– Прекрасные здесь места, мистер Овертон, – сказал он, оглядывая широкие зеленые просторы. – Все эти деревья, поля. Напоминает Австралию. Хотя я там не был, но фотки видел. Брат – он у меня матрос на Тихом океане – привез их целую кучу. Эй! А чтой-то за шпиль вон там, слева? Уж не Святого ли Спасителя?
– Да.
– Та самая церковь, где все эти дела происходят? Колокольный звон и все такое. Пожалуй, надо бы завтра взглянуть на это место.
– Почему не сегодня, мистер Хэдленд?
– Ну, видите ли… Ящик с нашим хозяйством – лупами там, фотоаппаратом для снятия «пальчиков» и прочим всяким – еще не прибыл, а что толку без инструментов работать, верно? Суперинтендант обещал доставить его нам либо сегодня вечером, либо завтра с утра пораньше, а уж он-то слово держит.
– А, если так, конечно… Значит, завтра? Полагаю, мистер Хэдленд, у вас еще не сложилось мнение относительно первопричины происходящего?
– Перво… чего, сэр?
– Первопричины. Ну, с чего все началось, как и почему.
– А! Понятно! Нет, У меня еще нет окончательных выводов. Я не из тех упрямцев, которые как вобьют себе что-то в голову, так потом кувалдой не вышибешь. У меня, знаете ли, сложилось типа общее представление, но не сказал бы, чтобы что-то определенное.
– Ясно. А можно ли полюбопытствовать, что это за «общее представление»?
– Ну, в точности как сказал тот покойник – в смысле, парень, которого этой ночью убили, – чьи-то козни. Кто-то намеренно всю эту кашу заварил. С определенной целью, знаете ли. Обесценить стоимость земли, чтобы прибрать к рукам тот участок, который цементная компания хочет заполучить от герцога.
Мистер Овертон замер как вкопанный.
– Вот об этом я и не подумал! – заявил он.
И судя по тому, как он резко побледнел, а затем столь же стремительно покраснел, стало ясно, что управляющий не кривит душой.
– Да ну? – чуть развязно заметил Клик. – Надо же, а я вот подумал – причем первым делом!
Было очевидно, что эта версия, доселе не приходившая в голову мистера Овертона, произвела на него ошеломляющее впечатление.
– Так значит, это тот еврей, сэр Джулиус Солински, основатель компании, которого еще в канун прошлого Рождества посвятили в рыцари, – сказал управляющий, возобновив движение. – Да, этот тип способен на любые козни, лишь бы заполучить землю; и у него есть загородный дом в соседнем округе. Но колокола, мистер Хэдленд, как же колокола?
– О, это наверняка проделки мальчишек. Большие, знаете ли, бывают шкодники. Взяли рыболовную леску, покрасили в черный, перекинули через ветку дерева – что-то в этом роде. Сам такое в детстве вытворял. А все разговоры про «духов» – чушь собачья. Бредятина.
– Вы так считаете?
– Точняк. А вы нет?
– Раньше я тоже так думал, – ответил Овертон, понизив голос. – Но прошлой ночью я изменил свое мнение на сей счет. Если бы я знал заранее – ни за что не дал бы этому парню, Дэвису, пойти к колокольне. Но я в тот день ездил в Уиллоуби-Олд-Чёрч по делам, связанным с поместьем. Задержался там дольше, чем собирался, и вернулся в Вейлхэмптон уже затемно.
Он осекся, прошел несколько шагов молча, резко помрачнев и широко раскрыв глаза. Внезапно его пробрала легкая дрожь – что было весьма неожиданно, – а затем он бросил нервный взгляд через плечо и посмотрел на Клика.
– Мистер Хэдленд, – сказал он серьезно, – прежде люди просто слышали всякое. Но прошлой ночью я увидел!
– Увидел? Что именно вы увидели?
– И сам не знаю. Может, и никогда не узнаю. Я не могу его ни назвать, ни описать. Только знаю, что это было что угодно, только не человек.
– Призрак?
– Если и не призрак, то чертовски хорошая имитация. До той минуты я, как и вы, не сомневался, что все это – дело рук человеческих, и только человеческих, а все разговоры о том, что в колокола звонят духи, – самая нелепейшая чушь на свете. А сегодня я не знаю, что и думать! И дело не в нервах. Не в расшалившемся воображении. Не такой я человек. Я видел это, мистер Хэдленд, видел так же ясно, как сейчас вижу вас.
– Однако! От ваших слов у меня мороз по коже. Как это произошло? И где?
– На дороге, сразу за церковью Святого Спасителя, вчера вечером, примерно в половине одиннадцатого, – сказал Овертон с мрачной серьезностью. – Я поднимался по склону между Вейлхэмптоном и Уиллоуби-Олд-Чёрч, намереваясь свернуть на перекрестке и срезать путь до флигеля, где живу. Ярко светила луна, в воздухе не было ни ветерка. Деревья стояли неподвижно, как статуи, а дорога после долгой засухи затвердела как камень. Если бы кто-то по ней шел, в такой тишине я непременно услышал бы шаги. Если бы какое-то живое существо встретилось мне на дороге, я бы его определенно увидел. Но я не видел и не слышал ничего.
Когда я добрался до вершины холма, то случайно бросил взгляд на колокольню церкви Святого Спасителя. Я находился довольно далеко от нее, но в этом месте в придорожных деревьях был просвет, сквозь который верхняя часть колокольни с плоской крышей легко просматривалась. При других обстоятельствах я бы второй раз на нее и не глянул, потому что вполне привык к этому виду и до этого момента никогда не имел ни малейшего повода думать о том, что с ним может быть связано что-либо сверхъестественное. Но случилось так, что мое внимание привлекла некая любопытная деталь, поэтому я остановился и стал присматриваться. А любопытным было вот что: в тот самый момент луна скрылась за проплывающим облаком, и естественно, что все вокруг должно было погрузиться во тьму. Однако на крыше остался странный сгусток света, свет луны по-прежнему падал на какую-то круглую серебряную штуковину, которая там покоилась. Я не мог понять, что это. На верхушке колокольни нет ничего металлического. Как и все башни нормандского типа, это просто огромный, чуть сужающийся кверху каменный цилиндр, прорезанный кое-где бойницами для лучников. Но внезапно, к моему огромному удивлению, странный огонек начал двигаться вокруг вершины башни.
«Ого, – сказал я себе, решив, что мне выпала редкая удача застать виновника ночного звона на месте преступления. – Что ж, очень скоро я разберусь с тобой, приятель, будь уверен». Я говорил не громче, чем говорю сейчас, мистер Хэдленд, так что совершенно исключено, чтобы кто-нибудь на вершине башни услышал мои слова на таком расстоянии. Но клянусь вам, что в тот самый миг, когда я их произнес и направился к кладбищу Святого Спасителя, на деревья вокруг меня обрушился внезапный порыв ветра, яростный, как тропический ураган, и скрутил их в извивающиеся зеленые жгуты. Словно десяток невидимых рук вцепился в меня, хлеща и отбрасывая назад. Сгусток света на верхушке колокольни взвился вверх и с пронзительным воем понесся ко мне. На мгновение я увидел очертания жуткого, бесплотного, нечеловеческого лица, окутанного струящимися лентами света, а затем это существо промчалось мимо меня в темноте, бесформенное и кричащее, и впервые в жизни я потерял сознание.
Глава VIIСад пересаженных цветов
За все время рассказа Клик не издал ни единого звука. На его лице появилось любопытное, напряженное и чуть испуганное выражение. Он шел, нахмурив брови и не отводя взгляда от дороги, а когда Овертон, пораженный его молчанием, оглянулся на него, то увидел, что набитая трубка сыщика так и торчит в уголке его рта незажженной.
– Это происшествие потрясло меня до глубины души, мистер Хэдленд, – сказал Овертон, глубоко вздохнув.
– Могу себе представить, – признался Клик, не поднимая глаз. – Вы заронили мне в голову парочку новых мыслей, мистер Овертон. Поведал бы все это кто-то из деревенских или даже прислуга из замка – другое дело, но вы! Хм… Ну а что было потом?
– Очнулся я лежа посреди дороги. Ветер совершенно стих, деревья снова стояли неподвижно, но мне слышался странный звук, вроде как от движущихся колес. Вокруг ничего не шелохнулось, а поскольку луна снова ярко светила, видеть я мог вполне отчетливо. Признаюсь, мистер Хэдленд, что был ужасно напуган, тем не менее зажег несколько спичек и тщательно осмотрел поверхность дороги.
– Зачем?
– Я уже слышал про призрачные колеса – говорят, по ночам они носятся по деревне, но сам впервые с ними столкнулся. Если судить только по звуку, я бы сказал, что это похоже на то, как если бы мимо проносились автомобили на резиновых шинах примерно по пять-шесть в минуту и очень-очень близко. Когда я внимательно осмотрел белую дорожную пыль, на ней не было ничего, кроме отпечатков моих собственных ног и бесформенного пятна в месте моего падения. Колеса, однако, по-прежнему неслись мимо непрерывным потоком. И тогда я побежал. Побежал так, как не бегал с тех пор, как был мальчишкой, и не сбавлял темпа, пока не оказался у себя в охотничьем домике и не закрыл дверь на засов. Будь у меня побольше смелости, я сходил бы в замок и рассказал о происшествии. Теперь я жалею, что струсил. Это могло бы спасти жизнь тому бедняге.
– Возможно, мистер Овертон, но нельзя сказать наверняка. Я слышал, он был рисковый парень, а таких трудно отговорить, если они вобьют себе что-то в голову.
– И все же я мог попытаться. Я никогда до конца не смогу простить себя за то, что оказался трусом. Но я был в таком страхе и смятении, что не решился бы на прогулку по дубовой аллее, ведущей к замку, даже за тысячу фунтов.
– Говорили вы что-нибудь об этом герцогу?
– Нет. Я хотел было, но сегодня утром, когда обнаружили тело бедняги Дэвиса, его светлость и так был потрясен ужасным поворотом, который приняла эта жуткая история. Так что у меня не хватило духу еще больше расстраивать его – особенно учитывая, что он и так собирался отправиться в город и немедленно передать это дело в руки Скотленд-Ярда. Я, разумеется, все расскажу, когда он немного успокоится. Не хотелось бы сеять панику. И с естественными-то силами справляться нелегко, а уж если предположить наличие сверхъестественных… А здесь есть нечто сверхъестественное, мистер Хэдленд, теперь я в этом убежден. Люди могут сговориться устроить в деревне черт-те что с определенной целью; могут даже вышибить мозг парню и похитить ребенка, чтобы никто не узнал о том, что они замыслили, – но они не могут заставить церковные колокола звонить сами по себе, а колеса мчаться по пыли, не оставляя следов. И не могут они сотворить то чудовищное Нечто, которое я собственными глазами видел прошлой но