Монах насупился:
— И ничего не попёрли, — значит всё-таки это Тук. — Сплетни всё это. Сам я ушёл, когда поспорил с братом настоятелем, — обиделся он на меня.
— Ну-ка, интересно о чём это ты с ним поспорил? — мне становится жутко любопытно, о чём могут поспорить монахи.
— Мы не сошлись во мнениях по поводу одного места из Священного Писания, — попытался увильнуть брат Тук.
— А ты наглец, брат Тук, иметь своё мнение, да ещё и противоположное мнению настоятеля, верх богохульства, — засмеялась я и припечатала, — еретик.
— Мне ещё разбойники проповеди не читали, — побагровел монах.
— Вот видишь, брат Тук, сколько нового скрывает мир, если ты не боишься послать к чертям настоятеля и идти странствовать по дорогам старой доброй Англии, — наставительно проговорила я. — Вижу, ты не страдаешь от недостатка пропитания.
— Бог милостив к своим слугам. Да и тебя Робин Гуд, — монах пристально посмотрел на меня, — страдающим от недоедания сложно назвать.
— Твоя правда, я не голодаю. А вот с памятью у тебя беда, — возвращаю ему пронизывающий взгляд. — А может это моя вина, слишком сильно приложил тебе сапогом по лбу?
Монах покраснел от негодования, но в спор не полез. Всё-таки вынес урок из происшествия с братом настоятелем.
Меня начало раздражать, что каждый встречный называет меня Робином Гудом. Чем я заслужила подобную честь?
— Меня зовут Том из Шервуда, если ты забыл, монах, — сказала я с раздражением и состроила недовольную гримасу, чтобы подтвердить, что не шучу.
— Так, Томом из Шервуда всегда называет себя Робин Гуд, когда не хочет, чтобы его узнали, — просветил меня брат Тук.
Опа! Вы крупно сели на мель, Сильвер! Вот тебе и десять лет в клубе реконструкторов эпохи Робин Гуда. Не знать такую важную информацию. Я, можно сказать, подтвердила, что я и есть настоящий разбойник. Всамделишный Робин Гуд меня с говном съест, если доживу до нашей встречи.
— Послушай, брат Тук, давай поедим, надеюсь, что у тебя есть чем набить желудок? — миролюбиво предложила я пойти на мировую.
Второй день нормально не ела. Скудную трапезу у Мэри нельзя назвать полноценным приёмом пищи.
Монах же раздирали жадность и желание услужить знаменитому разбойнику. В неравной борьбе победила жадность. Почему я не удивлена?
— Сын мой, господь милостив и подаст нам на пропитание, — скопировав мой нравоучительный тон, сказал брат Тук.
— Если перевести с поповского на нормальный язык, завтрак обломился, — разочарована я, прямо скажем, не монашеским поведением Тука. Наверняка зажал еду.
— Я проходил мимо ручья, там можно попить воды на завтрак и помолиться, — монах молитвенно сложил руки.
— Не представляешь, как ты меня порадовал, брат Тук, — я легонько стукнула его ладонью по плечу. — Вода и молитвы именно то, о чём я мечтаю уже вторые сутки.
Монах развёл руками, мол твои проблемы. Естественно, мои, у него и так полный мешок еды. С голодухи мой нюх обострился, и я чувствую запах вяленого мяса. Можно было бы сварить отличную кашу, если бы не жадность монаха.
— Бог тебе судья, брат Тук, — монах спрятал глаза и, я не поверила своим глазам, покраснел. — Давай выбираться на дорогу. Кстати, а что ты делал в этой чаще?
Глазки монаха забегали, он ещё усерднее стал перебирать чётки и шевелить губами. Я уже и не рассчитывала на ответ, как он выдал новость:
— Удирал от солдат шерифа.
Баллада четвёртая о том, как я снова встретила шерифа
Я испугалась до икоты. Вот это и называется попадос. Я же фехтовала на мечах только в клубе реконструкторов. Опыт десять лет, но тоже был ненастоящий бой. А здесь настоящий. И у меня и меча-то нет, только лук. А что, если меня убьют?
Только сейчас до меня дошла ужасная правда. Я оказалась в страшном месте, со страшными людьми. Здесь жизнь человека ничего не стоит. А жизнь женщины тем более. Слава богу, и сейчас без ёрничества, что я попала сюда в мужском платье. Конечно, то, что меня все с маниакальным упорством, принимают за Робина Гуда, очень плохо. Но гораздо хуже, если приняли бы за его подружку.
— Ну, что ж монах, — решительно сказала я брату Туку, не чувствуя в себе такой уверенности. — У нас с тобой два пути. Первый – лезть сквозь заросли и окончательно заблудиться. Второй – выйти на дорогу и встретиться с солдатами шерифа.
Монах сделал вид, что молится. Ему-то, может, ничего и не грозит. Слуга господа на особом счету и у бога, и на земле. А вот мне придётся несладко.
— У тебя хоть есть чем защищаться, божий человек? — По легенде у монаха должна быть дубина или меч. Вот сейчас и проверим, что в действительности он носил.
Брат Тук показал увесистую дубину. Я с тоской посмотрела на свой лук.
Я опять опередила Робин Гуда и встретилась с братом Туком первой. Меня терзают смутные сомненья – а существует ли в реальности Робин Гуд? Что, если я выполняю его функции? Безрадостная перспектива, скажу честно.
— Брат Тук, а может, переждём, пока солдаты пройдут мимо на встречу с Робином, а мы ударим в тыл? — я понадеялась, что такой вопрос не подмочит мне репутацию.
— Я знал, что светлая мысль всё же посетит твой затуманенный еретичеством разум, брат Том, — соглашается со мной монах.
Брат Том! Меня озарило!
— Послушай, брат Тук, а нет ли в твоём бездонном мешке лишней сутаны? — с надеждой спрашиваю я.
Монах посмотрел на меня как на полоумную:
— Я что, по-твоему, с собой весь гардероб таскаю?
— Ну смена белья по-любому должна быть. Почему бы и сутану не прихватить — заупрямилась я.
— Я начинаю сомневаться в твоём уме, вольный стрелок Том. На турнире по глупости ты занял бы первое место, — с издёвкой сказал он.
Я обиделась на монаха.
— Сам идиот, — огрызнулась я.
— Я знаю, — подтвердил мои слова монах, совсем не обидевшись. — В монастыре меня научили читать и писать. В отличие от тебя невежды.
Точно! Я мысленно хлопаю себя по лбу. Учебник истории за шестой класс. Идиоты — монахи, которые умели читать и писать. Остальное население, даже короли, были безграмотными. Я опять села в лужу. Поосторожнее нужно быть со словами.
Мы отправляемся к дороге. Я лезу на дерево, а Тук притаился в кустах на обочине.
— Брат Тук, — позвала я его как можно тише с дерева. — Брат Тук.
— Ну, чего ты орёшь — пробасил с набитым ртом монах.
Вот гадёныш жрёт тайком. Нет, чтобы поделиться с товарищем. Голодный желудок поёт серенаду возмущённому разуму, а кишка кишке жалобные песни. Как с такой какофонией сидеть в засаде? Я сглотнула слюну, цыкнула на гордость и жалобно попросила монаха:
— Брат Тук, дай чего-нибудь поесть, пожалуйста, — я молитвенно сложила руки на груди и чуть было не упала с ветки.
Монах, сжалился, протянув мне кусок хлеба. Я благодарно ему улыбнулась. Вонзила зубы в такой долгожданный завтрак. Ничего вкуснее не пробовала. Да, голод не тётка. Скоро начну дождевых червей есть и не морщиться.
Хлеб я проглотила мгновенно. А есть захотелось ещё больше.
Чтобы заглушить мысли о еде, я стала раздумывать о том месте, где оказалась. Меня волновал вопрос несоответствия моих знаний об эпохе, с тем, что я наблюдаю. Почему сэр Гай Гинсбор, оказывается, ещё и шерифом Ноттингемским. Я решила осторожно расспросить брата Тука.
— А, что брат Тук, король Ричард уже вернулся из Палестины? — начала я светскую беседу, растянувшись на ветке дерева и свесившись вниз головой.
— Я тебя, что слишком сильно приложил головой? — поднял на меня голову монах. — В Палестину воевать за гроб Господень отправился Джон Безземельный, брат Ричарда. А он сам, не в силах сдержать воинственный характер с упоением воюет с соседями.
Переварить услышанную информацию я не успела, как услышала приближающийся стук копыт. На дороге показались солдаты шерифа, с моим черноглазым соблазнителем во главе. Я захотела рассмотреть его получше. Вчера видела только его глаза. Вытянув голову, я поползла по ветке, не замечая ничего вокруг, кроме рыцаря во главе кавалькады. Ветка подо мной поломалась, и я, по закону подлости полетела вниз.
Знатно приложилась о землю, вышибив дух из лёгких. Не знаю, сколько я так провалялась. Очнулась лежащей на земле. Больно-то как. Первое, что я увидела – чёрные глаза рыцаря, склонившегося надо мной.
— Опять ты, — с каким-то наслаждением произносит он.
— Опять я, — подтвердила я его опасения.
Сделала попытку встать, но ноги меня не удержали и я, пошатнувшись, упала в объятия шерифа. Такая тенденция начинает мне нравиться.
— Сэр Гай, мы ещё долго будем возиться с разбойником? — загоготали, словно стая гусей, солдаты.
Рыцарь оторвался созерцания меня и посмотрел на говорившего. Одного взгляда сэра Гая было достаточно, чтобы солдаты уняли свою весёлость, а говоривший проглотил язык.
— Дик, ты вздумал давать мне советы? — в голосе Гинсбора было столько льда, что можно было заморозить Ноттингем вместе с Шервудским лесом.
— Простите, сэр рыцарь, я забылся, — у Дика дрожит голос. Видимо, крут, шериф Ноттингемский.
— Если тебя сегодня не убьют разбойники, то по возвращении в Ноттингем получишь двадцать ударов плетью, — ласково пообещал ему сэр Гай.
— Да, сэр, — Дик был не рад, что полез со своими советами.
— Вяжите этого, — рыцарь кивком показал на меня. — Нет, дайте верёвки, я сам.
— Ты меня опасаешься, сэр Гай? — прошептала я, добавив в голос немного игривости.
Рыцарь вздрогнул. Я чувствую, как он напрягается. Руки как бы невзначай прогулялись по моей груди и ничего не обнаружили. У меня сейчас даже не нулевой размер. Сэр Гай удивлённо посмотрел на меня. Я невинно улыбнулась.
— Ты же вчера был девушкой, — тихо сказал он мне на ухо.
— Ты ошибся рыцарь. Так бывает, если долго без женщины. Они тогда начинают тебе везде мерещиться, — насмехалась я над успевшим запасть мне в душу рыцарем. — Увы! Я мальчик.
— И давно? — с угрозой в голосе спросил он меня.