– Об освещении траурных мероприятий в СМИ. Освещать будут по факту, то есть по степени общественного интереса…
– На поминки ожидается половина жителей Загряжска…
Мэр физически очень крепкий человек. Больше того, ни разу не был в нокауте. Еще больше того: он ни разу в жизни не плакал! Однако, слушая своих заместителей об организации траурной церемонии, мэр Загряжска, чемпион по боксу Кукуй-Прискоков прилюдно, официально заплакал. Навзрыд. Безутешно. Заплакал, как плачут женщины у отверстой могилы. Рыдания буквально сотрясали сильного, мужественного человека. Он не мог говорить, он икал…
Ясное дело, о траурной церемонии с участием Президента, Патриарха всея Руси и других крупных лиц не могло быть и речи. На кладбище пришли только молодые старики и старухи. Юнкера и сверстники, понятно, не могли прийти. Отец Амвросий, Дрюня, Тихон и Славка бросили в яму по горсти глины и смотрели, как дед Пахом на веки вечные накрывался чугунной плитой.
– Царство небесное Божьему человеку.
Рядом с Дрюней стояла Софья Ильинична Пучеглазова. Он вздрогнул от неожиданного мягкого голоса. Соня поздоровалась со всеми и просительно посмотрела в глаза Дрюне:
– Я давно хотела прийти. Посмотреть пантеон, старое кладбище… Муж рассказывал о могилах родичей. Это потрясающе!
Дрюня безучастно поддакнул:
– Приходи…
9
Митрополит Антоний был дряхл, сонлив и почти недвижим. Он чуял, почти осязал ускользающую нить последних дней. Он давно приготовлялся и кротко ждал своего часа. Для старика радостна и светла была предстоящая встреча с Господом, которому он служил и молился всю жизнь. Долгими ночами он обдумывал свою жизнь, и не много было в этой жизни ненужного, малодушного, суетливого. Конечно, слабости человеческие не миновали и его строгую молитвенную, жертвенную стезю. Исповедуясь, он старался не упустить самой малости отступления от заповедей Христовых и горячо молился, каялся, просил прощения.
Грехи были в детстве, отрочестве и, конечно, воспринимались тогда преувеличенно роковыми и непоправимыми. Шести лет он пробовал курить, и когда мать с ремнем в руке спрашивала, почему изо рта пахнет табаком – у него не хватило смелости сказать правду. И он врал про какой-то костер. Как врал потом учителям, не выдавая провинившихся товарищей. Были ошибки молодости, совершались проступки в старости, о которых он сожалел и искренне каялся.
Слаб человек. Только молитва укрепляет дух. Только вера делает человека сильным. Старец Антоний в девяносто лет был крепок духом и силен верой. В Московской патриархии и сам Патриарх почитали митрополита за правдолюбие и человеколюбие.
Среди неотложных дел владыки была поездка в Загряжск. Наместник монастыря отец Павел и настоятель Александровской церкви отец Амвросий опечалили сердце старого митрополита. Отец Павел написал жалобу на отца Амвросия. И хотя в обиходе епархии жалобы священников были редкостью, поступок отца Павла не осуждали, так как суть жалобы не подвергалась сомнению. Сердце же говорило владыке, что самый способ разрешения спора между священослужителями не может уподобляться тяжбе. Упование на начальника, на суд иерархии подает пастве плохие примеры, и дай волю – в приходах начнется такая канцелярия, что епархия погрязнет в жалобах.
И еще одно дело надо было разобрать владыке. Давний конфликт между монастырем и историческим музеем. Борьба-тяжба мирян с монахами за недвижимость зашла так далеко, что люди перессорились, озлобились, и вражда только усилилась. И не было уверенности у митрополита в правоте монахов, напротив, их нетерпимость огорчала.
– Слыхали? Владыка едет! – Гонимый объявлял новость всем встречным, возвращаясь домой с «брехаловки». – Отца Амвросия судить за блуд и разврат в собственной хате.
Эту новость возбужденный Тихон сообщил Дрюне прямо с порога:
– Гневен преосвященство, ох гневен! Быть беде.
Дрюня вскипел мгновенно. Он схватил щуплого Тихона за грудки и поднял в воздух. Голос его срывался на фальцет.
– Разносчик энцефалитов! Убью! Раздавлю!
В такую ярость Дрюня впадал только в молодости. Он быстро остыл, поставил испуганного Тихона на ноги и сказал примирительно:
– Кто отца Амвросия тронет – он мой лютый враг, будь он даже высокий преосвященство!
У пантеона, у открытых церковных врат, собирались люди, в основном старые женщины, многие с детьми. Старики и молодые женатые мужики кучковались в сторонке, курили. Ждали митрополита, лениво обсуждали историю отца Амвросия. Старики не одобряли поступок священника.
– Раз зарекся от баб – терпи, не рыпайся! Нельзя служить в церкви и одновременно обманывать. Влип наш Амвросий!
Но в этой же компании строгих дедов жалели пастыря и собирались просить митрополита о снисхождении.
– С другой стороны посмотреть – трудно мужику одному. Ложишься спать – один, утром проснешься – опять один, и целый день – один, и ужинаешь опять же в одиночестве. Нельзя устоять на развилке: или Бог, или баба.
– Батюшка золотой. Он всех больных, многодетных, бедствующих поименно навещает. Кому еду, кому денежек, кому совет – такие попы на дороге не валяются.
Молодые мужики были полностью на стороне отца Амвросия.
– Батюшка семью завел, двух детей взял, все путем. А теперь, если раскаяться, надо Люську с детьми обратно вытурить?
Женщины, которых собралось не меньше сотни, были более решительны. Они по косточкам перебрали ситуацию вокруг клятвопреступления отца Амвросия. Мнение было одно: батюшка покается, а владыка простит его.
Лимузин подкатил ближе к церкви, к толпе женщин с ребятишками. Двое молодых послушников помогли владыке выйти из машины и под руки подвели под навес пантеона. Старец опустился в деревянное кресло с высокими подлокотниками. Сбоку на столик поставили стакан с водой. Владыка жестом указал отцу Амвросию место возле себя. Дрюня, Тихон и Славка стали за спиной отца Амвросия. К ним из толпы подошла Соня Пучеглазова. Митрополит перекрестил прихожан, покрестился сам и тихо, но отчетливо обратился к людям:
– Приход ваш известен епархии своим благочестием, усердием в молитвах и почитанием заповедей Христовых. Благодать Божия на храме вашем, на вас, молящихся о спасении. Отец Амвросий служит в этом приходе много лет, и служба его чиста, как чисты помыслы и молитвы. Дела отца Амвросия любезны моему сердцу, и слово его любезно мне правдой и любовью. И я не хочу омрачить свои последние дни на земле осуждением брата. Я благословляю его на венчание с вдовой и дальнейшую благочестивую службу в этом храме. Его грех принимаю на себя и буду просить Господа о прощении. Аминь!
Владыка обессилел и замолчал. Толпа завопила от восторга и умиления.
– Алилуйя! Алилуйя! – кричали люди митрополиту и падали на колени.
– Слава владыке Антонию!
– Слава! Слава!
Со дня рукоположения, за всю долгую службу Святой церкви и Спасителю старец Антоний не слышал такого бурного выражения чувств прихожан. И он с благодарностью слышал поддержку своего решения. Но как высокий иерарх понимал, что решение это сомнительно. Нарушение обета безбрачия каралось Церковью строго и неотвратимо. Но кто, кроме Господа мог оспорить или отменить решение уважаемого старца, дни которого были сочтены…
Дрюня поманил пальцем Гонимого и сказал назидательно прямо в лоб:
– Слышал, дурак! Вот как можно рассудить о человеке!
Гонимый поежился, живо согласившись с Дрюней:
– Кто ж против? Живи теперь, Амвросий, с бабой открыто, на всю катушку! Причитается с Амвросия, а, Дрюня?
– Причитается!
В монастыре владыка попил чайку с сухариками и прилег отдохнуть в специальной, только ему отведенной келье. Он подремал не более получаса и вышел на монастырский двор, сплошь покрытый густым ковром подстриженного спорыша. Послушники вынесли кресло и помогли старцу удобнее сесть. Перед ним большим полукругом стояли монахи, прихожане, работники музея и просто желающие посмотреть на митрополита.
Из толпы выходил человек и, покрестившись, излагал просьбу или свое мнение владыке. Старец слушал и кивал головой. Человек говорил, старец слушал и кивал. Так продолжалось несколько часов, человек тридцать, наверное, удостоились внимания владыки. Говорили мэр Кукуй, наместник монастыря отец Павел, директор музея по фамилии Горобец, жена министра Софья Ильинична Пучеглазова, начальник полиции, начальник горпотребсоюза, директор школы и другие уважаемые граждане Загряжска. Владыка поднял маленькую ладошку, попросил внимания.
– Пять веков наши предки жили и молились на этой земле, в этих храмах, в этом благословенном уголке нашего отечества. Место намоленное, крепкое и нерушимое. Так было, так будет. Сюда едут паломники со всей Росиии, из стран далеких и близких. Разных наций и верований. И каждому в душе найдется место для радости и умиления. Будь то паломник-христианин, мусульманин, иудей или иной веры человек. Храм Божий и музей открыты для верующих и для любомудров, как они открыты в Сергиевом Посаде, патриаршем гнезде и святом месте для всех православных. Музей и обитель живут по Христовым заповедям, в трудах и молитвах украшают дела Божии. Я опечален, когда человеческая выгода ставится выше заповедей Христовых. И я не судья в мирских спорах и разногласиях. Уповаю на христолюбие наместника монастыря отца Павла и директора музея гражданина Горобца. Уповаю на милость Божию. Аминь!
Владыка перекрестил всех и больше не проронил ни слова, послушники увели его в покои.
И отец Павел, и Горобец были недовольны решением владыки, но не подавали виду, а престарелый митрополит видел их почтительные улыбки и не поверил, не удивился текучести человеческой натуры…
10
В школе Славке задали сочинение на тему: «Кто твои родители?» Обычное дело, каждый год ребятишки пишут о своих предках самыми яркими красками и находят героические качества в самых обычных профессиях. Например, чей-то папа может одним мизинцем повалить слона, а другой папа может съесть, не сходя с места, сто штук мороженого. Одна мама пекла пироги величиной с маленькую тележку, а другая – с тележку большую.