– Вы показали, что служили в шестом управлении Главного имперского управления безопасности. Значит, вы работали в разведке у Шелленберга. Нестыковка получается. Откуда вы знаете Гелена? Он же из генштаба. Почему Гелен взял вас в свою «Организацию»? Ему запрещено использовать бывших офицеров СС.
– Вы правы. Гелен обещал американцам, что не будет привлекать бывших сотрудников СС. В настоящее время в его штаб-квартире работает примерно пятьдесят штабных офицеров вермахта. Опытные аналитики. Они хорошо осведомлены о Красной армии и военном потенциале СССР. Но эти офицеры не имеют опыта агентурной работы. Они никогда не видели живого агента, не выполняли заданий в тылу противника, вообще не представляют, как к этому подойти. Гелен амбициозен. Он не намерен ограничиваться аналитикой, а хочет создать полноценную разведывательную службу. Разведка без агентуры мертва – это Гелену объяснять не надо. Ему жизненно необходимы опытные агентуристы, в том числе бывшие офицеры СС. Он ищет таких офицеров и берет их на службу.
– Каким образом Гелен привлекает офицеров СС к работе?
– В спецлагерях содержится несколько тысяч бывших офицеров абвера, гестапо, разведки Шелленберга. Их допрашивают и сортируют – многие попадают под категорию военных преступников и отправляются после проверки в лагеря или за решетку. Правда, их быстро выпускают. Гелен рассказывал мне, что представил американцам список из сорока – пятидесяти фамилий офицеров, которых следует передать в его распоряжение. Но американцы отказались удовлетворить эту просьбу. Поэтому Гелен сам подыскивает нужные ему кадры и оформляет офицеров абвера и СС по подложным документам. Если его схватят за руку, он всегда сможет сказать, что ничего не знал об их прошлом.
– Сомнительно, чтобы Гелену самостоятельно удавалось подбирать офицеров СС. Вы же сказали, что они содержатся в спецлагерях.
– Во-первых, в спецлагерях оказались далеко не все офицеры СС. Некоторые уехали за границу, другие сменили личные документы и живут под «легендой». У Гелена имеется архив на разведчиков и старую агентуру.
– В том числе агентуру СС и абвера?
– Вот именно.
– Как этот архив попал в его руки?
– Это мне неизвестно. В любом случае архив – сильный козырь в торговле с американцами. Гелен не передаст им архив ни при каких обстоятельствах. Эти данные бесценны. Он будет использовать их исключительно в своих интересах, в том числе для поиска нужных людей.
– Все это звучит не очень убедительно. Неужели американцы настолько слепы, что не видят манипуляций Гелена?
– Можно предположить, что генерал Зиберт и другие американцы косвенно помогают Гелену в поисках офицеров, указанных в его списке. Если им становится известно о допущенных Геленом нарушениях, они закрывают глаза. Покрывают его.
– Это серьезное обвинение. Вы можете представить доказательства?
– Я могу гарантировать, что в числе ближайших сотрудников Гелена работает несколько высокопоставленных офицеров СС. В частности, мне достоверно известно, что в руководство «Организации» входит штандартенфюрер Вилли Кирхбаум. Он в свое время отвечал за связь Главного имперского управления безопасности с абвером.
– Кого еще из офицеров СС в «Организации Гелена» вы знаете?
– Очень активен оберштурмфюрер Ганс Зоммер. Ранее он служил в отделении гестапо в Париже. В штаб-квартире «Организации» мне встречался также штурмбаннфюрер Герберт Штейнборн. Его предыдущее место службы мне неизвестно. У Гелена он занимается инструктажем агентов перед заброской в советскую оккупационную зону.
– В британской и французской оккупационных зонах также используют офицеров СС?
– Британцы подходят к этому контингенту более строго, чем американцы. От услуг офицеров СС они отказываются. По крайней мере до завершения их проверки. Даже создали комиссию по расследованию преступной деятельности. А вот офицеров абвера достаточно. Не меньше, чем у Гелена. Французы ведут себя иначе. Они много говорят о борьбе с нацистами, но охотно берут на службу бывших эсэсовцев. В австрийском городе Брегенц устроили секретный лагерь для офицеров абвера и СД. Вербовкой агентуры у них ведает штурмбаннфюрер СС Отто Хеттль. Я его хорошо знаю. У Шелленберга он возглавлял отдел Юго-Восточной Европы.
– Допустим. Однако складывается впечатление, что вы предпочитаете рассказывать о других. А как вы сами оказались в «Организации Гелена»?
– Пришел и оказался.
«Слишком парадоксально, чтобы быть ложью», – подумал Старостин.
– Как это пришли? И вас не задержали?
– Сначала я попал в плен к американцам и представился унтер-офицером вермахта Вильгельмом Келлером. Скромный парень. Ни в чем не замешан. Показал заготовленные документы. Меня допросили и отпустили.
– И никто вас не узнал?
– А некому узнавать. В прошлом я работал в основном за границей. Риск нарваться на знакомых был минимальным. С Геленом я встречался по рабочим делам в самом конце войны. Поэтому он охотно оформил меня в свою «Организацию». Под фамилией Келлер я был включен в «список Гелена», согласованный с американцами, и официально стал сотрудником разведслужбы. С этими же документами я был заброшен на территорию, занятую вашими войсками.
– Цель задания?
– Я уже говорил об этом. Сейчас Гелен налаживает «ближнюю инфильтрацию» агентов в восточную оккупационную зону. Для «глубокой инфильтрации» – засылки агентуры в Советский Союз – пока не хватает «рабочего материала» и средств, но такая цель стоит. Мне было поставлено задание по созданию агентурной сети в Саксонии. В целом эта задача была выполнена.
– Повторите ваши показания по этому вопросу.
«Келлер» бросил короткий взгляд в сторону Старостина. Как только тот переступил порог кабинета, он сразу понял, что допрос носит показательный характер и устроен специально для этого седоватого офицера, от которого зависит его судьба. Требование повторить показания окончательно убедило в этом «Келлера».
– В Дрездене, столице Саксонии, создано несколько подпольных групп. Они располагают «замороженными» на особый период радиостанциями и группами боевиков из бывших участников «Вервольфа». После моего отъезда резидентуру в Дрездене должен возглавить подполковник Герхард Пинкерт. В прошлом он офицер абвера, специалист по диверсиям. Отличился во время гражданской войны в Испании – готовил подрывников для Франко. В 1943 году действовал в тылу советских войск на Восточном фронте.
– Я читал ваши показания, – впервые вмешался в допрос Старостин. – Вижу, что вы профессионал. Понимаете, что мы проверим каждое ваше слово? Если солгали, это выявится и будете отвечать.
– Я говорю правду.
– Тогда возникает вопрос: зачем вы это делаете?
– Вы сказали, что я – профессионал. Как офицер, обладающий определенным опытом, я понимаю, что мой провал не случайность. Убежден, что вы имеете источник информации, который сдал вам дрезденскую резидентуру. И меня сдал. Возможна утечка информации непосредственно из «Организации Гелена». Зачем пытаться ввести вас в заблуждение? Не имеет смысла. Используя свои агентурные возможности, вы со стопроцентной точностью установите, можно мне доверять или нет. Поэтому мне остается выбрать только один из двух возможных вариантов – отказаться давать показания или говорить правду.
– Логично. Хорошо, что вы понимаете. Но в чем ваш интерес? Вы сообщаете много ценных сведений. Могли бы отвешивать нам информацию по чайной ложке, а выкладываете все, что знаете. По крайней мере складывается такое впечатление. В чем ваши мотивы? На что рассчитываете?
– Я хочу на вас работать. Мое подлинное имя Франц Штайнер.
– А вот об этом подробнее, – сказал Старостин.
Пружины поскрипывали под тяжелым телом. Спать не хотелось. Голая лампочка в металлической сетке бросала серый безжизненный свет.
Франц Штайнер чувствовал себя как рыба, забытая в пустом аквариуме.
Его разместили в импровизированной камере с относительным комфортом. Железная солдатская койка, по-видимому, была принесена из казарм пехотного училища.
«Даже не опасаются, что я могу совершить попытку самоубийства. А чего им бояться? Я и так мертв. Источников информации у них достаточно. Иначе не провалился бы в первый же день. Собирают агентуру, как грибы после дождя».
Он привык к одиночеству и никогда не страдал от недостатка общения. Но это было одиночество другого рода. Безысходное, пустотелое и глухое. Оно звенело в ушах и разливало в груди противную горечь. Или это опять болит шрам от ожога, полученного во время польской кампании? А может, организм выбрасывает накопившуюся желчь. Обид и несчастий оказалось слишком много для одного человека.
Жена и сын Штайнера стремились укрыться от бомбежек в Берлине и переехали к ее матери в Дрезден. Кто же знал, что город будет стерт чудовищной бомбежкой, устроенной англосаксами? А ведь он предлагал переехать в Баварию к его родственникам.
Только сейчас он понял, что это значит – остаться одному. Дело даже не в том, что он потерял самых близких людей. Рядом с ним уже никогда не будет никого.
Кто его полюбит? Искренне, а не ради того, чтобы спрятаться от собственного одиночества. И кому он сможет доверять после всего случившегося?
Невозможно полюбить живой труп. Он сам себе противен, и с этим ничего не поделаешь.
Штайнер даже не мог себе представить, что он будет работать на людей, которые устроили всю эту бойню.
Гелен – карьерист. Ему все равно, чем заниматься. Приказали бы, и он миллионами сжигал бы евреев в печах. Без всяких сантиментов и угрызений совести. Что он, добрее и праведнее гестаповцев? Просто карьера сложилась иначе.
Американцы не лучше. Они специально бомбили города, чтобы запугать немцев, но не трогали промышленные предприятия, производящие оружие. Зачем разрушать собственность? Еще пригодится.
Решение работать на русских было для Штайнера жестом отчаяния. Он с уважением относился к бывшим противникам и надеялся, что они накажут и тупых наци, и самодовольных янки.