Загадка Рунного Посоха — страница 5 из 10

В то время, как Хокмун и его друзья плыли к скалистому берегу Крымии, армии Темной Империи обступили со всех сторон маленькую страну Камарг по приказу Короля-Императора Гуона, который приказал во что бы то ни стало сокрушить этих непокорных, посмевших сопротивляться Гранбретани. По Серебряному мосту, протянувшемуся на тридцать миль над морем, двигались орды Темной Империи, Кабаны и Волки, Грифы и Псы, Богомолы и Лягушки, в доспехах необычного вида и с оружием, ярко сверкавшим на солнце. В своем Тронном Шаре, свернувшись как зародыш, Король Гуон сгорал от ненависти к Хокмуну, графу Брассу и остальным, кем он почему-то не мог повелевать, как повелевал почти всем миром. Казалось, будто им помогает какая-то таинственная сила, и они подчиняются ей, а не ему, Королю-Императору. А этого он вынести не мог… Но, увы, многое зависело от этих непокоренных, этих немногих свободных — Хокмуна, Оладана, вероятно, Д’Аверка, таинственного Рыцаря в Черном и Золотом, Ийссельды, графа Брасса и некоторых других. Потому что на них пал выбор Рунного Посоха…

Из истории «Рунного Посоха»

Глава 1Ожидающий рыцарь

Когда они приблизились к голым скалам, обозначившим берег, Хокмун с любопытством взглянул на Д’Аверка, откинувшего свою кабанью маску и с улыбкой глядевшего на море. Д’Аверк почувствовал взгляд Хокмуна и спросил:

— Вы, кажется, озадачены, герцог Дориан? Неужели вы недовольны исходом нашего плана?

— Да, — кивнул Хокмун. — Но я думаю о вас, Д’Аверк. Вы попали в эту авантюру случайно, и в ней для вас нет никакой выгоды. Я уверен, вы не испытывали большого энтузиазма, воздавая Шасарову по заслугам, и вы, конечно же, не разделяете моего отчаянного желания узнать о судьбе Ийссельды. Но тем не менее, вы даже не сделали никакой попытки бежать.

— А зачем мне бежать? — еще шире заулыбался Д’Аверк. — Моей жизни вы не угрожаете. Вернее, вы мне ее спасли. И в данный момент, как мне кажется, моя судьба теснее связана с вашей, чем с судьбой Темной Империи.

— Но вы не преданы ни мне, ни моему делу.

— Я предан, мой дорогой герцог, как я уже однажды имел честь объяснять вам, делу, которое, всего вероятней, поможет моим собственным амбициям. Должен признать, что я изменил свои взгляды относительно безнадежности вашего дела. Вы, по-моему, наделены таким чудовищным везением, что иногда я склонен думать, будто победа над Темной Империёй у вас в кармане. Если это окажется возможным, я вполне готов присоединиться к вам, и с большим энтузиазмом.

— А может быть, вы дожидаетесь часа, когда сможете вновь взять меня в плен для ваших хозяев, поменявшись со мной местами?

— Никакое отрицание вас не убедит, — улыбнулся Д’Аверк. — Так что я не буду и стараться.

Загадочный ответ снова заставил Хокмуна нахмуриться.

Словно для того, чтобы сменить тему разговора, Д’Аверк закашлялся и, согнувшись от тяжелого приступа, лег на дно лодки.

— Герцог Дориан! Смотри! На берегу! — крикнул в этот момент Оладан.

Хокмун присмотрелся. Под контурами утеса он смог различить полосу галечника. На берегу был виден всадник, неподвижный, глядящий на них так, будто поджидал их с определенным сообщением.

Дно ялика заскребло по песку. Хокмун узнал всадника, ожидавшего в тени утеса.

Хокмун выпрыгнул из лодки и приблизился к всаднику. С головы до ног тот был закован в пластинчатые доспехи, склонив голову в шлеме, словно погрузившись в размышления.

— Вы знали, что я окажусь здесь? — спросил Хокмун.

— Мне подумалось, что вы можете пристать к берегу именно в этом месте, — ответил Рыцарь в Черном и Золотом. — Поэтому я ждал.

— Понятно. — Хокмун посмотрел на него, не зная, что говорить и делать дальше. — Понятно.

К ним подошли Оладан и Д’Аверк.

— Вы знаете этого джентльмена? — спросил Д’Аверк.

— Старый знакомый, — отозвался Хокмун.

— Вы — сэр Юиллам Д’Аверк, — звучно произнес Рыцарь в Черном и Золотом. — Я вижу, вы все еще носите одежды Гранбретани.

— Они соответствуют моему вкусу, — ответил Д’Аверк. — Но вы не представились.

Рыцарь в Черном и Золотом, не обратив никакого внимания на его слова, поднял тяжелую руку в латной рукавице и указал на Хокмуна:

— Вот тот, с кем я должен поговорить. Вы ищете свою нареченную, герцог Дориан, и ваша дорога ведет к Безумному Богу.

— Ийссельда — пленница Безумного Бога?

— В переносном смысле — да. Но вы должны отыскать Безумного Бога по другой причине.

— Ийссельда жива? Она жива? — настойчиво вопрошал Хокмун.

— Жива. — Рыцарь в Черном и Золотом переместился в седле, потом продолжал: — Но вы должны уничтожить Безумного Бога раньше, чем она вновь станет вашей. Вы должны уничтожить Безумного Бога и сорвать с его шеи Красный Амулет — ибо Красный Амулет по праву ваш. Две вещи украл Безумный Бог, и обе вещи ваши по праву: амулет и девушка.

— Ийссельда, разумеется, моя, но я ничего не знаю ни о каком амулете, у меня никогда его не было.

— Это — Красный Амулет, и он ваш. Безумный Бог не имеет никакого права носить его, вот почему амулет и превратил его в безумца.

— Если только в этом заключаются свойства Красного Амулета… — улыбнулся Хокмун, — пусть он носит его на здоровье.

— Это не тема для шуток, герцог Дориан. Красный Амулет превратил его в безумца, потому что он украл его у слуги Рунного Посоха. Но если Красный Амулет носит слуга Рунного Посоха, то благодаря ему он может получить громадную силу, передающуюся от Рунного Посоха. Только незаконно владеющий им превращается в безумца и только законный хозяин может обрести его. Следовательно, я не могу забрать его так же, как и никто другой, кроме Дориана Хокмуна фон Кельн, слуги Рунного Посоха.

— Вы вновь называете меня слугой Рунного Посоха, а я до сих пор не знаю, какие я должен исполнять обязанности, не знаю даже, не является Ли все это плодом воображения, а вы — сумасшедшим.

— Думайте, что хотите. Однако нет никакого сомнения, не так ли, что вы ищете Безумного Бога и что вы больше всего на свете хотите его найти?

— Найти Ийссельду, его пленницу.

— Если вам так нравится. Тогда мне не нужно уговаривать вас выполнить вашу задачу.

— С тех пор, как я отправился из Хамадана, произошла серия случайных совпадений, — нахмурился Хокмун. — Едва ли вероятная.

— Там, где действует Рунный Посох, нет места случайным совпадениям. Иногда узор заметен, иногда — нет. — Рыцарь в Черном и Золотом повернулся в седле и указал на тропу, прорубленную по краю утеса. — Мы можем подняться здесь. Разобьем лагерь и отдохнем. А утром начнем путешествие к замку Безумного Бога.

— Вы знаете, где он находится? — нетерпеливо спросил Хокмун.

— Да.

В голову Хокмуна пришла еще одна мысль:

— А не устроили ли вы пленение Ийссельды, чтобы заставить меня искать Безумного Бога?

— Ийссельда была захвачена в плен предателем из армии ее отца, Хуаном Минагой, который собирался отвезти ее в Гранбретань. Но по дороге его отвлекли воины Темной Империи, которые хотели отнять у него пленницу, чтобы приписать эту честь себе. Пока они дрались, Ийссельда убежала и присоединилась к каравану беженцев из Италии, сумев попасть несколько позже на корабль, направлявшийся в Прованс по Адриатическому морю. Но корабль этот оказался рабовладельческим судном, возившим девушек в Аравию и залив Сидра, и он был атакован пиратским судном с Карпат.

— В такую историю трудно поверить. Что же было дальше?

— Потом карпатцы решили получить за нее выкуп, не зная, что Камарг обложен, и лишь позже узнали о невозможности получить с ее отца деньги. Тогда они решили отвезти ее в Стамбул и продать там, но, прибыв туда, обнаружили, что в порту полно кораблей Темной Империи. Испугавшись, они поплыли дальше в Черное море, где их корабль атаковали те, чье судно вы недавно сожгли…

— Остальное я знаю. Та рука, что мы нашли, принадлежала пирату, присвоившему кольцо Ийссельды. Но эта история, Рыцарь, едва ли похожа на правду. Совпадение…

— Я сказал тебе: там, где действует Рунный Посох, нет места совпадениям. Иногда узор кажется проще, чем в другое время.

— Она невредима? — вздохнул Хокмун.

— Относительно.

— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.

— Подожди, пока не прибудешь в замок Безумного Бога.

Хокмун попытался еще расспрашивать Рыцаря в Черном и Золотом, но загадочный человек оставался совершенно безмолвным. Он сидел на своем коне, углубившись в собственные мысли. Хокмун пошел помочь Оладану и Д’Аверку вывести из лодки лошадей, которые нервничали, и выгрузить остальное имущество. Хокмун подивился тому, что его помятая седельная сумка еще цела, несмотря на все их приключения.

Когда они все выгрузили, Рыцарь в Черном и Золотом молча повернул коня и направился показывать дорогу по другой тропе.

Трое путешественников, однако, были вынуждены спешиться и следовать за ним помедленней. Несколько раз люди и лошади оступались, непрочно державшиеся камни летели вниз к галечному пляжу, оставшемуся внизу. Но наконец они добрались до вершины и взглянули на широкую равнину, протянувшуюся, казалось, без конца и края.

— Утром мы отправимся этой дорогой к Пульсирующему мосту, — указал на запад Рыцарь в Черном и Золотом. — За ним лежит Украния, а замок Безумного Бога находится во многих днях пути вглубь страны. Будьте осторожны, так как воины Темной Империи появились и в этих местах.

Он смотрел, как они разбивают лагерь. Д’Аверк поднял на него взгляд:

— Разве вы, сэр, не присоединитесь к нам? — почти сардоническим тоном осведомился он.

Но огромная голова, скрытая шлемом, осталась склоненной, и как воин, так и конь оставались неподвижными, словно статуя, всю ночь, как бы следя за ними, а может и впрямь следили за ними, чтобы они не отправились в другую сторону.

Хокмун лежал в палатке, глядя на силуэт Рыцаря в Черном и Золотом, гадая, было ли это создание человеком и были ли его интерес и забота, проявляемые по отношению к нему, в конечном итоге дружественными, а не враждебными. Он вздохнул. Он только хотел найти Ийссельду, спасти ее и отвезти в Камарг. И самому успеть попасть туда, чтобы удостовериться, что провинция все еще держится против сил Темной Империи. Но его Жизнь осложнялась этой странной тайной Рунного Посоха и особой судьбой, которую он должен был воплощать так, чтобы она подходила к «замыслу» Рунного Посоха. И все-таки Рунный Посох был вещью или разумом? Может быть, он был разумом? Он был величайшей силой, к которой можно было апеллировать, давая клятву. Считалось, что он управляет человеческой историей. Почему же, недоумевал Хокмун, Посох нуждался в слугах, если, в конечном счете, все люди служат ему?

Но, вероятно, не все люди. Вероятно, время от времени возникали силы, вроде Темной Империи, которые противодействовали замыслу Рунного Посоха. И тогда, вероятно, Рунному Посоху нужны были слуги.

Хокмун запутался. Глубокие рассуждения и философствования такого рода были ему несвойственны. Вскоре он заснул.

Глава 2Замок Безумного бога

Они ехали два дня, пока не приблизились к Пульсирующему мосту, раскинувшемуся над морем и протянувшемуся между двух утесов, разделенных несколькими милями.

Пульсирующий мост был зрелищем поразительным, потому что он, казалось, был сделан не из твердого вещества, а из множества пересекавшихся разноцветных лучей, сплетенных таинственным способом. Там были нити голубые и золотые, блестящие, ярко-зеленые и алые, пульсирующие желтые. Весь мост пульсировал, как будто был живым органом, а под ним море пенилось на острых скалах.

— Что это? — спросил Хокмун у Рыцаря в Черном и Золотом. — Наверняка ведь не природное явление.

— Древний артефакт, — ответил воин, — сделанный забытой расой при помощи забытой науки. Это было где-то между эпохой выпадения Дождя Смерти и становлением княжеств. Кто они были, как возникли, как погибли, мы не знаем.

— Вы-то наверняка знаете, — весело заявил Д’Аверк. — Вы меня разочаровываете. Я считал вас всезнающим.

Рыцарь в Черном и Золотом промолчал. Свет от Пульсирующего моста отражался на их коже и доспехах, окрашивая их в разные цвета. Лошади поднялись на дыбы и ими стало трудно управлять, когда всадники направили их к огромному мосту.

Конь Хокмуна брыкался и храпел, но Хокмун натянул поводья, принуждая его двигаться вперед. Наконец копыта коня коснулись Пульсирующего моста, и он стал спокойнее, поняв, видимо, что мост его выдержит.

Рыцарь в Черном и Золотом уже пересекал мост, все его тело казалось окруженным огнем многоцветной ауры, и Хокмун тоже увидел странный свет, как бы проползший по телу его коня, а затем заливший его самого. Оглянувшись, он увидел, что Д’Аверк и Оладан сияют, словно существа с другой планеты, пока они медленно продвигались по Пульсирующему мосту.

Далеко внизу, сквозь перекрещивающиеся лучи было слабо видны серые скалы и море, пенящееся вокруг скал. В ушах Хокмуна нарастал гудящий звук, музыкальный и приятный, заставляющий, казалось, все его тело вибрировать в унисон с вибрацией моста.

Они пересекли мост, и Хокмун ощутил себя посвежевшим, словно несколько дней отдыхал. Он сказал Рыцарю об этом, и тот с ним согласился.

— Да, мне говорили, что это еще одно свойство Пульсирующего моста.

И они поехали дальше. Теперь между ними и логовом Безумного Бога лежала только суша.

* * *

На третий день пути начал моросить мелкий дождь, от которого они простудились и пали духом. Их лошади брели по бескрайним, насквозь промокшим укранийским степям, и казалось, что нет конца этому серому миру.

На шестой день Рыцарь в Черном и Золотом поднял голову и остановил коня, сделав знак остальным остановиться. Похоже, он прислушивался.

Вскоре Хокмун тоже расслышал звук. Это была дробь лошадиных копыт. Затем на небольшом пригорке слева от них появилось несколько десятков всадников в папахах и бурках, с длинными пиками за спиной и саблями.

Они, кажется, пребывали в панике и, не заметив четверых друзей, пронеслись мимо с фантастической скоростью, нахлестывая лошадей нагайками.

— Что случилось? — крикнул Хокмун. — От кого вы так бежите?

Один из всадников, не снижая скорости, обернулся в седле.

— Армия Темной Империи! — крикнул он и понесся дальше.

Хокмун нахмурился.

— Стоит ли нам продолжать двигаться в этом направлении? — спросил он Рыцаря. — Или следует поискать другую дорогу?

— Безопасного пути нет, — ответил Рыцарь в Черном и Золотом. — С таким же успехом мы можем выбрать и эту дорогу.

Еще через полчаса они увидели дым. Это был густой маслянистый дым, стлавшийся по земле. Хокмун знал, что означает такой дым, но не стал ничего говорить своим спутникам, пока они не подъехали к городку и не увидели на главной площади пирамиду из голых трупов: мужчин, женщин, детей и животных, в беспорядке набросанных друг на друга и горящих.

Именно этот костер и придавал дыму столь специфический запах, и Хокмун знал одну лишь расу, которой были свойственны подобные забавы. Всадники были правы. Поблизости находились солдаты Темной Империи. Все говорило о том, что городок был взят и уничтожен имперским батальоном.

Они обогнули городок, так как ничем не могли помочь, и в мрачном молчании продолжили путь, остерегаясь теперь любого признака гранбретанских войск.

Оладан, повидавший не так уж много жестокостей Темной Империи, был больше всех потрясен увиденным зрелищем.

— Ведь обыкновенные смертные не могут… — повторил он, — не могут…

— Они вовсе не считают себя обыкновенными, — заметил Д’Аверк. — Они считают себя полубогами, а своих правителей — богами.

— И это оправдывает в их глазах все их аморальные действия, — подхватил Хокмун. — И кроме того, они любят разрушать, сеять страх, пытать и убивать. У них, как у росомахи, стремление убивать сильнее стремления жить. На этом острове выросла раса безумцев, мысли и действия которых чужды тем, кто не рожден в Гранбретани.

Угнетающий дождик продолжал моросить, когда они оставили далеко позади городок с горящей пирамидой.

— Теперь до замка Безумного Бога рукой подать, — сообщил Рыцарь в Черном и Золотом.

* * *

На следующее утро они выехали на широкую плоскую равнину к небольшому озеру, над которым стелился серый туман. За озером возвышался мрачный серый силуэт замка из грубо отесанного камня, стоявшего на противоположном берегу.

На полпути к замку они увидели несколько сгрудившихся на берегу лачуг и привязанных к сваям лодок. Рядом сушились сети, но людей не было видно.

День был холодный, мрачный и гнетущий, и вокруг деревни, озера и замка царила таинственная атмосфера. Трое путников следовали за Рыцарем в Черном и Золотом весьма неохотно, когда тот направился вдоль берега к замку.

— Что это за культ Безумного Бога? — прошептал Оладан. — Сколько у него ревнителей? Столь же они свирепы, как и те, с кем мы сражались на корабле? Правильно ли оценивает Рыцарь их силу и доблесть?

Хокмун пожал плечами: он думал только об Ийссельде. Он оглядел громадный темный замок, прикидывая, где она может быть заключена.

Когда они подъехали к рыбацкой деревушке, то поняли, почему в ней было так тихо. Все жители деревни, до последнего человека, были перебиты, зарублены мечами или топорами. Некоторые клинки все еще торчали в черепах мужчин и женщин.

— Темная Империя! — воскликнул Хокмун.

Но Рыцарь в Черном и Золотом отрицательно покачал головой.

— Не их работа и не их оружие, кроме того, не их стиль.

— Тогда… кто же? — прошептал дрожа Оладан. — Культ?

Рыцарь не ответил. Вместо этого он остановил коня и, спешившись, подошел, тяжело ступая, к ближайшему трупу. Другие тоже спешились, осторожно оглядываясь вокруг. Туман с озера наползал на них, словно злая сила, пытавшаяся поймать их в западню. Рыцарь указал на труп.

— Все они были ревнителями культа. Некоторые ловили рыбу, снабжая замок, другие жили в самом замке, Например, эти из замка.

— Передрались между собой? — предположил Д’Аверк.

— В некотором смысле, да, — ответил Рыцарь.

— Что ты хочешь этим сказать? — начал было Хокмун, но резко повернулся, когда из лачуги послышался леденящий кровь визг. Все схватились за оружие, готовые отразить нападение с любой стороны.

Но когда нападение произошло, вид нападавших заставил Хокмуна на мгновение опустить меч.

Они бежали между домами, подняв мечи и топоры. На них были нагрудники и кожаные юбки-кильты, глаза горели свирепым огнем. Зубы оскалены в зверином рычании, а на губах выступила пена.

Но не это поразило Хокмуна и его спутников. Их поразил пол нападавших, так как все бежавшие на них, маниакально визжавшие воины, все как один, были женщинами необыкновенной красоты.

Медленно принимая защитную стойку, Хокмун отчаянно искал среди них Ийссельду и ощутил невероятное облегчение, не найдя ее.

— Так вот зачем Безумный Бог требовал, чтобы к нему отсылали женщин, — ахнул Д’Аверк. — Но почему?

— Он, насколько я понимаю, — извращенный Бог, — пояснил Рыцарь в Черном и Золотом, поднимая меч, чтобы отразить нападение первой женщины-воина.

Хокмун отчаянно защищался от клинков женщин с безумными лицами, но никак не мог заставить себя убивать их. Они оставляли много открытых мест для ударов его меча, но каждый раз, как ему предоставлялась возможность поразить их, он сдерживался. Точно так же, кажется, вели себя и его спутники. В миг передышки он огляделся, и у него возникла идея.

— Медленно отступайте! — крикнул он друзьям. — Делайте, как я! Я хочу превратить это в победу, но в победу бескровную.

Четверка постепенно отошла назад, пока их не остановили шесты, на которых сушились рыбацкие сети. Хокмун обошел первый шест и схватился за конец сети, все еще отражая удары. Оладан догадался о его замысле и схватился за другой конец. Хокмун крикнул:

— Давай!

И они набросили на женщин сеть.

Сеть схватила большинство, но некоторым удалось рассечь ее, и, вырвавшись на свободу, женщины продолжали атаковать.

Д’Аверк и Рыцарь в Черном и Золотом, поняв замысел Хокмуна, тоже швырнули сеть, накрыв тех, кто сумел избежать ее в первый раз. Хокмун и Оладан швырнули еще одну сеть, окончательно запутав женщин. В конце концов, все женщины оказались опутаны крепкими рыбацкими сетями и мужчины смогли осторожно и постепенно разоружить их.

Хокмун тяжело дышал, когда, подняв один меч, швырнул его в озеро.

— Наверное, Безумный Бог не такой уж безумный. Обучи женщин сражаться, и они всегда будут иметь преимущество перед солдатами-мужчинами. Это, несомненно, часть большого замысла…

— Ты имеешь в виду, что его добыча денег при помощи пиратства необходима для финансовой поддержки пополняющейся армии женщин? — спросил Оладан, присоединившись к нему и кидая в воду очередной меч.

— Это кажется вероятным, — согласился Д’Аверк, наблюдая за их работой. — Но почему женщины убили тех, других?

— Это мы сможем выяснить, когда доберемся до замка, — сказал Рыцарь в Черном и Золотом. — Мы… — Он оборвал фразу, так как часть сетей лопнула и женщина-воин набросилась на них, выставив вперед когти.

Д’Аверк обхватил ее за талию, но она лягалась и визжала. Оладан сделал шаг вперед и, развернув меч, ударил ее эфесом по голове.

— Как бы сильно это не оскорбляло мои рыцарские чувства, — произнес Д’Аверк, опуская обмякшую девушку на землю, — я думаю, вы продемонстрировали наилучший способ иметь дело с этими смазливыми девицами, Оладан, вернее убивицами. — И подойдя к сетям, он начал методически, с ленцой лишать чувств женщин, борющихся с сетями. — По крайней мере, — рассудил он, — мы их не убили, но и не дали им убить себя. Великолепное равновесие.

— Хотел бы я знать, — мрачно сказал Хокмун, — есть ли еще.

— Ты думаешь о Ийссельде? — спросил Оладан.

— Да, я думаю о Ийссельде. Едем. — Хокмун вскочил в седло. — К замку Безумного Бога!

Он пустил лошадь галопом и помчался вдоль берега к громадному серому силуэту. Другие последовали за ним помедленнее. Первым скакал Оладан, за ним Рыцарь в Черном и Золотом, и наконец ленивым галопом продвигался Д’Аверк, выглядевший для стороннего наблюдателя беззаботным юношей, что выехал на утреннюю прогулку.

Хокмун приблизился к замку и замедлил скачку, натянув поводья и заставив остановиться своего коня, когда они достигли подъемного моста.

Внутри замка все было тихо, и только легкий туман вился вокруг его башен. Подъемный мост был опущен, и вокруг него валялись трупы часовых.

Где-то на верху самой высокой башни каркнул ворон и улетел, хлопая крыльями над водой озера. Сквозь серые тучи пробилось солнце. Было такое впечатление, что солнце здесь никогда не показывалось. Все выглядело так, словно из своего мира они перешли в иной, где вечно царили смерть и безнадежность.

Как открытая пасть зияла перед Хокмуном арка входа в замок. Клубы тумана образовали причудливые очертания, и всюду стояла гнетущая тишина. Хокмун глубоко вдохнул холодный влажный воздух, вытащил меч, пришпорил коня и поскакал по мосту, перепрыгнул через трупы и вступил в замок Безумного Бога.

Глава 3Дилемма Хокмуна

Огромный двор замка был завален телами. Некоторые принадлежали воинам-женщинам, но большей частью это были трупы мужчин, и на всех был надет ошейник Безумного Бога. Кровь засохла на булыжниках.

Конь Хокмуна захрапел, учуяв запах смерти и крови, но Хокмун заставил его двигаться дальше, страшась увидеть среди мертвецов Ийссельду. Он спешился, переворачивал трупы женщин и внимательно рассматривал их окоченевшие лица, но ни одна даже отдаленно не напоминала Ийссельду.

Во двор въехал Рыцарь в Черном и Золотом, за ним — Оладан и Д’Аверк.

— Ее здесь нет, — произнес Рыцарь, — она находится в замке.

Хокмун поднял мрачное лицо. Его рука, державшая лошадь в поводу, дрожала.

— Он ничего с ней не сделал, Рыцарь?

— Это ты должен увидеть сам, герцог Дориан, — ответил Рыцарь, указывая на главные двери замка. — Вон там находится двор Безумного Бога. Короткий коридор ведет в главный зал, и там он сидит, поджидая тебя…

— Он знает обо мне?

— Он знает, что однажды придет законный владелец Красного Амулета и предъявит свои права на него…

— Меня нисколько не волнует амулет, а только Ийссельда. Где она, Рыцарь?

— Внутри. Она там. Иди и предъяви свои права на то, что принадлежит тебе по праву — на амулет и на девушку. И то, и другое важно для замыслов Рунного Посоха.

Хокмун повернулся, побежал к двери и исчез в темноте замка.

* * *

Внутри было невероятно холодно. С потолка коридора капала ледяная вода, и по стенам расползались пятна плесени. С мечом в руках Хокмун крался по коридору, ожидая нападения.

Но ничего не произошло. Он добрался до громадной деревянной двери, примерно метров на шесть выше его роста, и остановился.

Из-за двери доносился странный громыхающий звук, глухое бормотанье, заполняющее, казалось, все помещение, находящееся за дверью. Хокмун осторожно нажал на дверь, и она подалась. Он просунул в дверь голову и увидел необыкновенную сцену.

Зал имел странно искаженные пропорции. В некоторых местах его потолки были очень низкими, в других поднимались метров на пятнадцать. Окон не было вообще. Освещался зал факелами, беспорядочно укрепленными на стенах.

В центре зала на полу, где валялось несколько давно прирезанных человек, стояло большое кресло черного дерева, обитое инкрустированными медными полосами. Перед ним, свисая с относительно низкой части потолка, покачивалась большая клетка, в каких обычно держат прирученных птиц. Правда, эта была намного больше. В ней Хокмун заметил сгорбившуюся человеческую фигуру.

Зал был пуст, и Хокмун вошел, потихоньку приблизившись к клетке.

Именно из нее, понял он, и доносилось горестное бормотание, и все же это казалось невозможным: слишком велика была громкость. Хокмун решил, что такое происходит из-за хорошей акустики зала.

Он подошел к клетке и смог лишь смутно разглядеть сгорбившуюся фигуру, потому что было очень плохое освещение.

— Кто вы? — спросил Хокмун. — Пленник Безумного Бога?

Стенания прекратились, и фигура шевельнулась. До Хокмуна донесся глухой, резонирующий, меланхоличный голос:

— Да, пожалуй, можно сказать и так. Самый несчастный пленник из всех.

Теперь Хокмун смог получше разглядеть это существо. У него была длинная жилистая шея, тело его тоже было длинным и худым. Голову его покрывали длинные нечесаные седые волосы, свалявшиеся и грязные, еще у него была борода клином, тоже грязная, тянувшаяся от подбородка до ступней. Нос у него был большой, орлиный, в глубоко посаженных глазах светился огонек меланхолического безумия.

— Могу ли я вас спасти? — спросил Хокмун. — Не могу ли отогнуть прутья клетки?

— Дверь клетки не заперта. — Человек пожал плечами. — Моя тюрьма — не решетка. Я попал в капкан внутри своего стонущего черепа. О, горе мне!

— Кто вы?

— Я был известен как Стальников из великого семейства Стальниковых.

— И Безумный Бог заточил вас?

— Да. Заточил. Именно так, заточил. — Пленник в незапертой клетке повернул свою огромную печальную голову и пристально взглянул на Хокмуна. — Кто вы?

— Я — Дориан Хокмун, герцог Кельнский.

— Германец?

— Кельн некогда был частью страны, называвшейся Германией.

— Я боюсь германцев. — Стальников забился в угол клетки подальше от Хокмуна.

— Вам незачем бояться меня.

— Да? — Стальников засмеялся, и безумный смех заполнил зал. — Да? — Он сунул руку под жакет и вытащил что-то, висевшее на шее на длинном шнурке. Предмет запылал изнутри темно-красным огнем, словно громадный рубин, и Хокмун увидел, что на нем стоит знак Рунного Посоха. — Да? Значит, ты не тот германец, что должен прийти похитить мою силу?

— Красный Амулет! — ахнул Хокмун. — Как вы его добыли?

— Да ясно как, — ответил Стальников, поднимаясь с пола клетки и жутко улыбаясь Хокмуну. — Тридцать лет назад я снял его с трупа воина, которого мои слуги подстерегли и убили, когда он проезжал по этим землям. — Он погладил амулет, и красный свет ударил в глаза Хокмуна, так что он едва мог видеть. — Это и есть Безумный Бог. Это и есть источник моего безумия и моей силы. Это и держит меня в плену.

— Вы Безумный Бог? Где моя Ийссельда?

— Ийссельда? Девушка? Новая девушка с белокурыми волосами и мягкой белой кожей? Почему ты спрашиваешь?

— Она моя!

— Тебе не нужен амулет? — Безумный Бог рассмеялся, смех его заполнил весь зал, вибрируя во всех трещинах. — Тогда ты получишь ее, германец!

Он хлопнул в свои скрюченные ладоши, тело его задвигалось, как у отпущенной на свободу марионетки, клетка закачалась.

— Ийссельда, девочка моя! Выйди, Ийссельда, и послужи своему господину.

Из глубины зала, где потолок почти соприкасался с полом, появилась девушка. Хокмун видел ее силуэт, но не мог быть вполне уверен, что это Ийссельда. Он вложил меч в ножны и двинулся вперед. Да… движения, осанка — это была Ийссельда.

Едва он узнал ее, на губах появилась улыбка, и он протянул руки обнять ее.

Вдруг раздался животный визг, и девушка бросилась на него, протягивая к его глазам пальцы с металлическими когтями. Лицо ее исказила гримаса злобы, тело ее было укрыто одеждой, усыпанной торчащими наружу шипами.

— Убей его, хорошенькая Ийссельда, — смеялся Безумный Бог. — Убей его, мой цветочек, и мы наградим тебя его потрохами.

Хокмун поднял руки отразить когти, и тыльная сторона рук его была сильно изрезана. Он поспешно отступил.

— Нет, Ийссельда, нет. Я же твой нареченный Дориан…

Но безумные глаза не узнавали его, изо рта текла слюна. Девушка снова секанула стальными когтями, и Хокмун поспешно отпрыгнул, моля взглядом, чтобы она узнала его.

— Ийссельда…

Безумный Бог засмеялся, ухватившись за прутья решетки и с нетерпением глядя на них:

— Убей его, мой цыпленочек! Разорви ему глотку!

Хокмун почти рыдал, отпрыгивая и уворачиваясь от сверкающих когтей Ийссельды.

— Какой силе она подчиняется? — крикнул он Стальникову. — Что побеждает ее любовь ко мне?

— Она подчиняется власти Безумного Бога, как подчиняюсь ей я, — ответил Стальников. — Красный Амулет всех делает своими рабами.

— Только в руках злого существа… — Хокмун метнулся в сторону, когда на него в очередной раз кинулась Ийссельда. Он увернулся и бросился к клетке.

— Он превращает в зло всех, кто его носит, — смеясь, заявил Стальников. — Всех.

— Всех, кроме слуг Рунного Посоха!

Голос прозвучал от двери в зал и принадлежал Рыцарю в Черном и Золотом. Голос был звучный и авторитетный.

— Помоги мне, — попросил Хокмун.

— Не могу, — ответил Рыцарь в Черном и Золотом, стоя неподвижно, опершись на свой грозный меч, направленный острием вниз.

Хокмун споткнулся и почувствовал, как когти Ийссельды впились в его спину. Он поднял руки, чтобы схватить ее, и закричал от боли, когда шипы вонзились в его ладони, но он сумел освободиться от когтей, отшвырнуть ее и метнулся к клетке, где Безумный Бог верещал от восторга.

Хокмун прыгнул и ухватился за прутья решетки, лягнув по пути Стальникова. Клетка беспорядочно закачалась и начала крутиться. Внизу прыгала Ийссельда, пытаясь достать Хокмуна своими когтями.

Стальников отступил к стене клетки, его безумные глаза наполнил ужас, когда Хокмун сумел открыть клетку и войти в нее, закрыв за собой дверцу. Снаружи Ийссельда выла от неутоленной жажды крови, свет от амулета превращал ее глаза в алые.

Теперь Хокмун и в самом деле заплакал, глядя на свою любимую. Потом он обратил взор, полный ненависти, на Безумного Бога.

Глухой, все еще траурный голос Стальникова разнесся по залу. Он держал в руке амулет, направляя его свет на Хокмуна.

— Назад, смертный… Повинуйся мне, повинуйся власти амулета..

Хокмун зажмурился, ощутив слабость. Глаза его остановились на пылающем амулете, и он застыл на месте, чувствуя, как сила этой штуки отнимает его силу.

— Теперь, — произнес Стальников, — теперь ты отдашь себя своему убийце.

Но Хокмун собрал всю свою волю и сделал шаг вперед. Бородатая челюсть Безумного Бога отвалилась от крайнего удивления.

— Приказываю тебе именем Красного Амулета…

От двери донесся звучный голос Рыцаря в Черном и Золотом:

— Он — тот, кем Красный Амулет управлять не может. Единственный. Он — законный владелец…

— Назад! — На этот раз Стальников произнес это голосом, не столь сильным и уверенным. Он добрался до дверцы клетки и пинком распахнул ее.

Оскалив белые зубы и подняв прекрасное лицо, искаженное безумием, Ийссельда сумела ухватиться за прутья клетки и теперь цеплялась за нее снаружи. Спина Безумного Бога была обращена к ней. Красный Амулет по-прежнему светил в глаза Хокмуна.

Когтистая лапа Ийссельды метнулась вперед, цапнув Стальникова по затылку. Он завопил и спрыгнул на пол. Ийссельда увидела Хокмуна и забралась в клетку.

Хокмун понимал, что сейчас не время пытаться образумить свою взбесившуюся нареченную. Собрав в комок всю свою волю, он нырнул мимо ее цапающей лапы и прыгнул, опустившись на неровные каменные плиты, и некоторое время лежал, переводя дух.

Когда Ийссельда спрыгнула на пол, он с трудом поднялся. Безумный Бог забрался в большое кресло напротив клетки, влез на его спинку и сел, словно на насесте. Красный Амулет болтался у него на шее, отбрасывая красный свет на лицо Хокмуна. По плечам Безумного Бога стекала кровь из раны, нанесенной Ийссельдой.

Когда Хокмун добрался до кресла и взобрался на подлокотник, Стальников в ужасе заверещал:

— Умоляю тебя, оставь меня… Я не причиню тебе никакого вреда.

— Ты уже причинил мне достаточно вреда, — мрачно заметил Хокмун, вынимая меч. — Много вреда. Вполне достаточно, чтобы сделать вкус мести весьма сладким, Безумный Бог…

Стальников забрался еще выше. Он закричал Ийссельде:

— Ийссельда, стой! Стань прежней! Я приказываю тебе именем Красного Амулета!

Хокмун обернулся, замерев, увидел, что Ийссельда остановилась и выглядит, как человек, сбитый с толку. Губы ее в ужасе раздвинулись, когда она разглядела предметы, укрепленные на ее пальцах, шипы, что покрывали ее платье.

— Что случилось? Что со мной сделали?

— Тебя загипнотизировало вон то чудовище, — сквозь зубы процедил Хокмун, махнув мечом в направлении съежившегося от страха Стальникова. — Но я отомщу за все, что он с тобой сделал!

— Нет, — завопил Стальников. — Это нечестно!

Ийссельда разрыдалась.

Стальников лихорадочно оглядывался:

— Где мои слуги? Где мои воины?

— Ты заставил их перебить друг друга для собственного развлечения, — сообщил ему Хокмун. — А тех, кто остался жив, мы взяли в плен.

— Моя армия женщин! Я хотел, чтобы красота покорила всю Укранию! Вернуть себе наследие Стальниковых!

— Вот это наследие, — проговорил Хокмун, поднимая меч.

Стальников резко спрыгнул со спинки кресла и бросился бежать к выходу из зала, но его загораживал Рыцарь в Черном и Золотом.

Во тьме зала Стальников шмыгнул в щель и исчез.

Хокмун слез с кресла и повернулся взглянуть на Ийссельду, в рыданиях лежавшую на полу. Он подошел к ней, мягко снял окровавленные стальные когти с ее пальцев, длинных и нежных. Она подняла голову:

— О, Дориан, как ты нашел меня? О, любовь моя!..

— Благодаря Рунному Посоху, — ответил за Хокмуна Рыцарь.

— Вы, по крайней море, настойчивы и последовательны в своих притязаниях, Рыцарь, — засмеялся Хокмун.

Рыцарь в Черном и Золотом не ответил, он стоял в дверях как статуя, безликий и высокий.

Хокмун нашел застежки страшного платья девушки и принялся снимать его.

— Найди Безумного Бога, — велел Рыцарь. — Помни, Красный Амулет — твой. Он даст тебе силу.

— И наверное, превратит меня в безумца, — нахмурился Хокмун.

— Нет, дурень. Он твой по праву.

Хокмун замолк, на него произвел впечатление тон Рыцаря. Ийссельда коснулась руки Хокмуна.

— Остальное я могу сама.

Хокмун поднял меч и всмотрелся в темноту зала, где исчез Стальников, Безумный Бог.

— Стальников!

Где-то в глубочайшей нише зала мелькнуло красное пятнышко света. Хокмун пригнул голову и вошел в нишу. Он услышал звук рыдания, которое скоро заполнило все вокруг. Все ближе и ближе подбирался Хокмун к источнику красного света. Все громче и громче становилось рыдание. Наконец, красное свечение разгорелось очень ярко, и в его свете он увидел носителя амулета, стоявшего у стены из грубо отесанного камня с мечом в руке.

— Тридцать лет я ждал тебя, германец, — произнес Стальников на удивление спокойным голосом, — я знал, что ты должен явиться и разрушить мои планы, уничтожить мои идеалы, погубить все, над чем я трудился. И все-таки я надеялся отвратить угрозу. Наверное, я еще могу.

С громким кличем поднял он меч и рубанул по Хокмуну.

Хокмун легко парировал удар, развернув клинок так, что меч вылетел из руки Безумного Бога, и направил свой меч в сердце Стальникова.

Какое-то время Хокмун мрачно смотрел на перепуганного безумца. Свет от Красного Амулета окрашивал их лица в алый цвет. Стальников откашлялся, будто собирался просить о пощаде, потом плечи его обвисли.

Хокмун вогнал свой острый клинок в сердце Безумного Бога. Потом он круто повернулся и, оставив труп и Красный Амулет, ушел.

Глава 4Сила амулета

Хокмун набросил свой плащ на голые плечи Ийссельды. Девушка дрожала, рыдая от радости встречи с Хокмуном. Неподалеку все также неподвижно возвышался Рыцарь в Черном и Золотом.

Пока Хокмун обнимал Ийссельду, огромное тело Рыцаря пришло в движение, пересекло зал и вступило в темноту, где лежал Безумный Бог Стальников.

— О, Дориан, я не могу тебе пересказать все ужасы, что я пережила за эти месяцы. Попадала в плен то к одной, то к другой банде. Я даже не знаю, где нахожусь сейчас, как называется это адское место. Я ничего не помню о недавних днях, кроме слабой памяти о кошмаре, где я боролась с собой, против желания убить тебя.

— Это был всего лишь кошмар, — привлек ее к себе Хокмун. — Давай уйдем отсюда. Мы вернемся в Камарг и будем в безопасности. Скажи мне, что стало с твоим отцом и другими?

— Разве ты не знаешь? — Глаза ее расширились. — Я думала, ты сперва вернулся туда, а потом отправился искать меня…

— Я ничего не знаю, кроме разных слухов. Как там Боджентль, фон Вилак, граф Брасс?

— Фон Вилак был убит огненным копьем в битве с войсками Темной Империи, — опустила она глаза, — на северных границах. Граф Брасс…

— Что с ним?

— Когда я видела его в последний раз, мой отец лежал на смертном ложе, и даже целительные способности Боджентля были бессильны вернуть ему здоровье. Все выглядело так, будто он потерял всякие чувства, будто не желал больше жить. Он говорил, что Камарг должен скоро пасть, считал тебя погибшим, когда ты не вернулся в срок, необходимый для дороги туда и обратно.

— Я должен срочно попасть в Камарг, хотя бы только для того, чтобы вернуть графу волю к жизни. С твоим исчезновением у него вообще ничего не осталось. — Глаза Хокмуна вспыхнули.

— Если он еще жив, — тихо произнесла она, словно не веря такой возможности.

— Он должен быть жив. Если Камарг еще сражается, то граф Брасс жив.

Из коридора донесся топот сапог. Хокмун толкнул Ийссельду в спину и выхватил меч.

Дверь распахнулась, и в проеме появился тяжело дышащий Оладан, а за ним — Д’Аверк.

— Солдаты Темной Империи, — произнес Оладан. — Их больше, чем мы сможем одолеть. Они, должно быть, обследуют окрестности и замок в поисках уцелевших.

— Я пытался их вразумить, делая вид, что имею право им приказывать, — прошел мимо маленького зверочеловека Д’Аверк, — поскольку звание у меня выше, чем у их предводителя. — Он пожал плечами. — Но, кажется, у Д’Аверка больше нет никакого влияния на войска Гранбретани. Тот проклятый пилот, видимо, прожил достаточно долго, чтобы успеть рассказать поисковой партии о моей неловкости, позволившей вам бежать. Теперь я такой же отверженный, как и вы…

— Входите оба и заприте эту громадную дверь на засов, — нахмурился Хокмун. — Она должна выдержать их натиск.

— Это единственный вход? — спросил Д’Аверк, оценивающе разглядывая дверь.

— По-моему, да, — ответил Хокмун. — Но на этот счет можно будет побеспокоиться попозже.

Из тени появился Рыцарь в Черном и Золотом. В одной руке, одетой в латную рукавицу, болтался на шнурке Красный Амулет. Шнурок был запачкан кровью.

Рыцарь держал амулет осторожно, не дотрагиваясь до камня, и протянул его Хокмуну, пока Д’Аверк и Оладан спешно закрывали дверь и задвигали засов.

— Вот, — произнес Рыцарь, — он твой.

— Я не желаю его, — отпрянул Хокмун, — не возьму его. Это злая вещь. Многих он заставил умереть, других свел с ума. Даже этот бедняга Стальников стал его жертвой. Оставь его себе. Найди другого, достаточно глупого, чтобы носить его.

— Носить его должен ты, — ответил из-под шлема спокойный голос. — Только ты можешь носить его.

— Не буду! — взмахом руки Хокмун указал на Ийссельду. — Эта вещь довела нежную девушку до того, что она стала бешеным зверем. Все, кого мы видели в рыбацкой деревне, убиты силой Красного Амулета. Все, кто напал на нас, сведены с ума его силой. Все, кто лежит во дворе замка, уничтожены Красным Амулетом. — Он вышиб его из руки Рыцаря. — Я не возьму его! Если Рунный Посох сводит людей с ума, я не стану иметь с ним никакого дела!

— Его влияние становится разлагающим из-за того, что люди недостойные захватывают его, — произнес Рыцарь в Черном и Золотом все тем же низким и равнодушным голосом. — Это — твой долг как избранника Рунного Посоха — принять дар. Тебе он не принесет вреда. Тебе он не даст ничего, кроме силы.

— Силы уничтожать людей и превращать их в безумных?

— Силы делать добро и сражаться с ордами Темной Империи!

Хокмун презрительно усмехнулся. Со стороны двери донесся сильный грохот, и он понял, что воины Гранбретани обнаружили их убежище.

— Нас превосходят в численности, — сказал Хокмун. — Даст ли Красный Амулет нам силу сбежать от них, когда есть лишь один путь, вон через ту дверь?

— Он поможет тебе, — ответил Рыцарь, нагибаясь и поднимая за шнурок амулет.

Дверь затрещала под ударами солдат Гранбретани.

— Если Красный Амулет может сделать столько добра, — поинтересовался Хокмун, — то почему ты не прикасаешься к нему?

— Мне не положено его касаться. Он может сделать со мной то, что он сделал с несчастным Стальниковым. — Рыцарь двинулся вперед. — Вот, возьми его, именно за ним ты сюда и пришел.

— Я пришел сюда спасти Ийссельду. Я это сделал.

— Именно из-за этого она сюда и попала.

— Так значит, это был трюк, чтобы заманить меня сюда?

— Нет, это было частью узора. Но ты говоришь, что явился сюда спасти ее, и все же отказываешься от средства выбраться с ней из замка. Коль скоро сюда вломятся десятка два, а то и больше свирепых бойцов, они уничтожат нас всех. А участь Ийссельды будет худшей, чем наша…

Дверь еле держалась на петлях. Оладан и Д’Аверк отступили с мечами наготове. Выражение тихого отчаяния светилось в их глазах.

— Еще минута и они ворвутся, — сказал Д’Аверк. — Прощай, Оладан, и ты тоже, Хокмун. Вы были менее скучными спутниками, нежели некоторые…

— Я не знаю… — поглядел Хокмун на Амулет.

— Доверься моему слову, — посоветовал Рыцарь в Черном и Золотом. — Я спасал тебя в прошлом. Разве стал бы я делать это, чтобы уничтожить тебя сейчас?

— Уничтожить — нет. Но амулет предаст меня злой силе. Откуда я знаю, что именно ты посланник Рунного Посоха? У меня есть лишь твое слово, что я служу ему, а не темному делу.

— Дверь ломается, — закричал Оладан. — герцог Дориан, нам понадобится ваша помощь! Дайте Рыцарю скрыться и Ийссельде тоже! Дайте, если он может!

— Быстрей, — поторопил Рыцарь, протягивая амулет Хокмуну. — Возьмите его и хотя бы спасите девушку.

На миг Хокмун заколебался, а потом принял амулет. Он лег в его ладонь так, будто был изготовлен специально для его руки. Казалось, красный свет амулета запылал еще ярче и залил своим светом весь зал. Хокмун почувствовал, как в него вливается сила. Все его тело наполнилось ощущением благополучия. Когда он двигался, то делал это очень быстро. Его мозг, казалось, больше не омрачали события дня. Он улыбнулся и надел на шею запятнанный кровью шнурок, нагнулся поцеловать Ийссельду и испытал разлившееся по всему телу восхитительное ощущение. Потом с мечом наготове он повернулся лицом к орущим воинам Гранбретани, которые почти сломали дверь в зал.

И вот дверь рухнула, и за ней действительно стояли, пригнувшись, тяжело дышащие псы Гранбретани в тигриных масках, сверкающих металлом и эмалью, полудрагоценными камнями. Их оружие было готово, чтобы свежевать новые жертвы, эту крохотную и жалкую на вид группку людей.

Предводитель солдат шагнул вперед:

— Столь много трудов ради столь немногих. Братья, заставим их поплатиться за наши усилия.

И началась резня.

Глава 5Бойня в зале

— О, клянусь Рунным Посохом, — проговорил Хокмун, — какая во мне сила!

Он прыгнул вперед, огромный боевой меч со свистом рассек воздух и перерубил шею ближайшего воина, ударил, отражая нападение воина слева и сшиб его с ног, взмахнул мечом и рассек доспехи воина справа.

Всюду вокруг него летел в разные стороны искореженный металл. Свет от амулета бросал алые блики на закрытые масками головы солдат Темной Империи, когда Хокмун повел своих друзей в атаку.

Свет Красного Амулета ошеломлял их, и они поднимали неуклюжие от брони руки, чтобы защитить глаза, пытаясь обороняться и дивясь той скорости, с какой Оладан, Хокмун и Д’Аверк двинулись на них. За ними последовал и Рыцарь в Черном и Золотом, его громадный двуручный меч свистел, а движения его на вид были очень легки.

Лязгало оружие, кричали гранбретанские солдаты, когда четверо друзей погнали их из зала. И все это время Ийссельда держалась у четверки за спиной.

Хокмуна атаковали шестеро с топорами. Они попытались приблизиться к нему, чтобы помешать орудовать мечом, но герцог Кельнский пнул ногой одного, локтем отпихнул другого и обрушил меч прямо на маску третьего, расколов и шлем и череп. От такой тяжелой работы меч скоро затупился, и Хокмуну пришлось использовать его как топор. Он вырвал новый меч из руки одного из солдат, но и свой оставил при себе. Новым мечом он колол, а своим рубил.

— Ах, — прошептал он в разгаре битвы, — Красный Амулет стоит своей цены.

Амулет болтался на его шее, превращая его вспотевшее мстительное лицо в маску красного демона.

Уже последние солдаты бросились к двери, пытаясь избежать смерти, но Рыцарь в Черном и Золотом и Д’Аверк преградили им путь, рубя их.

Мельком Хокмун заметил Ийссельду. Она уткнулась лицом в ладони, словно отказываясь быть свидетельницей кровавого разгрома, учиненного ее друзьями.

— Ах, как сладко убивать эту падаль! — воскликнул Хокмун. — Не отворачивайся, Ийссельда! Это наша победа!

Но девушка не внимала его словам и не отнимала рук от лица.

Пол зала был завален трупами перебитых воинов Гранбретани. Хокмун тяжело дышал и осматривался, не видя больше, кого можно убить еще. Он отбросил отнятый у врага меч, вложил в ножны свой, жажда битвы оставила его. Он нахмурился, подняв к глазам Красный Амулет и разглядывая его, изучая выгравированный на нем узор украшенного рунами Посоха.

— Так, — прошептал он, — твоя первая помощь мне — это помощь в убийстве. Я благодарен, но все же мне хотелось бы знать, не ближе ли твоя сила ко злу, чем к добру. — Свет Красного Амулета стал меркнуть. Хокмун поднял взгляд на Рыцаря в Черном и Золотом. Амулет потускнел. — Что это значит?

— Он черпает свою силу с большого расстояния и не может поддерживать ее постоянно. Потом он снова станет ярким, — ответил Рыцарь и помолчал, прислушиваясь и склонив набок голову. — Я слышу новые шаги, эти воины были лишь частью отряда.

— Тогда пойдем и встретим их, — произнес Д’Аверк с низким поклоном, взмахом руки приглашая Хокмуна пройти вперед. — После вас, друг мой. Вы, кажется, экипированы лучше всех, чтобы встретить их первым.

— Нет, — возразил Рыцарь. — Пойду я. На время сила амулета иссякла. Идем.

Они осторожно пробрались через выбитую дверь, последними шли Хокмун и Ийссельда. Она посмотрела на него твердым взглядом.

— Я рада, что ты убил их, — сказала она. — Хотя мне крайне неприятно было видеть, что смерть является столь неблагородно.

— Они живут неблагородно, — мягко возразил Хокмун. — И заслуживают смерти. Это единственный способ иметь дело с теми, кто служит Темной Империи. Теперь мы должны встретиться с другими. Будь храброй, любовь моя, потому что сейчас мы встретимся с величайшей опасностью.

Рыцарь в Черном и Золотом уже вступил в схватку с первыми из подкрепления, навалившись тяжестью своего закованного в броню тела так, что они падали назад в узкий коридор, теряя присутствие духа, и ни один из четверки не был даже задет.

Солдаты Темной Империи вырвались на заваленный трупами двор. Четверо сражавшихся против них, когда они появились при свете дня во дворе, имели устрашающий вид.

Все еще моросил нудный дождик, воздух был по-прежнему прохладен, он оживил Хокмуна и его друзей, а недавняя победа заставляла их чувствовать себя непобедимыми. Солдаты Темной Империи заколебались, нападать ли им, хотя и имели численное преимущество. Рыцарь в Черном и Золотом ткнул пальцем в сторону подъемного моста.

— Убирайтесь! — приказал он глухим и низким голосом. — Или мы уничтожим вас, как уничтожили ваших собратьев.

Хокмун гадал, в самом ли деле верит Рыцарь в то, что они без помощи Красного Амулета смогут разбить столь превосходящего врага.

Но прежде чем смог ответить себе, он увидел: по подъемному мосту пронеслась новая группа воинов. Они схватили оружие из рук валявшихся трупов.

Это женщины-воины Безумного Бога освободились из сетей!

— Покажи им амулет, покажи, — шепнул Рыцарь Хокмуну. — Они привыкли подчиняться только ему. Именно он смутил их души, а не Безумный Бог.

— Но ведь свет его померк, — отозвался Хокмун.

— Неважно. Покажи им амулет.

Хокмун сорвал амулет с шеи и помахал им перед лицами озверевших женщин.

— Стойте! Именем Красного Амулета я приказываю вам напасть на них… — И он указал на солдат Темной Империи. — Вперед! Я поведу вас!

Он прыгнул вперед, его меч взлетел, рассекая переднего солдата прежде, чем тот что-либо понял.

Женщины превосходили в численности солдат Гранбретани и охотно потрудились над их уничтожением, настолько охотно, что Д’Аверк крикнул:

— Пусть заканчивают они, а мы можем уйти!

— Это же наверняка только одна стая псов Темной Империи, — пожал плечами Хокмун. — Поблизости должны быть и другие.

— Следуйте за мной, — скомандовал Рыцарь в Черном и Золотом. — Я полагаю, пришла пора выпустить зверей Безумного Бога.

Глава 6Звери Безумного бога

Рыцарь в Черном и Золотом провел их в ту часть двора, где в мостовой находилось два больших железных люка. Прежде чем они смогли, ухватившись за железные кольца, вделанные в крышки, поднять тяжелые крышки, им пришлось разобрать гору трупов. Крышки лязгали о камень, открыв длинный каменный спуск, ведущий во мрак.

Оттуда доносился теплый запах, который был для Хокмуна особым знаком. Он остановился у спуска, так как был уверен, что запах этот означает опасность.

— Не бойтесь, — твердо произнес Рыцарь. — Проходите. Там вы обретете способ скрыться из этого места.

Хокмун стал медленно спускаться. Остальные последовали за ним.

Свет, скудно сочившийся сверху, дал возможность увидеть длинное помещение. Он не мог разобрать, что там, и собрался обследовать помещение, но Рыцарь за его спиной сказал:

— Не сейчас. Сначала двери. Они в своих стойлах.

Хокмун сообразил, что длинное помещение было своего рода конюшней со стойлами по обеим сторонам. Сейчас в этих стойлах что-то шевелилось, фыркало, а одна дверь вдруг содрогнулась, когда на нее навалилась тяжелая туша.

— Не лошади, — решил Оладан, — и не волы. Для меня, герцог Дориан, они пахнут кошками.

— Да, — кивнул Хокмун, ощупывая эфес меча. — Это кошачий запах. Но как кошки могут помочь нам выбраться отсюда?

Д’Аверк снял со стены факел, чиркнул кремнем, зажигая его. Факел загорелся, и в его свете Хокмун разглядел предмет в дальнем конце помещения. Это оказалась громадная колесница, достаточно большая, чтобы увезти их всех. В нее можно было впрячь четырех животных.

— Откройте стойла и запрягите кошек, — велел Рыцарь в Черном и Золотом.

— Запрячь в колесницу кошек? — повернулся к нему Хокмун. — Прихоть, разумеется, подходящая для Безумного Бога, но мы — нормальные смертные, Рыцарь. Кроме того, судя по издаваемым ими звукам, эти кошки — дикие. Если мы откроем стойла, они на нас бросятся.

Словно в подтверждение его слов из одного стойла раздался громкий воющий рев, он был подхвачен другими зверями, и конюшня наполнилась таким звериным воем, что стало невозможно слышать друг друга.

Когда стало несколько тише, Хокмун пожал плечами и шагнул к выходу.

— Найдем наверху лошадей и пойдем на риск с более привычными рысаками, чем эти.

— Неужели ты все еще не научился доверять моей мудрости? — упрекнул его Рыцарь. — Разве не сказал я тебе о Красном Амулете правду?

— Я должен полностью испытать эту правду, — отпарировал Хокмун.

— Ведь те безумные женщины подчинились Красному Амулету?

— Подчинились.

— Звери Безумного Бога равным образом приучены подчиняться тому, кто владеет Красным Амулетом. Что я приобрету, солгав тебе, Дориан Хокмун?

— Я стал подозрителен ко всему с тех пор, как повстречался впервые с Темной Империей, — пожал плечами Хокмун. Затем он подошел к двери ближайшего стойла и положил руку на тяжелый деревянный засов. — Я устал препираться и готов подвергнуть испытанию твои уверения.

Дверь стойла распахнулась от удара гигантской лапы изнутри, как только он отодвинул засов. Показалась кошачья голова, крупнее, чем у быка, более свирепая на вид, чем у тигра. Рычащая кошачья голова с узкими желтыми глазами и длинными желтыми клыками. Когда кошка, мягко ступая, вышла из стойла, из горла ее вырвался глухой рык, ее горящие глаза внимательно разглядывали их, и они увидели вдоль спины животного ряд шипов футовой длины того же цвета, того же материала, что и ее клыки. Шипы тянулись до основания хвоста, который, в отличие от хвоста обыкновенной кошки, заканчивался колечками.

— Ожившая легенда! — ахнул Д’Аверк, теряя на мгновение бесстрастность. — Один из мутантных боевых ягуаров Азиакоммуниста. Я видел их изображения в одном старом бестиарии, утверждающем, что они существовали тысячу лет назад, и из-за того, что они были продуктом извращенного биологического эксперимента, их нельзя было разводить.

— Верно, они не размножаются, — подтвердил Рыцарь в Черном и Золотом. — Но продолжительность их жизни разве что не бесконечна.

Огромная голова повернулась теперь к Хокмуну, колючий хвост бил по полу из стороны в сторону, глаза были прикованы к амулету на его шее.

— Прикажи ей лечь! — сказал Рыцарь.

— Лежать! — приказал Хокмун.

Зверь мгновенно растянулся на полу, а глаза, казалось, утратили свою свирепость. Хокмун улыбнулся.

— Приношу свои извинения, Рыцарь. Отлично, давайте выпустим остальных. Оладан, Д’Аверк…

Его друзья двинулись открывать засовы в остальных трех стойлах, а Хокмун обнял Ийссельду за плечи.

— Эта колесница понесет нас домой, любовь моя. — Вдруг он вспомнил: — Рыцарь, мои седельные сумки! Они все еще на моем коне, если эти псы их не украли.

— Ждите здесь, — ответил Рыцарь. — Я посмотрю.

— Я сам посмотрю, — возразил Хокмун. — Я знаю где.

— Нет, — отрезал Рыцарь, — пойду я.

Хокмун ощутил смутное подозрение:

— Почему?

— Силой, которая может управлять зверями, обладаешь лишь ты со своим амулетом. Если тебя здесь не будет, они могут наброситься на оставшихся и уничтожить их.

Хокмун неохотно отступил и следил, как Рыцарь поднимается наверх.

Из своих стойл наружу выбрались еще три кошки, похожие на первую как две капли воды. Хокмун подошел к ближайшей и положил руку на ее толстую шею, ощупывая жесткую щетинистую шерсть. Звери ростом не превышали лошадей, но были гораздо массивней и несравненно опасней. Было ясно, что выведены они не за тем, чтобы возить колесницу, а убивать.

— Подтолкните-ка колесницу и давайте запряжем этих тварей.

Д’Аверк и Оладан вытащили вперед колесницу. Она была сделана из черной бронзы и зеленого золота и хранила запахи древности. Ниша ярма была отделана новой кожей. Они продели упряжь через головы на плечи животных, и мутантные ягуары шевелились, лишь иногда прижимая уши, когда люди слишком сильно затягивали ремни.

Когда все было готово, Хокмун показал Ийссельде, чтобы она поднялась на колесницу.

— Надо подождать возвращения Рыцаря, — сказал он, — потом можно отправляться.

— Где он? — спросил Д’Аверк.

— Пошел за моим снаряжением.

— Что-то это занимает у него слишком много времени, — пожал плечами Д’Аверк и опустил на лицо свой огромный шлем. — Лично я буду просто счастлив, когда мы покинем это местечко. Оно пахнет смертью и злом.

— Ты это унюхал, Д’Аверк? — Оладан посмотрел наверх, выхватывая одновременно меч.

Наверху стояло шесть воинов Темной Империи в масках Ордена Ласки. Их длинномордые маски, казалось, трепетали от предвкушения удовольствия, предстоявшего им.

— Быстро в колесницу! — скомандовал Хокмун, когда солдаты начали спускаться.

В передней части колесницы имелся приподнятый облучок, на котором мог стоять кучер, а рядом на козлах, некогда использовавшихся для дротиков, лежал кнут. Хокмун вскочил на облучок, схватил кнут и щелкнул им над головами своих «лошадок».

— Подъем, красотки, подъем! — Кошки поднялись. — А теперь вперед!

С креном колесница прыгнула вперед, когда могучие звери рванули ее вверх по спуску. Солдаты в масках Ласок пронзительно закричал^-! когда на них помчались гигантские кошки, утыканные шипами. Некоторые пытались отпрыгнуть, но большинство не успело и свалилось, визжа, когда по ним прошлись когтистые лапы и обитые железом колеса.

Необыкновенная упряжка вырвалась на серый дневной свет, рассеивая на своем пути новых солдат-Ласок, прибежавших на помощь братьям по Ордену.

— Где Рыцарь? — крикнул Хокмун, перекрывая раздававшиеся со всех сторон вопли. — Где мои седельные сумки?

Но ни Рыцаря в Черном и Золотом, ни коня Хокмуна не было видно.

Воины Темной Империи бросались на колесницу, Хокмун стегал их кнутом. За спиной у него Оладан и Д’Аверк расправлялись с ними своими мечами.

— Гони через ворота! — крикнул Д’Аверк. — Они могут в любой момент одолеть нас!

— Где Рыцарь? — Хокмун озирался вокруг.

— Наверняка ждет нас снаружи, — отчаянно закричал Д’Аверк, — гоните, герцог Дориан, иначе мы обречены!

Через головы мельтешащих солдат Хокмун вдруг увидел своего коня. Седельные сумки были сняты, и он никак бы не смог узнать, кто это сделал.

— Где Рыцарь в Черном и Золотом? — в панике закричал он — Я должен его найти! Содержимое этих сумок означает жизнь или смерть для Камарга!

Оладан схватил его за плечи и настойчиво произнес:

— А если мы не уберемся отсюда, это будет означать нашу смерть и может быть, нечто худшее для Ийссельды!

Хокмун чуть с ума не сошел от нерешительности, но когда слова Оладана проникли в его сознание, он испустил громкий вопль и стегнул кошек, послав их рысью через ворота по подъемному мосту и галопом вдоль озера. Они мчались так, будто за ними гнались все армии Гранбретани.

Двигаясь намного быстрей, чем двигались бы лошади, звери Безумного Бога несли колесницу прочь от темного замка и озера, покрытого туманом, прочь от рыбацкой деревни с лачугами и трупами, по грязной дороге, идущей между утесами, и вновь на широкую равнину, где дорога кончилась, а почва была мягкой, но ягуары-мутанты без труда пересекали эту равнину.

— Если у меня и есть жалобы, — заявил Д’Аверк, отчаянно цеплявшийся за борта подпрыгивающей колесницы, — так только на то, что мы двигаемся слишком быстро.

Оладан попытался было усмехнуться сквозь стиснутые зубы. Он скрючился на дне колесницы, держа Ийссельду и пытаясь защитить ее от чересчур сильных толчков.

Хокмун не ответил, Он крепко сжимал в руках поводья и не уменьшал скорости. Лицо его было бледно, глаза горели гневом, так как он был уверен, что его обманул человек, уверявший, что он — его главный союзник в борьбе против Темной Империи, обманул, внешне неподкупный, Рыцарь в Черном и Золотом.

Глава 7Стычка в таверне

— Хокмун, стой, ради Рунного Посоха! Стой, парень! Ты сумасшедший! — Д’Аверк, более встревоженный, чем обычно, потянул Хокмуна за рукав, когда тот вновь хлестнул запыхавшихся зверей.

Колесница мчалась уже несколько часов, пересекла без остановки две реки, а теперь прорывалась сквозь лес. Наступила ночь. В любую минуту они могли врезаться в дерево, что на такой скорости означало неминуемую гибель. Даже могучие шипастые кошки устали, но Хокмун продолжал их нахлестывать.

— Хокмун, ты обезумел!

— Я предан! — ответил Хокмун. — Я предан! В тех сумках лежало спасение Камарга, и Рыцарь в Черном и Золотом украл его. Он обманул меня. Дал мне брелок с ограниченными силами в обмен на машину с силами, что были беспредельными для моих целей! Вперед, звери, вперед!

— Дориан, послушайся его! Ты убьешь нас всех, — заговорила, заливаясь слезами, Ийссельда. — Ты убьешь себя! Как тогда ты сможешь помочь графу Брассу и Камаргу?

Колесница подпрыгнула и, затрещав, опустилась на землю. Никакая нормальная повозка не смогла бы выдержать такого удара, а пассажиров он протряс до мозга костей.

— Дориан, ты сошел с ума! Рыцарь не предал нас. Он нам помогал. Наверное, его одолели солдаты Темной Империи и похитили у него твои седельные сумки.

— Нет, я почувствовал предательство, когда он пошел наверх. Он пропал, а с ним и подарок Ринала.

Но ярость Хокмуна начала остывать, и он больше не хлестал уставших кошек.

Постепенно скорость колесницы упала, когда усталые звери поддались желанию отдохнуть.

Д’Аверк забрал вожжи из рук Хокмуна, и молодой воин, не оказав сопротивления, опустился на дно колесницы и уткнулся лицом в ладони.

Д’Аверк остановил зверей, и они сразу же опустились на землю, тяжело и шумно отдуваясь.

Ийссельда погладила Хокмуна по голове:

— Дориан, все, что нужно Камаргу для его спасения, — это ты. Я не знаю, что это была за вещь, но я уверена, что для нас она бесполезна. И у тебя есть Красный Амулет. От него наверняка будет польза.

Уже наступила ночь, лунный свет сочился сквозь ажурную решетку древесной листвы. Д’Аверк и Оладан слезли с колесницы, растирая ушибленные места, и отправились на поиски хвороста для костра.

Хокмун поднял голову. Свет луны упал на его лицо и вставленный в лоб Черный Камень. Меланхоличным взглядом посмотрел Хокмун на Ийссельду, хотя губы и пытались сложиться в улыбку.

— Благодарю тебя, Ийссельда, за твою веру в меня, но боюсь, что для того, чтобы выиграть битву со всей Гранбретанью, понадобится нечто большее, чем Дориан Хокмун, а измена Рыцаря заставила меня отчаяться еще больше…

— Нет никаких доказательств измены, мой дорогой.

— Да, но я почувствовал, что он собирается покинуть нас, прихватив с собой машину. Он тоже чувствовал, что я знаю. Я не сомневаюсь, что она у него, а он теперь уже слишком далеко. Мне нет необходимости подозревать, для какой цели взял он ее, благородной или неблагородной. Возможно, его цель поважнее моей, но даже этим я не могу оправдать его действий. Он обманул меня. Он меня предал.

— Если он служит Рунному Посоху, то может знать больше тебя, может желать сохранить эту вещь, может думать, что она спасет тебя.

— У меня нет никаких доказательств, что он служит Рунному Посоху. При том, что знаю я, он может служить и Темной Империи, так что в этом случае я оказываюсь их орудием.

— Ты стал очень подозрителен, любимый.

— Я был вынужден стать таким, — вздохнул Хокмун. — Я и останусь таким, пока не будет разгромлена Темная Империя или же я сам не буду уничтожен. — И он прижал ее к своей груди, положил голову на плечо и проспал так всю ночь.

Утро было холодное, но очень солнечное. Мрачное настроение Хокмуна исчезло после глубокого сна, да и все они, казалось, пребывали в лучшем расположении духа, чем накануне. Все проголодались, включая и мутантных ягуаров, сидевших с высунутыми языками и жадными и свирепыми глазами. Оладан с утра пораньше смастерил себе лук и несколько стрел и отправился в лес попытать счастья.

Д’Аверк театрально покашливал, надевая свой громадный кабаний шлем, который он уже успел надраить куском ткани, найденной им в колеснице.

— Этот западный воздух ничего хорошего не приносит моим легким, — заметил он. — Я предпочел бы поскорей оказаться на востоке и лучше всего — в Азиакоммуниста, где, как я слышал, существует благородная цивилизация. Вероятно, такая цивилизация оценила бы мои таланты и дала бы мне то высокое положение, которого я заслуживаю.

— Вы оставили какую-либо надежду на награду от Короля-Императора? — усмехнулся Хокмун.

— Моя награда будет такой же, какую он пообещал вам, — горько ответил Д’Аверк. — Если бы только этот проклятый пилот не выжил… И потом меня видели, когда я сражался рядом с вами в замке Безумного Бога… Нет, друг Хокмун, боюсь, что мои амбиции относительно Гранбретани следует считать нереальными.

Появился Оладан, спотыкавшийся под тяжестью двух оленей, по одному на каждом плече. Они вскочили помочь ему.

— Двух — двумя выстрелами, — гордо заявил Оладан. — К тому же стрелы были сделаны наспех.

— Мы не сможем съесть одного оленя, не говоря уж о двух, — сказал Д’Аверк.

— Звери, — лаконично пояснил Оладан. — Их надо кормить или, бьюсь об заклад, Красный Амулет или не Красный Амулет, но они закусят нами еще до того, как кончится день.

Оленя побольше они разрубили на четыре части и бросили кошкам, которые проглотили мясо, глухо урча. Затем друзья занялись изготовлением вертела, чтобы зажарить второго оленя.

Когда они, наконец, принялись за еду, Хокмун вздохнул и улыбнулся.

— Говорят, что хорошая еда прогоняет все заботы, но до сих пор я в это не верил, — сказал он. — А сейчас чувствую себя родившимся заново. Это — первый вкусный завтрак, который я мог съесть за несколько последних месяцев. Свежая оленина, да еще в лесу, а, какое удовольствие!

Д’Аверк, брезгливо отиравший пальцы, но тем не менее с большим изяществом проглотивший большое количество мяса, заметил:

— Восхищаюсь вашим здоровьем, Хокмун. Хотел бы я иметь такой отличный аппетит.

— А я хотел бы иметь ваш, — засмеялся Оладан, — поскольку вы съели достаточно, чтобы продержаться целую неделю.

Д’Аверк неодобрительно взглянул на него.

Ийссельда, по-прежнему закутанная в плащ Хокмуна, вздрогнула и положила кость, которую обгрызала.

— Хотела бы я знать, — сказала она, — не могли бы мы как можно быстрей найти какой-нибудь городок. Есть вещи, что мне нужны, и я бы их купила.

— Конечно, дорогая. — Хокмун выглядел смущенным. — Хотя это и будет достаточно трудно. Если эти края кишат солдатами Темной Империи, было бы лучше податься на юго-запад к Камаргу. Вероятно, в Карпатии можно будет найти такой городок. Сейчас мы должны находиться почти на ее границах.

Д’Аверк ткнул пальцем в сторону колесницы и зверей.

— Нас плохо примут, если мы прибудем куда-либо вот на такой колеснице, — заметил он. — Наверное, если один из нас отправится в ближайшее селение… Но, впрочем, что мы используем вместо денег?

— У меня есть Красный Амулет. Его можно обменять.

— Дурак! — стал вдруг смертельно серьезным Д’Аверк и прожег Хокмуна взглядом. — Этот амулет — твоя жизнь и наша. Это наша единственная защита, единственное средство управлять этими зверями. Мне кажется, ты ненавидишь не сам амулет, а налагаемую им ответственность.

— Может быть, — пожал плечами Хокмун. — Наверное, я был дураком, предложив такое, и все-таки это изделие мне не нравится. Я видел то, чего не видели вы. Я видел, что сделал этот амулет с человеком, который носил его тридцать лет.

— В этом споре, друзья, нет необходимости, — вмешался Оладан. — Ибо я предвидел, что нам могут понадобиться деньги, и выковырял несколько глаз у солдат Темной Империи, пока ты, герцог Дориан, с большой яростью приканчивал врагов в зале замка.

— Глаз, — с гримасой отвращения отвернулся Хокмун, потом улыбнулся, увидев, что Оладан держит пригоршню драгоценных камней, вытащенных им из масок солдат.

— Ну, — сказал Д’Аверк, — нам отчаянно нужны припасы, а леди Ийссельде нужна кое-какая одежда. У кого из нас меньше всего шансов привлечь внимание, если он отправится в городок, когда мы до него доберемся?

Хокмун бросил на него сардонический взгляд:

— Да, конечно, у вас, сэр Юиллам, без всяких аксессуаров Темной Империи, поскольку у меня, как вы уже указывали, есть ярлык на лбу, а Оладан невыгодно отличается мохнатым лицом. Но вы все еще мой пленник…

— Вы огорчаете меня, герцог. Я думал, мы союзники, объединившиеся против общего врага, соединенные кровью и спасением жизней друг друга.

— Мою, помнится, вы не спасали.

— Прямо, я полагаю, нет, но все же…

— И я не намерен давать вам пригоршню драгоценных камней и отпускать на свободу, — продолжал Хокмун мрачным тоном. — Кроме того, сегодня я не слишком доверчив.

— У вас будет мое слово чести, — легко произнес Д’Аверк, но глаза его при этом несколько отвердели.

Хокмун нахмурился.

— Он показал себя нашим другом в стольких схватках, — тихо заметил Оладан.

— Простите меня, Д’Аверк, — вздохнул Хокмун. — Ладно, когда мы достигнем Карпатии, вы купите все, что нам нужно.

— Этот проклятый воздух, — закашлялся Д’Аверк. — Он сведет меня в могилу.

Они отправились дальше, и шипастые кошки продвигались вперед более спокойным шагом, чем накануне, но все равно быстрее, нежели лошади. К полудню большой лес остался позади, а к вечеру они увидели горы Карпатии. Как раз в это время Ийссельда указала на север, привлекая их внимание к крошечным фигуркам приближавшихся всадников.

— Они нас заметили, — сказал Оладан. — И, кажется, собираются скакать наперерез.

Хокмун подстегнул огромных зверей.

— Быстрей! — крикнул он, и колесница сразу же стала набирать скорость.

Чуть позже, перекрывая стук колес и грохот колесницы, Д’Аверк крикнул:

— Это всадники Темной Империи, вне сомнений. Если я не ошибся, Орден Моржа.

— Должно быть, Король-Император планирует крупное вторжение на Укранию, — откликнулся Хокмун. — Никакой другой причины для присутствия такого количества солдат Темной Империи я не вижу. Это означает, что почти наверняка он упрочил все свои завоевания к югу и западу.

— Надеюсь, кроме Камарга, — вымолвила Ийссельда.

Гонка продолжалась, всадники приближались, направляясь, как и прежде, наперерез движению колесницы.

Хокмун мрачно улыбнулся при мысли о том, что всадникам кажется, будто они их настигают.

— Готовь лук, Оладан, — посоветовал он. — Скоро появится возможность потренироваться в стрельбе по движущейся мишени.

Когда всадники в громадных ухмыляющихся масках Моржей, сделанных из черного дерева и слоновой кости, приблизились, Оладан натянул лук, прицелился и пустил стрелу. Всадник упал. В колесницу метнули несколько дротиков, но они не долетели.

От стрел Оладана рухнуло еще трое из Ордена Моржа, пока они не отстали наконец, и ягуары приволокли свою колесницу к подножью Карпатских гор.

Через пару часов стемнело, и путешественники решили, что пора разбить лагерь.

Через три дня путники глядели на скалистый склон и понимали, что придется бросить колесницу и зверей, если они хотят перебраться через хребет. Выбора не было, придется идти пешком.

Местность становилась все более трудной для ягуаров, забираться вверх для них стало почти невозможно, таща за собой колесницу. Путешественники попытались найти проход, потеряли на этом еще два дня, но так и не найдя его, оставили эту затею.

В то же время, если за ними гнались, преследователи давно должны были их обнаружить. Друзья нисколько не сомневались, что в Хокмуне узнали человека, который должен быть уничтожен, согласно приказу Короля-Императора. Следовательно, воины Темной Империи, заинтересованные в продвижении по служебной лестнице, будут рьяно искать его.

Оставив позади освобожденных от упряжи зверей, они стали карабкаться по крутым склонам, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь на ноги.

Когда они приблизились к карнизу, тянувшемуся, как казалось, на некотором расстоянии вокруг горы и сулящему более безопасный путь, они услышали звон оружия и увидели тех же всадников в масках Моржей, что преследовали их на равнине.

— На таком расстоянии их дротики обязательно достанут нас, — мрачно произнес Д’Аверк. — А укрытия нет никакого.

Но Хокмун только улыбнулся:

— Есть кое-что, о чем вы забыли! Ату их, звери мои! Убейте их, мои кошечки! Подчиняйтесь мне, именем Красного Амулета!

Мутантные ягуары обратили свои взоры на всадников, которые уже торжествовали победу, увидев свои жертвы подставленными под удар. Едва ли они заметили шипастых кошек. Их предводитель поднял свой дротик.

И кошки прыгнули.

Когда воздух наполнился воплями ужаса, а по тихим горам разнеслось эхо, от которого леденела кровь, Ийссельда даже не обернулась. Звери Безумного Бога сначала убили Моржей, а потом съели их.

На следующий день путешественники перевалили через хребет и вышли к зеленой долине с городком из красного кирпича, выглядевшим весьма мирно.

* * *

Д’Аверк посмотрел на городок и протянул руку Оладану.

— Камешки, друг мой Оладан, если позволишь. Клянусь Рунным Посохом, я чувствую себя почти голым в рубашке и бриджах! — Он взял камни, подбросил их на ладони, подмигнул Хокмуну и отправился в городок.

Они лежали в траве и смотрели, как он, насвистывая, спускается к улице и идет по ней. Затем он исчез.

Они ждали четыре часа. Лицо Хокмуна стало мрачнеть, и он бросал негодующие взгляды на Оладана, поджавшего губы и пожимавшего плечами.

А потом появился Д’Аверк, но с ним были еще люди. Хокмун в ужасе понял, что это воины Темной Империи, солдаты страшного Ордена Волка, Ордена барона Мелиадуса, которого он убил. Узнали Д’Аверка и захватили его в плен? Нет, напротив, казалось, Д’Аверк был с ними в наилучших отношениях. Он помахал сопровождавшим его, круто повернулся и стал подниматься на холм, где они ждали. На спине у него был большой узел. Хокмун пребывал в недоумении, так как воины с волчьими мордами отправились обратно, позволив Д’Аверку уйти свободно.

— Умеет же он зубы заговаривать, этот Д’Аверк, — ухмыльнулся Оладан. — Должно быть, он убедил их, что он мирный путешественник. Несомненно, Темная Империя использует здесь, в Карпатии, мягкий подход.

— Вероятно, — произнес не совсем убежденным тоном Хокмун.

Подойдя к ним, Д’Аверк швырнул узел на землю и развязал его, демонстрируя рубашки, бриджи и множество продуктов: сыры, колбасы, хлеб, холодное мясо и так далее. Он вернул Оладану большую часть взятых камней.

— Мне удалось купить все это достаточно дешево, — пояснил он, а потом нахмурился, заметив мрачное выражение лица Хокмуна. — В чем дело, герцог Дориан? Недовольны? К сожалению, достать платье я не смог, но бриджи и рубашка должны подойти ей, я полагаю.

— Солдаты Темной Империи, — отозвался Хокмун, показывая пальцем в сторону городка. — Вы, кажется, были с ними весьма любезны.

— Признаюсь, мне было несколько не по себе, — ответил Д’Аверк. — Но как они говорят, они здесь затем, чтобы рассказать народу Карпатии о выгодах правления Темной Империи. Очевидно, Король Карпатии принимает одного из вельмож Темной Империи. Обычная тактика: сначала золото, потом — насилие. Они задали мне несколько вопросов, но особой подозрительности не проявили. Они говорят, что воюют в Шекии и почти покорили эту страну, если не считать одного-двух городов.

— Вы не упоминали о нас?

— Конечно, нет.

Несколько успокоенный, Хокмун расслабился. Д’Аверк подобрал ткань, в которую был завернут узел:

— Вот, смотрите: четыре плаща с капюшонами, какие носят в этих местах святые люди. Они достаточно хорошо закрывают лица. Я слышал, что примерно в дне пути отсюда есть городок побольше. Там торгуют лошадьми. Мы сможем добраться туда и купить себе лошадей. Хорошая мысль?

— Да, — медленно кивнул Хокмун. — Нам нужны лошади.

Городок назывался Зорванеми и кишел разного рода людьми, пришедшими сюда продать или купить лошадь. За городской чертой находились загоны, и здесь можно было присмотреть для себя любую лошадь, начиная с породистых и кончая тяжеловозами.

Они прибыли слишком поздно вечером, чтобы купить что-то сразу, и зашли на постоялый двор на краю города недалеко от загонов, чтобы рано поутру купить то, что нужно, и сразу же убраться. То тут, то там встречались небольшие группы солдат Темной Империи, но те не обращали внимания на святых людей в капюшонах, смешавшихся с толпой: в округе было несколько депутаций от разных монастырей.

В сумраке зала постоялого двора они заказали горячего вина и мяса и совещались над купленной ими картой, обсуждая наилучший маршрут через Францию.

Чуть позже дверь трактира с треском распахнулась и ворвался холодный ночной воздух. Сквозь разговор и смех они услышали резкие интонации голоса человека, приказывающего хозяину подать ему и его товарищам вина и намекающего, кроме того, что неплохо бы найти и женщину.

Хокмун поднял голову и сразу насторожился. Вошедшие принадлежали к Ордену Кабана, к которому относился и Д’Аверк. Их приземистые бронированные тела и тяжелые маски шлемов делали их в полумраке зала похожими как раз на тех животных, чьи маски они носили, будто столь много Кабанов научилось ходить на задних ногах, да еще и говорить.

Трактирщик явно нервничал, несколько раз прочистив горло, спросил их, какое вино они предпочитают.

— Крепкое и много! — крикнул в ответ вожак. — То же относится и к бабам! Где ваши бабы? Надеюсь, они получше, чем ваши лошади? Давай, парень, по-быстрому. Мы провели весь день, покупая лошадей и помогая процветанию вашего городишки, теперь твоя очередь оказать нам услугу.

Очевидно, воины-Кабаны явились сюда, чтобы купить лошадей для войск Темной Империи, вероятно, для тех, кто занимался сейчас покорением Шекии, находившейся как раз через границу.

Хокмун, Ийссельда, Д’Аверк и Оладан натянули свои капюшоны поглубже и потягивали вино, не поднимая голов.

В зале обслуживали клиентов три служанки, двое слуг и сам хозяин. Когда одна из девушек проходила мимо воина-Кабана, тот схватил ее и прижал к ее щеке свою маску.

— А ну, поцелуй своего поросеночка, девочка моя! — прорычал он.

Она попробовала вырваться, но он держал крепко. Теперь во всем зале воцарилась тишина.

— Выйдем со мной, — продолжал солдат. — У меня период течки.

— О, нет, отпустите меня, — зарыдала девушка. — На следующей неделе я выхожу замуж.

— Замуж? — расхохотался вожак. — Ну, так давай я тебя научу паре вещей, чтобы ты смогла показать их своему мужу.

Девушка рыдала и продолжала отбиваться. Никто в зале не шелохнулся.

— Пошли, — хрипло сказал солдат. — Выйдем.

— Нет, ни за что, пока не выйду замуж!

— И это все? — засмеялся солдат в маске Кабана. — Тогда я женюсь на тебе, уж если тебе так этого хочется. — Он вдруг грозно обернулся к четверке, сидевшей с надвинутыми капюшонами: — Вы ведь святые люди и не откажетесь поженить нас?

И прежде чем Хокмун и остальные сообразили, что происходит, он схватил Ийссельду, сидевшую ближе всего к краю скамьи, и рывком поднял ее на ноги.

— Пожени нас, святой человек или… Клянусь Рунным Посохом! Какой ты святой!

Капюшон Ийссельды слетел с ее головы, открыв замечательные волосы.

Хокмун поднялся. Теперь оставалось лишь одно — драться. Д’Аверк и Оладан тоже встали.

Одновременно выхватили они мечи, спрятанные под рясами. Одновременно бросились они на бронированных солдат, крикнув женщинам, чтобы они уходили.

Воины-Кабаны были пьяны и захвачены врасплох, чего нельзя было сказать о нападавших. Меч Хокмуна скользнул между нагрудным панцирем и латным воротником вожака и убил его раньше, чем тот успел вытащить свой меч. Оладан с размаху рубанул по едва защищенным ногам второго, подрезая ему коленные сухожилия. Д’Аверк отсек руку тому, кто успел снять латные рукавицы.

Теперь сражение шло во всем зале, тогда как мужчины и женщины без оружия бросились к лестнице и дверям, а некоторые столпились посмотреть на верхней галерее.

Оладан, отказавшись в такой тесноте от нормального боя, вскочил на спину громадного солдата и пытался кинжалом выколоть тому глаз и убить его. Спотыкающийся, полуослепленный солдат неуклюже топтался, стараясь сбросить со спины неожиданного всадника.

Д’Аверк бился с довольно умелым воином, теснившим его к лестнице. Хокмун отчаянно отбивался от громадного солдата, который каждый раз, промахнувшись по нему, отсекал от столов большие куски дерева.

Хокмун попытался сбросить плащ, стеснявший его движения, одновременно уклоняясь от ударов топора. Он шагнул в сторону, запутался в складках плаща и упал. Секирник зарычал и занес топор для последнего удара.

Топор обрушился и распорол складки плаща, но Хокмуна там уже не было: он, упав, успел откатиться. Хокмун вскочил на ноги и, пока секирник вытаскивал из деревянного пола застрявший в нем топор, со всего маха рубанул по шее секирника. Солдат застонал и оглушенный, упал на колени. Хокмун рывком откинул его маску, открыв красное искаженное лицо, и пырнул в распяленный рот, вонзив меч так глубоко в горло, что из шлема хлынула кровь. Хокмун вытащил меч, и шлем, лязгнув, закрылся.

Поблизости от Хокмуна Оладан пытался отделаться от своего противника, который, схватив за руку, стаскивал его со спины. Хокмун рванулся вперед и обеими руками вогнал свой меч прямо ему в живот, пронзив и доспехи, и кожаный колет, и плоть. Солдат завопил, рухнул на пол и остался лежать, корчась.

Хокмун и Оладан пришли на помощь Д’Аверку, рубя своими мечами его противника, пока тот не упал мертвым.

Оставалось прикончить лишь того, кому Д’Аверк отсек руку. Тот лежал и плакал, истекая кровью, и все старался приставить руку на место.

Тяжело переводя дыхание, Хокмун посмотрел на результаты резни, учиненной ими.

— Неплохая ночная работа для святых людей, — произнес он.

Д’Аверк задумчиво глядел на него.

— Может быть, — сказал он, — настало время сменить наше обличье на более полезное для нас.

— О чем это вы?

— Здесь достаточно частей Кабаньих доспехов, чтобы обеспечить нас всех. К тому же у меня есть свои. Я говорю на тайном языке Кабана. При некотором везении мы сможем путешествовать под маской тех, кого боимся больше всего в Темной Империи — ее собственных солдат. Мы гадали, как пробраться через страны, где Гранбретань упрочила свои завоевания. Ну, вот и способ.

Хокмун впал в глубокую задумчивость. Предложение Д’Аверка было диким, но у него были и свои достоинства, особенно учитывая то, что Д’Аверк знал все ритуалы своего Ордена.

— Наверное, вы правы, Д’Аверк, — сказал Хокмун. — Тогда мы сможем проехать там, где местность больше всего заполнена силами Темной Империи и получим шанс попасть в Камарг скорей, чем путешествуя в собственном обличье и по тайным тропам. Отлично, так мы и сделаем.

И они принялись стаскивать доспехи с трупов.

— В молчании трактирщика и горожан мы можем быть уверены, — заметил Д’Аверк. — Они же не захотят, чтобы узнали, что здесь было убито шестеро солдат Темной Империи.

Оладан, баюкающий свою вывихнутую руку, со вздохом сказал, наблюдая за их работой:

— Жаль. Это был подвиг, достойный того, чтобы его записали в анналы.

Глава 8Лагерь Темной империи

— Выводок Горных Великанов! Я ж до смерти задохнусь раньше, чем мы куда-нибудь доберемся! — раздался приглушенный гротескным шлемом голос Оладана, когда он попытался освободиться от его громадной тяжести. Они, все четверо, сидели в комнате над трактиром, примеряя доставшиеся им трофеи.

Хокмун тоже находил это добро неудобным. Помимо того, что трофеи не подходили ему по размеру, они вызывали у него отчетливые ощущения клаустрофобии. В прежние времена, когда он маскировался в волчьи доспехи барона Мелиадуса, он носил нечто подобное, но кабаньи доспехи отличались большей тяжестью и были менее удобны. А уж о Ийссельде и говорить не приходилось, ей было хуже всех. Лишь Д’Аверк, к ним привыкший, надел свои собственные и с некоторым удовольствием глядел на их первую встречу с мундиром его бывшего Ордена.

— Неудивительно, что вы жалуетесь на плохое здоровье, — язвительно заметил ему Хокмун. — Удивительно, как это вы вообще живы. Лично я не знаю ничего менее благоприятствующего здоровью, чем эти доспехи. У меня есть большое искушение плюнуть на ваш план.

— Пока мы едем, — заверил его Д’Аверк, — вы к ним привыкнете. Сначала будет немного душновато, немного тесновато, а потом вы вдруг обнаружите, что без них чувствуете себя голым.

— Я предпочел бы быть голым, — запротестовал Оладан, срывая с себя злобную маску Кабана, которая, лязгнув, упала на пол. — Точно предпочел бы.

— Поосторожней, — погрозил ему пальцем Д’Аверк, — нам не нужны новые повреждения.

Оладан пнул шлем еще раз.

Еще через сутки они ехали по Шекии. Не было никаких сомнений, что Темная Империя захватила эту страну, потому что повсюду городки и деревни лежали в запустении, вдоль всех дорог висели распятые тела, в воздухе было темно от стервятников, а на земле, где они пировали, и того темней. Ночь была так светла, будто солнце висело над горизонтом постоянно. Это горели погребальные костры деревень, хуторов, городов, вилл и городков. А черные орды Темной Империи с факелами в одной руке и мечами в другой носились по разоренной земле, словно демоны ада.

Уцелевшие прятались, склоняясь перед четверкой, когда те в своих масках проезжали сквозь мир ужаса, двигаясь как можно быстрей, чтобы их никто не заподозрил. Они были просто еще одной небольшой стайкой убийц и грабителей в глазах жителей, и ни друг, ни враг не подозревали о их настоящих лицах.

Настало утро, утро с гонимыми по небу облаками черного дыма, согретое далекими пожарами, утро покрытых пеплом полей и растоптанных посевов. Утро, похожее на любое другое под пятой Гранбретани.

Навстречу путешественникам по дороге двигалась группа всадников в плащах, закрывавших и тела, и головы. Они ехали на могучих вороных конях и сутулились в седлах, будто провели в седлах много дней.

Когда они приблизились, Хокмун шепнул:

— Наверняка это воины Темной Империи, и похоже, они интересуются нами.

Предводитель всадников откинул капюшон и открыл громадную маску Кабана, большего размера и более изукрашенную, чем у Д’Аверка. Он натянул поводья своего черного жеребца, и его люди остановились позади него.

— Молчите все, — прошептал Д’Аверк. — Говорить буду я.

Он направился к группе остановившихся всадников. Предводитель издал странные хрюкающие звуки, которые, должно быть, были речью, тайным языком Ордена Кабана. Хокмун был поражен, услышав, как похожие звуки стали исходить из горла Д’Аверка. Так они разговаривали некоторое время. Д’Аверк показывал назад, на дорогу, а предводитель дергал шлемом-маской в другую. Затем он вновь пришпорил своего коня и, проехав со своими людьми мимо нервничавшей троицы, продолжил путь.

— Чего он хотел? — спросил Хокмун.

— Хотел знать, не видели ли мы какой-нибудь живности, — ответил Д’Аверк. — Они служат чем-то вроде фуражиров, выехали поискать провиант для находящегося впереди лагеря.

— Что это за лагерь?

— Он сказал — большой, находится примерно в четырех милях отсюда. Они готовятся к штурму последнего города, что еще держится — Брадичла. Я знаю этот город, там была прекрасная архитектура.

— Значит, мы недалеко от Остерланда, — сказала Ийссельда. — За Остерландом — Италия, а за Италией — Прованс, родина.

— Верно, — подтвердил Д’Аверк. — Вы превосходно знаете географию. Но пока мы не дома, и впереди самая опасная часть пути.

— Как же нам поступить с лагерем? — спросил Оладан. — Обогнем или попробуем проехать сквозь него?

— Это громадный лагерь, — сообщил Д’Аверк. — Лучше всего, я думаю, проехать через него, возможно, даже провести в нем ночь и попытаться хоть что-то узнать о планах Темной Империи. К примеру, не слыхали ли они что-нибудь о нас? Где мы? И так далее.

— Я не думаю, что это слишком уж опасно, — раздался из-под шлема приглушенный голос Хокмуна, — но все же не стал бы делать этого. Но, если мы попытаемся обогнуть лагерь, это может вызвать подозрения. Ладно, придется поступить, как вы советуете.

— А нам не придется снимать маски, Дориан? — поинтересовалась Ийссельда.

— Этого не бойтесь, — успокоил ее Д’Аверк. — Настоящий гранбретанец даже спит в маске. Они терпеть не могут открывать свое лицо.

Хокмун заметил усталость в голосе Ийссельды и понял, что вскоре они должны будут сделать привал и отдыхать им придется во вражеском лагере.

* * *

Они были готовы к тому, что лагерь окажется громадным, но к такому зрелищу они готовы не были. В отдалении виднелся город Брадичла с его видимыми даже отсюда шпилями и фасадами.

— Город замечательной красоты, — вздохнул Д’Аверк. Он покачал головой. — Какая жалость, что завтра город падет. Они обезумели, вздумав сопротивляться такой орде.

— Эта армия невероятных размеров, — согласился Оладан. — Зачем такая громадина для городка столь небольших размеров?

— Цель Темной Империи — скорость завоевания, — пояснил ему Хокмун. — Я видел армии и побольше, использованные для взятия меньших городов. Но в таких случаях лагерь растягивается на много миль и организация его несовершенна. Так что нам легко будет в нем затеряться.

То тут, то там поставлены были пологи, хижины, шатры, горели костры, на которых готовилась пища. Были сделаны загоны для лошадей, мулов и волов. Рабы, подгоняемые солдатами из Ордена Муравья, волокли по грязи громадные боевые машины. Развевались по ветру штандарты, и повсюду были воткнуты в землю знамена. Издали все это походило на первобытное скопище зверей, когда цепь Волков прошла по вытоптанному полю или несколько Кротов (одного из инженерных орденов) толпились вокруг костра. Повсюду можно было видеть Ос, Ворон, Хорьков, Крыс, Лис, Тигров, Кабанов, Мух, Барсуков, Козлов, Росомах, Выдр и даже нескольких Богомолов, избранных гвардейцев.

Хокмун опознал несколько знамен: знамя Адаза Промпа, толстого Гранд Констебля Ордена Пса; разукрашенный штандарт Бреналя Фарну, показывающий, что он — барон Гранбретани и Гранд Констебль Ордена Крыс; развевающийся штандарт Шенегара Тротта, графа Суссекского. Хокмун догадался, что этот город был обречен пасть последним в продолжительной кампании, потому-то армия и была столь велика, что находилась под командованием стольких полководцев столь высокого ранга. Он разглядел Шенегара Тротта, которого проносили в носилках к его шатру. На нем была усыпанная драгоценностями одежда, бледная серебряная маска, исполненная в виде карикатурного подобия человеческого лица.

Шенегар Тротт походил на изнеженного аристократа, страдавшего размягчением мозга, но Хокмун видел его в битве при броде Вайзна на Рейне, видел, как вместе с конем он погрузился в воду и проскакал по дну реки, чтобы появиться на вражеском берегу. Вот это-то качество во всех вельможах Темной Империи и приводило в недоумение. Они выглядели размякшими, ленивыми и ни в чем себе не отказывающими, но одновременно они были столь же сильны, как и звери, какими они прикидывались, а часто и похрабрее этих зверей. Однажды Шенегар Тротт отсек конечность у ребенка и съел ее, а мать заставил смотреть на это.

— Ну, — глубоко вздохнул Хокмун, — давайте проедем через лагерь и устроимся как можно ближе к выезду из него. Надеюсь, утром мы сумеем ускользнуть.

Они медленно ехали через лагерь. Время от времени какой-нибудь Кабан приветствовал их, и Д’Аверк отвечал. Наконец они добрались до другого конца лагеря и там спешились. Они привезли с собой снаряжение, взятое ими у убитых солдат, и теперь разложили его, ни у кого не вызывая подозрений. К тому же они не носили каких-либо особых знаков различия. Д’Аверк смотрел, как трое остальных трудятся. Он пояснил, что иначе нельзя, поскольку невиданно, чтобы воин его звания помогал другим.

Подошла группа инженеров из Ордена Барсука, ходившая по лагерю с тележкой, заполненной запасными топорищами, эфесами мечей, наконечниками стрел, копий и прочим. У них также была точильная машина.

— Есть для нас работа, братья Кабаны? — спросили они, останавливаясь около вновь прибывших.

— Надо заточить. — Хокмун храбро вытащил затупившийся меч.

— А я потерял лук и стрелы, — добавил Оладан, глядя на кучку луков и стрел.

— А что с вашим товарищем? — спросил один в маске Барсука. — У него вовсе нет меча. — И он указал на Ийссельду.

— Так дай ему новый, дурак I — рявкнул Д’Аверк повелительным тоном, и Барсук немедленно подчинился.

Когда они получили оружие, а мечи были заточены, Хокмун ощутил как к нему возвращается уверенность. Он был доволен проявленным ими хладнокровием.

Только Ийссельда казалась еще более удрученной, ощупывая большой меч, пристегнутый к поясу.

— Еще чуть-чуть груза, и я рухну на колени, — сказала она.

— Лучше всего посиди в палатке, — посоветовал Д’Аверк. — Там, по крайней мере, ты сможешь снять часть снаряжения.

Д’Аверк казался расстроенным, глядя, как Оладан и Хокмун разжигают костер для приготовления пищи.

— Что беспокоит вас, Д’Аверк? — спросил Хокмун, поднимая голову и глядя на него через глазницы маски. — Садитесь. Скоро будет готова еда.

— Я носом чую что-то не то, — пробормотал Д’Аверк. — Вообще-то я совсем не убежден в нашей полной безопасности.

— Почему? Вы думаете, Барсуки нас заподозрили?

— Вовсе нет. — Д’Аверк взглянул на вечернее небо и оглядел лагерь. Небо потемнело, а воины укладывались спать. Движения стало гораздо меньше. На стенах города воины становились подле столбцов башен, готовые оказать сопротивление врагу, которому, если не считать Камарга, никто не мог сопротивляться. — Вовсе нет, — повторил Д’Аверк как бы про себя. — Но я был бы спокойнее, если бы…

— Если бы что?

— Пойду, прогуляюсь немного по лагерю, посмотрю, какие услышу сплетни.

— Стоит ли? Кроме того, если к нам подойдут другие солдаты из Ордена Кабана, мы не сможем поговорить с ними.

— Я ненадолго. Укройтесь пока в палатке.

Хокмун хотел остановить Д’Аверка, но не знал, как это сделать, не привлекая внимания посторонних. Он следил, как Д’Аверк шагает по лагерю.

И в этот момент голос за его спиной произнес:

— Хорошая тут у вас колбаса, братья?

Хокмун обернулся. Спрашивал воин в маске Волка.

— Ничего, — спокойно ответил Оладан. — Хочешь попробовать? — Он отрезал кусок колбасы и протянул солдату в волчьей маске.

Солдат отвернулся, поднял маску и сунул кусок в рот, опустил маску и вновь повернулся к ним.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Я много дней путешествовал и почти ничего не ел. Наш командир здорово гонит. Мы только что прибыли. Мчались быстрей, чем летучий француз. — Он засмеялся. — Всю дорогу от самого Прованса.

— Из Прованса? — невольно переспросил Хокмун.

— Да. Бывал там?

— Пару раз. Мы уже взяли Камарг?

— Да, считай что взяли. Командир думает, что это дело нескольких дней. Практически у них нет руководителя, провизия на исходе. Оружие, что у них было, убило миллион наших, но уже не убьет много других. Раньше мы проскачем по их трупам.

— А что случилось с графом Брассом, их руководителем?

— Убит или, как я слыхал, ничем не лучше покойника. Их боевой дух с каждым днем падает. К тому времени, как мы туда вернемся, я думаю, все будет кончено. Буду только рад. Я застрял там на много месяцев. Это — первая перемена обстановки с тех пор, как мы начали эту проклятую кампанию. Спасибо за колбасу, братья! Хороших убийств завтра!

Хокмун смотрел, как солдат-Волк ушел в темноту, освещаемый светом лагерных костров. Он вздохнул и вошел в палатку.

— Ты слышала? — спросил он Ийссельду.

— Слышала. — Она сняла шлем и поножи и расчесывала волосы. — Мой отец, кажется, еще жив. — Она говорила очень сдержанным тоном, но Хокмун даже в темноте палатки различал слезы на ее глазах.

— Не бойся, Ийссельда, — сказал он, взяв ее лицо в ладони. — Еще несколько дней, и мы будем рядом с ним.

— Если только успеем застать его живым.

— Он нас ждет и будет жить.

* * *

Потом Хокмун вышел из палатки, Оладан сидел у затухающего костра, обхватив руками колени.

— Д’Аверк слишком долго гуляет, — сказал он.

— Да, — сдержанно согласился Хокмун, глядя на далекие стены города. — Хотелось бы знать, не попал ли он в беду.

— Скорее всего бросил нас. — Оладан оборвал фразу, когда из темноты появилось несколько фигур.

С остановившимся дыханием Хокмун понял, что это воины в масках Кабанов.

— Быстро в палатку, — шепнул он Оладану.

Но было уже поздно. Один из Кабанов заговорил с Хокмуном, обратившись к нему на хрюкающем тайном языке Ордена. Хокмун кивнул и поднял руку, словно отвечая на приветствие, надеясь, что речь Кабана была лишь приветствием, но тон Кабана стал более настойчивым. Хокмун попытался скрыться в палатке, но его задержали.

Кабан снова заговорил. Хокмун закашлялся, притворяясь больным и показывая на свое горло. Но тогда Кабан сказал:

— Я спросил тебя, брат, не выпьешь ли ты с нами. Сними маску!

Хокмун знал, что ни один член любого Ордена не станет требовать от другого снять маску, если только он не подозревает, что тот носит ее незаконно. Он шагнул назад и выхватил меч.

— Сожалею, что не хочу пить с тобой, брат, но буду счастлив сразиться с тобой.

С мечом наготове рядом с ним встал Оладан.

— Кто вы? — прорычал Кабан. — Почему носите доспехи другого Ордена? Какой смысл в этом?

Хокмун откинул забрало своего шлема, открыв свое бледное лицо и Черный Камень во лбу.

— Я — Хокмун, — просто произнес он и напал на пораженных солдат.

Они отняли жизнь у пяти солдат Гранбретани, прежде чем шум схватки привлек внимание всего лагеря. Галопом примчались всадники. Вокруг себя Хокмун слышал крики и гул голосов. Рука его поднималась и падала в темноте давки, пока в нее не вцепилась добрая дюжина рук, и он почувствовал, что его одолевают. Древко копья попало в его шею, он упал в грязь.

Оглушенного, его подняли и подтащили к высокой фигуре, сидевшей на лошади на некотором расстоянии от основной массы солдат. Маска его была поднята, и Хокмун имел возможность разглядеть его.

— А, приятная встреча, герцог Кельнский, — произнес глухой музыкальный голос всадника, мгновенно узнанный Хокмуном, но он никак не мог в это поверить. — Мое долгое путешествие оказалось не напрасным, — продолжал он, оборачиваясь к своему спутнику, тоже сидевшему на лошади.

— Я рад, милорд, — отвечал тот. — Надеюсь, теперь я восстановлю свое доброе имя в глазах Короля-Императора?

От звука этого голоса голова Хокмуна дернулась, и он повернулся взглянуть на спутника человека, названного милордом. Когда он узнал искусно выделанную маску Д’Аверка, глаза Хокмуна вспыхнули.

— Так значит, вы предали нас? — заплетающимся языком крикнул Хокмун. — Еще одно предательство? Неужели все предают дело Хокмуна? — Он попытался вырваться и схватить Д’Аверка за горло, но его крепко держали.

— Как вы наивны, герцог Дориан, — засмеялся Д’Аверк и начал устало кашлять.

— Других взяли? — спросил всадник. — Девушку и зверочеловека?

— Да, ваше превосходительство.

— Тогда отведите их в мой стан. Я хочу взглянуть на них поближе. Сегодня удачный день.

Глава 9Путешествие на юг

Когда Хокмуна и его спутников поволокли по грязи и глине мимо горящих костров, любопытствующих глаз, сквозь шум и суматоху туда, где на ветру колыхалось большое знамя, над лагерем разразилась гроза.

Молния наискось расколола небо, вслед за ней ударил гром. Снова сверкнула молния, освещая лежащий перед ними павильон и знамя. Хокмун узнал это знамя и попытался сказать об этом Ийссельде и Оладану, но его грубо втолкнули в павильон, где в резном кресле сидел человек, а рядом с ним стоял Д’Аверк. Человек в кресле носил маску Волка. А знамя говорило о том, что этот человек — Гранд Констебль Ордена Волка, один из величайших вельмож во всей Гранбретани, Первый Вождь Армий Темной Империи, подвластной Королю Гуону, барон Кройденский — человек, которого Хокмун считал мертвым, потому что был уверен, что сам убил его.

— Барон Мелиадус! — прохрипел Хокмун. — Так вы не умерли в Хамадане?

— Да, не умер, Хокмун, хотя вы сильно меня ранили. Я спасся.

— Немногим из ваших людей это удалось, — тонко улыбнулся Хокмун. — Мы разбили вас, наголову разгромили.

Мелиадус повернул свою разукрашенную волчью маску и приказал стоявшим поблизости капитанам:

— Принесите цепи. Принесите много цепей, прочных и очень тяжелых, Опутайте ими этих псов и заклепайте цепи. Я не желаю никаких замков, которые можно отомкнуть. На этот раз я гарантирую, что их доставят в Гранбретань. — Он поднялся с кресла и подошел посмотреть сквозь глазницы своей маски на Хокмуна. — Вас часто вспоминают при дворе Короля Гуона, изыскивая такие изощренные, такие роскошные камни для вас, предатель. Ваша смерть займет год или два, и каждый миг станет мучителен для ума, духа и тела. Мы истратим на вас, Хокмун, всю нашу изобретательность.

Он отошел и, протянув руку в черной латной рукавице, поднял за подбородок искаженное ненавистью лицо Ийссельды. Она отвернула лицо, глаза ее наполнились гневом и отчаяньем.

— Что же касается вас, то я предлагал вам честь стать моей женой. Теперь чести вам не будет, но мужем вашим я все же буду, пока не устану от вас или не сломается ваше тело.

Волчья маска повернулась, оглядывая Оладана с головы до ног.

— Что же касается этого создания, нечеловека, и все же достаточно дерзкого, чтобы ходить на двух ногах и говорить, то он будет ползать и скулить как зверь, каковым и является, и станет вести жизнь, подобающую животному…

Оладан плюнул в усыпанную драгоценностями маску.

— В вас я найду превосходный образец, — язвительно ответил он барону.

Мелиадус круто повернулся, подобрав полы плаща, и тяжело захромал к креслу.

— Я придержу вас, пока мы не окажемся у Тронного Шара, — произнес Мелиадус не совсем твердым голосом. — Я был терпелив, останусь таковым еще несколько дней. С первыми лучами солнца мы отправимся в путь, возвращаясь в Гранбретань. Но мы сделаем небольшой крюк, чтобы стать свидетелями окончательного падения Камарга. Я, знаете ли, провел там целый месяц, смотрел, как гибнут его солдаты, как одна за другой рушатся башни. Осталось совсем недолго. Я приказал задержать последнюю атаку до моего возвращения. Думаю, вам хочется увидеть свою родину… изнасилованной. — Он засмеялся, склонив голову набок, чтобы лучше видеть их. — Вот и цепи.

Появились члены Ордена Барсука, неся огромные железные цепи, жаровню, молоток и заклепки.

Когда Барсуки принялись за работу, Хокмун, Оладан и Ийссельда пытались сопротивляться, но вскоре под тяжестью цепей были повержены на пол.

Затем цепи заклепали, и Хокмун понял, что никакой человек не мог надеяться вырваться из таких уз.

Когда работа была завершена, барон Мелиадус подошел взглянуть на результат.

— Мы поедем по суше до Камарга, потом — до Бордо, где нас будет ждать корабль. Не могу, к сожалению, предложить орнитоптер. Большую часть из них мы используем, чтобы сровнять с землей Камарг, герцог Дориан, — сообщил барон Хокмуну.

Тот закрыл глаза — это был единственный жест, которым он мог выразить презрение к врагу.

* * *

На следующее утро их швырнули в открытый фургон, даже не накормив предварительно. Усиленный отряд барона тронулся в путь. Время от времени Хокмун мог видеть своего врага, оказавшегося бок о бок с Д’Аверком во главе колонны.

Погода по-прежнему была грозовой и гнетущей. Несколько дождевых капель ударило Хокмуна по лицу и попало в глаза. Он был столь тяжело скован, что едва мог шевельнуть головой и стряхнуть влагу.

Фургон подскакивал и дергался по ухабам, а оставшиеся далеко позади войска Темной Империи начали штурм осажденного города.

Хокмун думал о том, что со всех сторон его предали. Он доверился Рыцарю в Черном и Золотом, а тот украл у него седельные сумки; он доверился Д’Аверку и оказался в руках барона Мелиадуса. Он вздыхал, думая, что и Оладан предал бы его, имей он такую возможность.

Почти с облегчением впал он в то состояние, что охватило его много месяцев назад после его поражения и захвата в плен гранбретанцами, когда он повел армию против барона Мелиадуса в Германии. Лицо его застыло, глаза сделались тусклыми, и он перестал думать.

Ему требовалось усилие, чтобы ответить, когда Ийссельда заговаривала с ним. У него не было для нее никаких слов утешения, так как он знал, что таких слов, которые могут убедить и утешить ее, просто нет. Иногда Оладан пытался острить, но остальные не отвечали, и он замкнулся в молчании. Только тогда, когда в их рты заталкивали еду, они проявляли признаки жизни.

Так проходили дни, пока караван приближался к Камаргу. Много месяцев предвкушали они это возвращение на родину, но теперь дожидались его без радости. Хокмун понимал, что он потерпел поражение на избранном им пути, не сумев спасти Камарг, и был преисполнен презрения к самому себе.

Когда они проезжали по Италии, барон Мелиадус как-то крикнул:

— Еще пара ночевок, и мы будем у Камарга! Мы только что пересекли границу Франции!

Глава 10Падение Камарга

— Посадите их, — приказал барон Мелиадус, — чтобы они смогли все увидеть.

Он нагнулся со своего коня, заглядывая в фургон.

— Усадите их прямо, — велел он своим солдатам, которые потели, надрываясь с тремя неподвижными телами, все еще облаченными в доспехи и закованными в тяжеленные цепи. — Они плоховато выглядят, — добавил барон. — А я-то считал, что они весьма крепки духом.

К барону подъехал Д’Аверк, кашляя и немного сутулясь в седле.

— Вы все еще в неважном состоянии, Д’Аверк. Разве мой аптекарь не приготовил вам те лекарства, что вы просили?

— Приготовил, милорд барон, — слабо ответил Д’Аверк, — но они принесли мне мало пользы.

— А должно бы, учитывая смесь трав, указанную вами. — Мелиадус обратил внимание на своих пленников. — Видите, мы остановились на этом холме, чтобы вы получше видели свою родину.

Хокмун прищурился от света полуденного солнца, узнавая болотистые земли своего любимого Камарга, протянувшиеся, казалось, до самого горизонта.

Ближе к ним он увидел большие мрачные башни Камарга, силу города, с их странными машинами невероятной мощи, чьи тайны были известны лишь графу Брассу. А неподалеку стояла лагерем черная масса солдат, подобных миллионам муравьев, готовых рвануться вперед. Собранные отовсюду отборные силы Темной Империи.

— О, — раздались рыдания Ийссельды, — они никогда не смогут устоять против такого количества войск.

— Разумная оценка, моя дорогая, — похвалил ее барон Мелиадус. — Вы абсолютно правы.

Он и его свита остановились на холме, где скопились войска Гранбретани. Хокмун видел пехоту, кавалерию, инженеров, ряды за рядами; он увидел боевые машины огромных размеров, громадную огненную пушку; в воздухе носились орнитоптеры в таких количествах, что силуэты их загораживали солнце, когда они пролетали над скоплением войск. Все виды оружия были брошены против Камарга. Все металлы присутствовали здесь: медь и железо, бронза и сталь, прочные сплавы, что могли противостоять жалу огненного копья, золото и серебро, платина и свинец. Стервятники маршировали рядом с Лягушками, Лошади — с Кротами; тут были Волки и Кабаны, Олени и Дикие Кошки, Орлы и Вороны, Барсуки и Хорьки. Шелковые знамена трепетали во влажном воздухе, яркие от цветов четырех десятков вельмож со всех концов Гранбретани. Тут были желтые и пурпурные, черные и красные, голубые и зеленые, ярко-розовые, и солнце отражалось в драгоценных камнях ста тысяч глаз и заставляло сверкать их злобно и мрачно.

— Ага, — рассмеялся барон Мелиадус, — такой армией командую я. Если бы граф Брасс не отказался бы нам помочь в тот день, вы все были бы почетными союзниками Темной Империи Гранбретань. Но из-за того, что вы нам сопротивлялись, вы будете наказаны. Вы полагали, что вашего оружия, ваших башен и стоической храбрости будет достаточно, чтобы устоять против мощи Гранбретани. Не достаточно, Дориан Хокмун, не достаточно! Смотрите, вот моя армия, набранная мною, свершит мою месть. Смотрите, Хокмун, и знайте, каким дураком вы были, да и все остальные! — Он откинул голову и долго смеялся. — Трепещите, Хокмун, и вы тоже, Ийссельда, трепещите, как трепещут сейчас в башнях ваши собратья, зная, что эти башни должны пасть, зная, что уже завтра Камарг станет грязью и пеплом. Я уничтожу Камарг, даже если мне понадобится для этого принести в жертву всю мою армию!

И Хокмун, и Ийссельда затрепетали, хотя и не из страха, а от горя при угрозе разрушения, которую произнес безумный барон Мелиадус.

— Граф Брасс умер, — заявил далее барон, поворачивая коня и направляясь к своей свите. — А теперь умирает Камарг. — Он взмахнул рукой. — Вперед! Пусть они увидят резню!

Фургон вновь начал двигаться, подскакивая на выбоинах. С несчастным видом сидели пленники, глаза их были печальны.

Д’Аверк продолжал ехать рядом с фургоном, нарочито кашляя.

— Лекарство аптекаря барона не плохое, — наконец сказал он, ни к кому не обращаясь. — Оно должно бы исцелить болезни всех солдат.

И с этим загадочным заявлением он пустил лошадь в галоп в сторону головы колонны, чтобы скакать рядом со своим хозяином.

* * *

Хокмун увидел, как из башен ударили странные лучи и попали в наступавшие на них сомкнутые ряды, оставляя шрамы дымящейся земли там, где до этого были люди. Он увидел, как начала выезжать из ворот кавалерия Камарга, занимая свои позиции, — тонкая цепочка потрепанных гвардейцев на рогатых лошадях с огненными копьями в руках. Он увидел простых мирных жителей с мечами в руках, выходящих следом за кавалерией. Но не увидел ни графа Брасса, ни фон Вилака, ни философа Боджентля. Воины Камарга шли в последний бой без своих предводителей.

До него донеслись слабые звуки их боевых криков, прорывавшихся сквозь рев и вой атакующих, треск пушки и визг огненных копий; он услышал лязганье доспехов и звон металла; ощутил запахи человека, зверя и оружия, пробирающихся по грязи. А потом он увидел, как останавливаются черные орды, когда в воздухе перед ними выросла стена огня, а над ними пролетели фламинго с седоками, которые целились огненными копьями в орнитоптеры.

Хокмун жаждал освободиться, ощутить в руке меч и под собой коня, собрать уцелевших бойцов Камарга, которые могли драться даже без предводителя, хотя по численности они были лишь каплей среди моря их противников. Он извивался в цепях и, в ярости от своей беспомощности, громко ругался.

Наступил вечер, а битва все продолжалась. Хокмун видел, как старую башню пронзило миллионом вспышек из пушки Темной Империи, видел, как она дрогнула и с грохотом рухнула, мгновенно превратившись в груду камней. Черные орды торжествующе взвыли.

Жар битвы достиг даже троих пленников, сидящих в фургоне, и опалил их лица. Вокруг них сидели, смеясь и болтая, часовые-Волки, уверенные в победе. Их хозяин скакал в гуще войск, чтобы лучше руководить битвой, и они притащили бурдюк с воткнутыми в него соломинками, чтобы можно было сосать вино, не снимая масок. По мере того, как сгущалась ночная тьма, болтовня их и смех стихали, пока, странное дело, они не заснули.

— Не похоже на бдительных Волков, — заметил по этому поводу Оладан. — Значит, они сверх уверены.

— Да, — вздохнул Хокмун, — но нам от этого не легче. Эти проклятые цепи так крепко заклепали, что у нас нет никакой возможности бежать.

— Что такое? — спросил кто-то голосом Д’Аверка. — Хокмун больше не оптимист? Право, в это трудно поверить.

— Проваливайте, Д’Аверк, — посоветовал Хокмун, когда тот вынырнул из темноты. — Возвращайтесь лизать задницу своему хозяину.

— Я принес вот это, — обиженным тоном сказал Д’Аверк, — чтобы посмотреть, не поможет ли оно вам. — Он продемонстрировал объемистый предмет в своей руке. — В конце концов, ведь это мое лекарство оказало столь благотворное действие на часовых.

— Что это у вас в руке? — сузились глаза Хокмуна.

— Большая редкость. Я нашел ее на поле боя. Судя по всему, она принадлежала какому-то крупному командиру, так как сейчас таких вещей встречается мало. Это своего рода огненное копье, хотя и достаточно небольшое, так что его можно держать в одной руке.

— Я о них слышал, — кивнул Хокмун, — но нам-то какая польза от этого? Мы, как вы можете заметить, в цепях.

— Да, я это заметил. Однако, если вы пойдете на риск, я, быть может, сумею вас освободить.

— Это новая ловушка, Д’Аверк, которую вы состряпали вместе с бароном?

— Я обижен, Хокмун. Почему вы так думаете?

— Потому что вы предали нас в руки барона Мелиадуса. Вы, должно быть, загодя приготовили нам западню, когда говорили с теми солдатами-Волками на карпатской дороге. Вы отправили их отыскать их хозяина и устроили нашу поездку в тот лагерь, где нас легче всего захватить в плен.

— Ну да, это выглядит именно так, — согласился Д’Аверк, — хотя можно все происшедшее расценить и иначе. Воины-Волки опознали меня и последовали за нами. Позже они отправились предупредить своего хозяина. В лагере мне удалось подслушать разговор, в котором я узнал, что Мелиадус прибыл отыскать вас. Вот я и решил, что хоть кто-то должен остаться на свободе, и поспешил к барону, чтобы рассказать ему о вас. — Д’Аверк с делал паузу. — Как вам нравится такой вариант?

— Ловкая выдумка.

— Ну да, это выглядит ловкой выдумкой. Итак, Хокмун, времени мало. Мне надо попытаться пережечь ваши цепи этой штукой, или вы предпочитаете держаться за свои места, чтобы следить за развитием событий?

— Пережигайте цепи, — решил Хокмун. — По крайней мере, имея свободные руки, я смогу придушить вас, если вы лжете.

Д’Аверк поднял небольшое огненное копье и направил его под углом на скованные руки Хокмуна. Затем он коснулся штырька, и из дула вырвался луч концентрированного тепла. Хокмун почувствовал, как боль обожгла руку, но стиснул зубы. Боль стала сильней, и он понял, что скоро закричит, но раздалось клацанье и одно из звеньев цепи распалось. Правая рука освободилась. Он потер ее и чуть не закричал, когда коснулся того места, где доспех был прожжен насквозь.

— Скорей, — торопил его Д’Аверк. — Вот, держите этот конец натянутым. Теперь будет легче.

Наконец Хокмун освободился от цепей. Они занялись освобождением Оладана и Ийссельды. К тому времени, когда они закончили, Д’Аверк страшно нервничал.

— У меня здесь ваши мечи, — сообщил он. — И новые маски, и лошади. Вы должны следовать за мной. И поспешим, пока не вернулся барон Мелиадус. Я, по правде говоря, думал, что он уже вернулся.

В темноте ночи они прокрались туда, где были привязаны кони, надели маски, пристегнули мечи и забрались в седла.

В это время они услышали, как по склону холма поднимаются лошади, услышали возгласы замешательства и гневный рев, который мог принадлежать лишь обманутому барону.

— Быстро! — прошипел Д’Аверк. — Мы должны быстро скакать в Камарг.

Они вонзили шпоры в бока лошадей и с места перешли в дикий галоп, несясь с холма к полю боя.

— Дорогу! — орал Д’Аверк. — Дорогу! Должен проехать отряд! Подкрепление!

Солдаты разбегались в разные стороны, когда они с шумом пронеслись через весь лагерь. Отовсюду неслась брань в их адрес.

— Дорогу! — кричал Д’Аверк. — Послание Главному Командору! — Он повернул голову к Хокмуну и крикнул ему: — Мне скучно все время повторять одно и то же вранье! — И он снова заорал: — Дорогу! Снадобье для пораженных чумой!

Позади послышался топот других лошадей, когда барон Мелиадус со свитой пустились вдогонку.

Теперь беглецы видели, что бой все еще продолжается, но не с прежней интенсивностью.

— Дорогу! — ревел Д’Аверк. — Дорогу барону Мелиадусу!

Лошади перескакивали через скопления людей, огибали боевые машины, все ближе и ближе подбираясь к башням Камарга. Позади беглецов раздавались крики барона Мелиадуса.

Они уже достигли рубежа, где лошади скакали по трупам гранбретанцев, главные силы которых остались далеко позади.

— Срывайте маски! — закричал Д’Аверк. — Это наш единственный шанс! Если они вовремя узнают вас или Ийссельду, они сдержат свой огонь. Если же нет…

Из темноты ударил яркий луч огненного копья, едва не поразивший Д’Аверка. Позади в них целились люди Мелиадуса. Хокмун вцепился в ремешки своей маски, отстегнул ее наконец и отшвырнул прочь.

— Стойте! — послышался голос почти настигшего их барона. — Вы погибнете от рук своих же, дураки! Стойте, идиоты!

Со стороны Камарга летели огненные лучи, освещая ночь красным светом. Лошади мчались по трупам, а это не совсем удобная почва для передвижения. Д’Аверк пригнулся к самой шее своей лошади. Ийссельда и Оладан последовали его примеру, а Хокмун выхватил меч и крикнул:

— Воины Камарга! Это Хокмун! Хокмун вернулся!

Огненные копья продолжали их обстреливать, а они подъезжали все ближе к одной из башен. Д’Аверк выпрямился в седле.

— Камаргцы! Я привел вам Хокмуна, который по… — И по нему плеснуло огнем. Он вскинул руки, вскрикнул и начал валиться с коня. Хокмун поспешил к нему и подхватил, не давая упасть. Доспехи Д’Аверка были раскалены докрасна, местами даже расплавлены, но Д’Аверк вроде бы был жив. С его покрывшихся волдырями губ слетел слабый смех: — Вот образец несерьезного отношения к жизни — связать ее с вашей…

Спутники его в замешательстве остановили своих коней. Позади них барон Мелиадус и его свита тоже остановились.

— Оладан, возьми поводья его лошади, а я буду поддерживать его в седле. Посмотрим, нельзя ли подобраться к башням ближе.

Вновь хлестнуло пламя, но на этот раз с другой стороны.

— Стой, Хокмун!

Хокмун пропустил этот приказ мимо ушей и поскакал дальше, медленно выбирая дорогу сквозь смерть и грязь и поддерживая Д’Аверка.

Когда из башни вырвался огромный луч света, он крикнул:

— Воины Камарга! Это Хокмун и Ийссельда, дочь графа Брасса!

Свет растаял. Конники барона уже неподалеку от них. Ийссельда от усталости качалась в седле. Хокмун приготовился отражать нападение Волков Мелиадуса.

И вдруг появилось десятка два бронированных гвардейцев, несущихся на рогатых лошадях, которые окружили четверку друзей.

Один из гвардейцев повнимательней присмотрелся к Хокмуну, и глаза его вспыхнули от радости.

— Это милорд Хокмун! Это Ийссельда! Ну, теперь удача будет сопутствовать нам.

На некотором расстоянии от них барон Мелиадус и его свита остановились, а потом повернули обратно.

Они появились в Замке Брасс утром, когда бледный свет солнца упал на лагуны и дикие быки поднимали головы от водопоя и смотрели, как они проезжают мимо. Ветер шевелил тростник, заставляя его волноваться и делая похожим на море, а холм, на котором стоял город, был усеян виноградниками и садами, полными фруктов, только-только начавших созревать. На вершине холма стоял Замок Брасс, старый, но крепкий и, казалось, не изменившийся от войн, бушевавших на границах провинции.

Они поднялись по извилистой белой дороге, въехали во двор, где радостные слуги выбежали принять у них лошадей, а затем вошли в зал, полный трофеями графа Брасса. Зал был странно холоден и пуст, если не считать одинокой фигуры подле большого камина. Хотя человек этот и улыбался, глаза его были полны страха, а лицо сильно постарело с тех пор, как Хокмун видел его. Это был мудрый сэр Боджентль, поэт-философ.

Боджентль обнял Ийссельду и стиснул руку Хокмуна.

— Как граф Брасс? — спросил Хокмун.

— Физически он здоров, но потерял волю к жизни. — Боджентль сделал знак слугам помочь Д’Аверку. — Отнесите его в комнату в северной башне. Я займусь им, как только смогу. Идемте, — предложил он, — увидите сами.

Они оставили Оладана и Д’Аверка и по старой каменной лестнице поднялись на площадку, где по-прежнему находились апартаменты графа Брасса. Боджентль открыл дверь, и они вошли.

В спальне стояла простая солдатская кровать, большая и квадратная, с белыми простынями и незамысловатыми подушками. На подушках покоилась большая голова, казалось, высеченная из металла. В рыжих волосах появилось намного больше седины, бронзовое лицо стало бледней, но медные усы остались прежними. И густые брови, тяжело нависшие над глубоко посаженными глазами золотисто-карего цвета, тоже не изменились. Глаза, не мигая, уставились в потолок, а губы, сжатые в твердую линию, не шевелились.

— Граф Брасс, — тихо позвал Боджентль, — посмотрите…

Но глаза продолжали смотреть в потолок. Хокмун выступил вперед и посмотрел прямо в его лицо, и Ийссельда сделала то же самое.

— Граф Брасс, ваша дочь Ийссельда вернулась. И Дориан Хокмун вместе с ней.

— Граф Брасс, ваша дочь Ийссельда вернулась, — подтвердил Дориан.

С губ слетел слабый громыхающий шепот:

— Новые призраки. Я думал, лихорадка прошла, Боджентль.

— Так оно и есть. Это не призраки.

Теперь глаза наконец обратились на них:

— Я, наконец, умер и соединился с вами, дети мои!

— Вы не в земле и не умерли, — ответил Хокмун.

Ийссельда нагнулась и поцеловала отца:

— Вот тебе, отец, земной поцелуй.

Постепенно твердая линия губ начала изгибаться, пока сперва не появилась слабая улыбка, а потом — улыбка во все лицо. Потом тело под одеялом приподнялось, и граф Брасс сел на постели.

— Ах, это правда! Я уже совсем потерял надежду! Какой же я дурак, что потерял надежду! — Теперь он засмеялся, наполнившись вдруг невесть откуда взявшейся жизненной силой.

Боджентль был поражен:

— Граф, я думал, вас от смерти отделяет всего лишь небольшой шажок.

— Так оно и было, дорогой Боджентль, но я, как видите, резко отступил. Отпрыгнул, и отпрыгнул очень далеко. Как идет осада, Хокмун?

— Плохо для нас, граф Брасс. Но, держу пари, все теперь пойдет лучше, когда мы все вместе.

— Да, Боджентль, распорядитесь принести мои доспехи. И где мой меч?

— Вы, должно быть, еще слабы, граф Брасс…

— Тогда прикажите подать мне поесть. Пусть принесут побольше еды. Я подкреплюсь, пока мы разговариваем. — И граф вскочил с постели обнять свою дочь и ее нареченного.

* * *

Пока Хокмун, граф Брасс, Ийссельда и Боджентль завтракали в зале, где их встретил Боджентль, Хокмун рассказывал графу Брассу об их приключениях. В свою очередь, граф рассказал о своих несчастьям в борьбе, как оказалось, почти со всей мощью Темной Империи. Он поведал о последнем бое фон Вилака, о том, как храбро погиб старый воин, унеся с собой жизни пары десятков солдат Гранбретани, как ранили его самого, как узнал он об исчезновении Ийссельды и потерял желание жить.

В зал спустился Оладан, и его представили графу Брассу. Он сообщил, что Д’Аверк тяжело ранен, но Боджентль, который уже оказал ему помощь, надеется на его выздоровление.

В целом, возвращение домой было радостным, правда, омраченным тем обстоятельством, что на границах гвардейцы сражались за свою жизнь, рубясь в заведомо проигранной битве.

К этому времени граф Брасс облачился в свои медные доспехи и пристегнул огромный двуручный меч. Подобно башне, он возвышался над всеми, когда встал и заявил:

— Идемте, Хокмун и сэр Оладан! Мы должны сразиться на поле боя и повести наши войска к победе.

— Два часа назад я думал, что вы без пяти минут покойник, — вздохнул Боджентль, — а теперь вы отправляетесь в бой. Вы еще недостаточно оправились.

— Болезнь моя была болезнью духа, а не плоти, и теперь она исцелена, — прорычал граф Брасс. — Лошадей! Прикажите подать наших лошадей, сэр Боджентль!

Несмотря на то, что отдыхать было некогда, Хокмун ощутил прилив новых сил и последовал за графом. Он послал Ийссельде воздушный поцелуй, и они оказались во дворе замка, садясь на коней, что понесут их на поле битвы. Быстро летели они по тайным тропам, проложенным через болота, где гуляли стада гигантских алых фламинго, взлетающих при их приближении. Они видели табуны рогатых лошадей, уносящихся прочь. Граф Брасс взмахнул рукой в рукавице:

— Такую страну стоит защищать всем, что у нас есть. Такой мир надо сохранить.

Вскоре они услыхали шум битвы и выехали туда, где Темная Империя наступала на башни. Они натянули поводья и остановились, увидев то, что случилось. Это было ужасно.

Пораженный граф Брасс сказал:

— Это невозможно.

И тем не менее это было правдой.

Башни пали. Каждая превратилась в кучку камней, которые еще дымились. Уцелевших защитников теснили назад, хотя они дрались очень храбро и достойно.

— Это — падение Камарга, — внезапно постаревшим голосом произнес граф Брасс.

Глава 11Возвращение рыцаря

Их увидел один из капитанов и подъехал. Доспехи его были иссечены в клочья, меч сломан, но лицо сияло радостью.

— Граф Брасс! Наконец-то! Скорее, сударь, мы должны собрать воинов, чтобы прогнать псов Темной Империи!

Хокмун видел, как граф заставил себя улыбнуться, выхватил свой огромный двуручный меч и сказал:

— Да, капитан. Посмотрите, нельзя ли найти пару герольдов, чтобы сообщить всем, что граф Брасс вновь на поле боя.

Когда граф Брасс и Хокмун появились на поле, сильно теснимые солдаты Камарга подняли торжествующий крик и удержали свои позиции, а местами даже отбросили гранбретанцев. Граф Брасс и следующие за ним Хокмун и Оладан скакали в самой гуще воинов. Граф вновь стал непобедимым человеком.

— Посторонись, ребята! — призывал он. — Посторонись! Дай мне добраться до врага!

Выхватив свой потрепанный штандарт у ближайшего всадника, он уравновесил его на сгибе локтя и, размахивая мечом, помчался на скопище звериных масок.

Рядом несся Хокмун, и вместе они составляли угрюмую, почти сверхъестественную пару: один в пламенеющих доспехах из меди, другой, со сверкающим Черным Камнем во лбу. Их мечи поднимались и обрушивались на врагов. А когда к ним присоединился еще человек — с лицом, покрытым шерстью, небольшого роста, со сверкавшей саблей, разящей, словно молния, — они стали казаться троицей, вернувшейся из древних мифов, настолько угнетая боевой дух гранбретанцев, что те повалили назад.

Хокмун всюду искал Мелиадуса, поклявшись, что на этот раз убьет его, но того нигде не было.

Руки в латных рукавицах пытались стащить его с седла, но меч его проникал через глазницы, раскалывая шлемы и срубая головы.

День близился к вечеру, а конца сражению видно не было. Хокмуна качало в седле, он смертельно устал от битвы и пребывал в полуобморочном состоянии от множества мелких порезов и ушибов. Конь его был убит, но прошло не менее получаса, пока он понял, что сидит на мертвой лошади, так велика была вокруг него давка. Тогда Хокмун спрыгнул с седла и продолжал драться пешим.

Он понимал, что сколько бы он ни убил и сколько бы ни убили другие, число врагов превосходит все их наличные силы. Постепенно их теснили дальше и дальше.

— Ах, — произнес он про себя, — если бы у нас было несколько сот свежих солдат, мы выиграли бы эту битву. Клянусь Рунным Посохом, нам нужна подмога!

Вдруг по его телу пробежало странное электрическое ощущение, и он ахнул, осознав, что с ним происходит, когда он воззвал к Рунному Посоху. Красный Амулет, запылавший на его шее, отбрасывал алый свет на доспехи его врагов и вливал силу в его усталое тело. Он засмеялся и с фантастической мощью принялся рубить вокруг себя, вырубая среди воинов, обступивших его, круг. Его меч сломался, тогда он выхватил пику у налетевшего на него всадника, сдернул с седла ее владельца и, действуя пикой, как мечом, вскочил на чужого коня и возобновил бой.

— Хокмун! Хокмун! — закричал он, пользуясь старинным боевым кличем своих предков. — Хей, Оладан! Граф Брасс! — Он пропахал себе дорогу среди воинов в звериных масках, разделявших его и друзей. Штандарт графа Брасса все еще покачивался на сгибе локтя.

— Гоните их назад! — заорал Хокмун. — Гоните их назад к границе!

Хокмун появлялся всюду, он был приносящим смерть вихрем. Он проносился, словно смерч, сквозь ряды гранбретанцев, и там, где он проносился, оставались лишь трупы. Среди врагов поднялся ропот, и они начали колебаться.

Вскоре они отступили, а некоторые даже просто бежали с поля боя. И вот тогда появился барон Мелиадус, приказывающий им остановиться, повернуться и драться.

— Назад! — кричал он. — Нельзя бояться столь небольшого числа людей! — Но прилив гранбретанцев уже превратился в отлив, которым был подхвачен и барон Мелиадус и унесен назад своими отступающими солдатами.

В ужасе бежали они от бледнолицего Рыцаря, чей меч сокрушал их повсюду. Во лбу его сиял Черный Камень, а на шее грозным алым светом озарял лицо Красный Амулет. Его свирепый конь становился на дыбы над их головами. Кроме того, они слышали, как он выкрикивал имя мертвого, что он сам был мертвым Дорианом Хокмуном, который сражался против них при Кельне и чуть не разбил их там, который бросил открытый вызов самому Королю-Императору, который чуть не убил барона Мелиадуса и фактически громил его. Хокмун! Это было единственное имя, которого страшилась Темная Империя.

— Хокмун! Хокмун! — Человек высоко поднял меч, и конь его вновь взвился на дыбы. — Хокмун!

Одержимый силой Красного Амулета, Хокмун преследовал бегущих врагов и дико смеялся от безумного торжества. Позади него скакал граф Брасс, ужасающий в своей медно-красной броне; с меча его стекала кровь убитых врагов; Оладан, ухмыляющийся сквозь шерсть, сверкая яркими глазами, с саблей, липкой от крови; а за ними — торжествующие солдаты Камарга, горстка бойцов, глумящаяся над разгромленной ими армией.

Сила амулета стала ослабевать, и Хокмун почувствовал, как возвращается боль, ощутил смертельную усталость, но теперь это значения не имело, поскольку они отогнали врага к границе, отмеченной разрушенными башнями, и следили за бегством гранбретанцев.

— Наша победа, Хокмун! — счастливо засмеялся Оладан.

— Да, но не такая, какую мы можем закрепить, — нахмурился граф Брасс. — Мы должны отойти, перегруппировать наши силы, найти какой-то более безопасный опорный пункт, потому что еще раз нам их не разбить на открытом месте.

— Вы правы, — кивнул Хокмун. — Теперь, когда башни пали, нам нужно другое защищенное место, и мне в голову приходит лишь одно… — Он взглянул на графа.

— Да, Замок Брасс, — согласился граф. — Мы должны послать вестников во все села и деревни Камарга и собрать народ с их добром и припасами в Эйги-Морт, под защиту Замка…

— Сумеем мы содержать столь много народа в длительную осаду?

— Увидим, — ответил граф, наблюдая, как в отдалении начинает перегруппировываться армия. — Но, по крайней мере, они получат хоть какую-то защиту, когда войска Темной Империи хлынут в наш Камарг.

Когда он повернул коня и направился к замку, в глазах графа стояли слезы.

* * *

Стоя на балконе своих покоев в восточной башне, Хокмун наблюдал, как люди гнали свой скот под защиту старого города Эйги-Морт. Для большей части скота в амфитеатре построили отделение. Солдаты переносили провиант и помогали народу разбираться с нагруженными телегами. К вечеру все, кроме небольшого числа, были в укрытии. Хокмун молил, чтобы не случилось эпидемии или паники, потому что в этом случае с таким количеством народа было бы трудно управиться.

К нему присоединился Оладан и показал на северо-восток.

— Смотри, — сказал он, — летающие машины.

И Хокмун увидел зловещие силуэты вылетающих из-за горизонта орнитоптеров Темной Империи, верный признак, что армия Гранбретани тронулась в путь.

С наступлением ночи они увидели костры близко расположившихся войск.

— Завтра, — произнес Хокмун, — может произойти наше последнее сражение.

Они спустились в зал, где Боджентль разговаривал с графом Брассом. С привычным изобилием был сервирован стол. Когда Хокмун и Оладан вошли в зал, собеседники обернулись.

— Как Д’Аверк? — спросил Хокмун.

— Лучше, — ответил Боджентль. — У него великолепная конституция. Говорит, что хотел бы сегодня поесть. Я сказал, что ему можно.

Вошла Ийссельда.

— Я говорила с женщинами, — сообщила она, — и они заверили меня, что теперь все надежно укрылись за стенами Замка. Если мы забьем скот, у нас хватит провизии, чтобы продержаться целый год.

— Чтобы решить исход этой битвы, — печально улыбнулся граф Брасс, — потребуется меньше года. А как в городе боевой дух?

— Высок, — отозвалась она. — Сейчас, когда все знают о вашей сегодняшней победе и что вы оба живы, высок.

— Что ж, это к лучшему, — с тяжелым вздохом произнес граф Брасс, — если они не знают, что завтра погибнут. Ну, если не завтра, то послезавтра. Мы не сможем долго продержаться против такой массы солдат, моя дорогая. Большая часть наших фламинго погибла, так что с воздуха у нас нет никакой защиты. Большинство наших гвардейцев пало, а те войска, что у нас остались, почти совсем не обученные.

— А мы-то думали, — вздохнул Боджентль, — что Камарг никогда не сдастся.

— Вы чересчур уж уверены, что такое произойдет, — прозвучал с лестницы голос, и Д’Аверк, бледный и одетый в свободную желтовато-коричневую одежду, хромая, вошел в зал. — В таком настроении вы обязательно проиграете. Вы могли бы попробовать, по крайней мере, хотя бы поговорить о победе.

— Вы правы, сэр Юиллам, — усилием воли граф Брасс сменил настроение. — И мы можем съесть кое-что из поставленной на стол прекрасной пищи, чтобы придать себе сил для предстоящей нам завтра битвы.

— Как вы себя чувствуете, Д’Аверк? — спросил Хокмун, когда они сели за стол.

— Достаточно хорошо, — легкомысленно ответил Д’Аверк. — Думаю, что сумею проглотить немного подкрепляющего. — И он начал заваливать свою тарелку мясом.

Они ели почти все время в молчании, наслаждаясь едой, которую, как некоторые из них чувствовали, они отведывают в последний раз.

Когда на следующее утро Хокмун выглянул из окна, то увидел, что болотистые земли полностью заняты людьми. За ночь Темная Империя подкралась к стенам очень близко и теперь готовилась к атаке.

Хокмун быстро оделся, дополнив свой туалет доспехами, и скоренько спустился в зал, где застал Д’Аверка, уже одетого в латные доспехи, Оладана, чистившего свой клинок, и графа Брасса, обсуждавшего с двумя своими оставшимися капитанами проблемы предстоящей кампании.

Атмосфера в зале царила напряженная, все говорили друг с другом вполголоса.

Появилась Ийссельда и тихонько позвала:

— Дориан…

Он обернулся и взбежал по лестнице на площадку, где она стояла, заключил ее в объятья, крепко прижал к себе и нежно поцеловал в лоб.

— Дориан, — произнесла она, — давай поженимся прежде…

— Да, — спокойно согласился он. — Давай найдем Боджентля.

Они нашли философа в его покоях, где он читал книгу. Он оторвался от нее, когда они вошли, и улыбнулся молодой паре. Они сообщили ему, что они от него хотели бы, и он отложил книгу.

— Я надеялся на торжественную церемонию, — сказал он, — но я понимаю…

Он велел им соединить руки и опуститься перед ним на колени. Потом произнес над ними слова собственного сочинения, которые всегда употреблял при бракосочетании с тех пор, как он и его друг граф Брасс прибыли в Замок Брасс.

Когда церемония была завершена, Хокмун встал и снова поцеловал Ийссельду. А потом сказал:

— Позаботьтесь о ней, Боджентль, — и покинув комнату, присоединился к своим друзьям, уже выходившим во двор Замка.

* * *

Когда они садились на своих лошадей, на двор Замка вдруг упала огромная тень, и послышался скрежет и лязг, который мог издавать только орнитоптер Темной Империи. Из пушки орнитоптера вылетел язык пламени и лизнул булыжники двора, едва не задев Хокмуна и заставив его коня встать на дыбы.

Граф Брасс поднял огненное копье, которое он уже взял, коснулся штырька, и яркий огонь ударил вверх по летящей машине. Они услышали вопль пилота и увидели, как крылья машины перестали работать. Снижаясь под углом, она исчезла по поле зрения и, как они услышали, в конце концов, врезалась в склон холма.

— Нужно установить в башнях посты с огненными копьями, — сказал граф Брасс. — У них будет больше шансов нанести орнитоптерам ответный удар. Ну, господа, в бой!

И они покинули Замок и проскакали по городу, увидев огромный прилив ратников, уже хлынувших на стены города, где воины Камарга отчаянно пытались отбить их натиск.

Орнитоптеры, сделанные в форме гротескных металлических птиц, кружили над городом, поливая улицы огнем, и воздух наполнился криками горожан, ревом огненных копий и звоном металла о металл. Над Замком Эйги-Морт висел черный дым, и местами уже горели дома.

Хокмун провел отряд и протолкался сквозь толпу перепуганных женщин и детей, чтобы добраться до стен и присоединиться к войскам. Граф Брасс, Оладан и Д’Аверк были повсюду, помогая сопротивляться силам, которые старались одержать верх над защитниками Камарга.

С одной части стены раздался отчаянный крик и вслед за ним победный. Хокмун бросился на крики, видя, что в обороне пробита брешь и сквозь нее хлынули солдаты Темной Империи в волчьих и медвежьих масках.

Хокмун встретил их, и они мгновенно приостановились, помня о его подвигах накануне. Он больше не обладал сверхчеловеческой силой, которую придавал ему Красный Амулет, но использовал возникшую панику, чтобы выкрикнуть боевой клич своих предков:

— Хокмун! Хокмун! — и рванулся на них с мечом, пробивающим кость, металл и плоть, и погнал их назад через брешь.

Они сражались весь день, удерживая Замок, хотя численность защитников стремительно падала, а когда наступила ночь, войска Темной Империи отошли. Хокмун понимал, как понимали и все остальные, что завтрашний день будет днем их поражения.

Граф Брасс, Хокмун и все остальные устало направили своих коней по извилистой дороге к Замку. На сердце у них становилось тяжелее, когда они думали о невинных жертвах этого дня и обо всех жертвах, которых убьют завтра, если им повезет умереть в бою.

Вдруг позади себя они услыхали топот копыт чужого коня и, обернувшись с мечами наготове, увидели фигуру высокого всадника, направляющегося вверх по склону холма к замку. На нем был высокий шлем, полностью закрывающий лицо, а его доспехи были черного и золотого цветов. Хокмун нахмурился:

— Что надо здесь этому изменнику и вору?

Рыцарь в Черном и Золотом остановил коня подле них. Из-под шлема донесся его глухой вибрирующий голос:

— Приветствую вас, защитники Камарга. Вижу, день для вас был неудачным. Завтра барон Мелиадус разгромит вас окончательно.

— Ни к чему так много говорить об очевидном, Рыцарь. — Хокмун обтер лицо платком. — Что на этот раз ты явился украсть?

— Ничего, — ответил Рыцарь. — Я явился кое-что отдать. — Он протянул руку за спину и вытащил помятые седельные сумки Хокмуна.

Настроение Хокмуна поднялось, он нагнулся взять их, открыл одну и посмотрел, что внутри. В сумке лежал предмет, так давно завернутый в плащ и подаренный ему Риналом. Он размотал плащ и увидел, что кристалл цел.

— Но зачем ты вообще забирал его? — спросил Хокмун.

— Давайте проедем в Замок Брасс, и там я все объясню, — ответил Рыцарь.

* * *

В зале Рыцарь остановился около камина, а остальные сели в кресла, приготовившись слушать.

— Я покинул вас в замке Безумного Бога, — начал Рыцарь, — потому что знал — с помощью зверей Безумного Бога вы вскоре сможете выбраться оттуда. Но, кроме того, я предвидел, что впереди вас ждут другие опасности, и подозревал о вашем возможном попадании в плен. Учитывая это, я решил забрать с собой предмет, подаренный вам Риналом, и сохранить его в безопасном месте, пока вы не вернетесь в Камарг.

— А я-то решил, что вы. Рыцарь, вор, — сокрушенно заметил Хокмун. — Я сожалею, Рыцарь.

— Но что за предмет, о котором так много разговоров? — спросил граф Брасс.

— Древняя машина, — пояснил Рыцарь, — сделанная с помощью одной из самых утонченных наук, какие когда-либо существовали на земле.

— Оружие? — среагировал граф Брасс на такое заявление.

— Нет. Это устройство, которое может искривлять целые области времени и пространства и перемещать их в другие измерения. Пока машина существует, она может делать это, но если она по несчастной случайности будет уничтожена, тогда этот район вернется немедленно в то же время и пространство, откуда был перемещен.

— А как она действует? — поинтересовался Хокмун, вспомнив, что он об этом ничего не знает.

— Это трудно объяснить, поскольку ни одного из слов, что мне придется употребить, вы не знаете, — сказал Рыцарь.

— Но Ринал показал мне, как ею пользоваться, и я могу с ней работать, — сказал Хокмун.

— Но для какой цели? — спросил Д’Аверк. — Чтобы переместить беспокойного барона и его войска в какой-нибудь лимб, откуда они не смогут нас больше потревожить?

— Нет, — ответил Рыцарь. — Я объясню…

Двери вдруг распахнулись, и в зал влетел потрепанный солдат.

— Мессир, — крикнул он графу Брассу. — Барон Мелиадус с флагом парламентера. Он желает вести с вами переговоры у городских стен.

— Мне нечего сказать ему, — ответил граф Брасс.

— Он говорит, что намерен атаковать ночью, что он может за час снести стены, потому что держит для этого резервное войско. Он говорит, если вы выдадите ему вашу дочь, Хокмуна, Д’Аверка и сами предадитесь в его руки, он проявит к остальным снисхождение.

На мгновение граф Брасс задумался, но вмешался Хокмун:

— Такую сделку бессмысленно обдумывать, граф Брасс. Мы оба знаем о большой склонности барона к вероломству. Это всего лишь попытка деморализовать народ, чтобы облегчить себе победу.

— Но если то, что он говорит, правда, а я не сомневаюсь, что так оно и есть, — вздохнул граф, — то за час он снесет стены и мы все погибнем.

— По крайней мере с честью, — произнес Д’Аверк.

— Да, — согласился граф Брасс с легкой иронической улыбкой, — по крайней мере, с честью. — Он повернулся к солдату. — Скажи барону Мелиадусу, что мы не желаем с ним разговаривать.

Солдат поклонился.

— Слушаюсь, милорд, — сказал он и покинул зал.

— Нам лучше вернуться на стены, — устало сказал граф Брасс, поднимаясь, и в этот момент вошла Ийссельда.

— Ах, отец, Дориан, вы оба живы и не ранены!

Хокмун обнял ее.

— Но теперь мы должны вернуться на стены, — мягко сказал он. — Вот-вот Мелиадус начнет новую атаку.

— Подождите, — потребовал Рыцарь в Черном и Золотом, — Я еще не изложил вам свой план.

Глава 12Побег в Лимб

Услышав ответ гонца, барон Мелиадус лишь улыбнулся.

— Отлично, — сказал он своей свите, — пусть уничтожат весь город и возьмут живыми ровно столько его жителей, чтобы хватило поразвлечь нас в день победы.

Он развернул коня в ту сторону, где резервные войска ожидали его команды.

— Вперед! — приказал он, наблюдая, как они потекли, словно река, к обреченному городу с Замком за его стенами.

На городских стенах он видел костры, немногочисленных, ожидающих атаки солдат, наверняка уверенных, что они сегодня умрут. Он видел грациозные контуры Замка, так хорошо некогда защищавшего город, и засмеялся. Внутри него разлилась приятная теплота, потому что он жаждал этой победы с тех самых пор, как его выгнали вон из этого Замка.

А сейчас его войска достигли стен, и он пришпорил коня, заставляя его двинуться вперед, чтобы лучше видеть битву.

Потом он нахмурился. Казалось, что-то случилось со светом, потому что контуры города и Замка будто заколебались и стали размытыми.

Он поднял маску и протер глаза, потом снова посмотрел.

Силуэт Замка Брасс и Эйги-Морта, казалось, светились сначала розовым, затем — бледно-красным, потом — алым, и барон Мелиадус почувствовал головокружение. Он облизал пересохшие вдруг губы.

В атаке оставались солдаты, зароптали глухо и отпрянули прочь от этого места. Весь город, Замок и холм вместе со стенами, окружавшими город, стали теперь пламенно-голубыми. Голубизна начала таять, а вместе с ней таял и исчезал Замок Брасс и Эйги-Морт. Дунул пронзительный ветер, заставив покачнуться в седле барона Мелиадуса.

— Эй, кто-нибудь! Что там случилось? — крикнул барон.

— Это место исчезло, — ответил голос потрясенного человека.

— Исчезло? Невозможно! Как могут исчезнуть целый город и холм? Они на месте! Они просто воздвигли дымовую завесу!

На громадной скорости барон Мелиадус понесся туда, где недавно стояли городские стены, ожидая встретить преграду, но ничто не преградило ему путь, а конь его топтал глину, выглядевшую так, будто ее только что вспахали.

— Они сбежали от меня! — взвыл он. — Но как? Какая наука помогает им? Какая сила, превосходящая нас, может быть у них?

Войска спешно стали поворачивать назад, некоторые просто бежали. Но барон Мелиадус спешился, вытянул руки, пытаясь нащупать исчезнувший город. Он закричал от бешенства и зарыдал от бессильной ярости, упав на колени в грязь и грозя кулаком в сторону, где совсем недавно возвышался Замок Брасс.

— Я найду тебя, Хокмун, тебя и твоих дружков! Я привлеку к этим поискам все лучшие знания, какие только есть в Гранбретани. И если понадобится, я последую за вами, в какое место вы бы ни бежали, будь оно на этой земле или за ее пределами, и вы узнаете мою месть. Я клянусь в этом Рунным Посохом!

Он поднял взгляд, так как услышал стук копыт коня, проскакавшего мимо. Ему показалось, что он увидел мелькнувшего всадника в черных и золотых доспехах, показалось, что он услышал ироничный смешок, а затем все исчезло.

Барон Мелиадус встал с колен и огляделся, ища своего коня.

— О Хокмун, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Я настигну тебя, о Хокмун!

Снова поклялся он Рунным Посохом, как и в то далекое роковое утро. И его клятва привела в движение новый рисунок узора истории. Вторая его клятва усилила этот узор то ли в пользу Мелиадуса, то ли в пользу Хокмуна и связала судьбы их всех еще сильней.

Барон Мелиадус нашел свою лошадь и вернулся в лагерь. Завтра он поспешит в Гранбретань, а там устремится в лабиринты лабораторий Ордена Змеи, раньше или позже он обязательно найдет дорогу к исчезнувшему Замку Брасс, так пообещал он себе.

* * *

Ийссельда в удивлении смотрела в окно, лицо ее светилось радостью. Хокмун улыбнулся и привлек ее к себе.

Позади них граф Брасс, откашлявшись, сказал:

— По правде говоря, я несколько обеспокоен этим — этой наукой. Куда, тот парень говорил, мы попали по этой науке?

— В какой-то другой Камарг, отец, — ответила Ийссельда.

Вид из окна был в туманной дымке, хотя город и холм были достаточно осязаемы, а остальное — не особенно. За пределами города им было видно голубое свечение, сквозь которое они видели лагуны и волнующийся, словно море, тростник, но все это было неестественного цвета, не зеленое или желтое, а всех цветов радуги. Кроме того, не ощущалось материальности Замка и его окружения.

— Он говорил, что мы можем исследовать это место, — проговорил Хокмун. — Так что, должно быть, этот Камарг более осязаем, чем выглядит.

— Мне думается, — откашлявшись, сказал Д’Аверк, — я лучше останусь здесь. Что скажешь, Оладан?

— Мне думается, что я тоже, — усмехнулся Оладан, — во всяком случае, пока не привыкну к этому месту.

— Ну и я с вами, — засмеялся граф Брасс. — И все-таки мы в безопасности. Да и люди тоже. У нас есть за что быть благодарными.

— Да, — задумчиво согласился Боджентль, — но мы не должны недооценивать научную мощь Гранбретани. Если есть способ последовать за нами сюда — они найдут его, — будьте в этом уверены.

— Вы совершенно правы, Боджентль, — кивнул Хокмун и указал на подарок Ринала, что лежал сейчас посреди стола, очерченный странным бледно-голубым сиянием, лившимся из окон, — нам надо хранить вот это в самом надежном подземелье. Помните, что говорил Рыцарь — если его уничтожить, мы сразу же окажемся в своем собственном времени и пространстве.

— Я присмотрю за тем, чтобы он был в безопасности, — сказал Боджентль, подойдя к столу и осторожно беря в руки кристалл.

Когда он вышел, Хокмун вновь повернулся к окну, ощупывая Красный Амулет.

— Еще Рыцарь сказал, что вернется с сообщением и заданием для меня, — сказал он. — Теперь я не сомневаюсь, что служу Рунному Посоху; когда Рыцарь придет за мной, я буду должен покинуть Замок Брасс, покинуть это измерение и возвратиться в наш мир. Ты должна быть готова к этому, Ийссельда.

— Давай не будем думать и говорить об этом сейчас, — попросила она, — а отпразднуем нашу свадьбу.

— Конечно, — ответил он с улыбкой, — давай займемся этим.

Но полностью прогнать знание того, что где-то, отделенный тонким барьером, существует по-прежнему их мир, он не мог, и опасность, исходившая от Темной Империи, существовала по-прежнему. Хотя он и ценил данную ему передышку, время, что можно было провести рядом с любимой женщиной, все равно он знал, что скоро должен будет вернуться и вновь сразиться с силами Гранбретани.

Но этот краткий миг, краткую передышку он получил и будет хоть сколько-то счастлив.

Меч зари