суть недуга, и оба могут оказаться бесполезными при отсутствии полного и всестороннего доверия.
– Извините, мистер Клик. В таком свете я об этом не подумал. Что ж, признаюсь: я не испытываю никакого уважения к капитану Сандрингему – абсолютно никакого. Он человек с распутными привычками и весьма скверными манерами. Из армии уволился по принуждению, хотя по-прежнему сохраняет звание капитана. Но в сколько-нибудь приличных домах его не принимают.