В классе один Славка не выполнил домашнее задание. Пожилая учительница осторожно спрашивала:
– В чем дело, Славик? Ты не можешь рассказать о своем отношении к родителям, об их работе?
– Могу.
– Почему не написал сочинение?
– Не хочу.
Славик опустил голову и отрицательно отвечал на все вопросы учительницы. Учительница внимательно посмотрела на опущенную голову и не стала настаивать на выполнении задания.
Дома Славка стал как-то болезненно реагировать на замечания отца, беспричинно грубил и молча отсиживался в одиночестве. Однажды Дрюня нашел мальчика в дальнем углу кладбища, в кустах черемухи. Славка плакал и тихонько скулил. Дрюня сел рядом и обнял его голову.
– Что ты, сынок? Кто обидел?
Славка оттолкнул отцовские руки и заревел во весь голос:
– Никто не любит мою маму! Никто ни разу не спросил про маму! И ты не хочешь слышать о моей маме! Она любит меня! Я хочу найти маму!
Дрюня не на шутку испугался и стал суетиться и уговаривать Славку, как малыша:
– Найдем мамку, найдем Славкину мамку… Обязательно найдем, как пить дать найдем!
Этот незначительный эпизод оставил у Дрюни неприятный осадок. Про мать Славик никогда не вспоминал, а отец заботился о нем так, что, кажется, заменял собой не только мать, но и память о ней. Но чем призрачнее становился образ матери, тем пронзительнее отзывалось чувство сиротства и одиночества в людском море. Мать виделась ему бестелесным ангельским существом, которое любит Славку больше всех на свете. От этой любви Славка взлетает под облака, прыгает, как кузнечик, поет, как соловей. Он силен, смекалист, щедр и великодушен! Мама… пока она с ним, Славкой, он непобедим. Он все сможет, переплывет Дон, прыгнет с парашютом, построит дворец, он женится на самой красивой девушке Загряжска. Он найдет маму, она будет рядом, всегда, до самой смерти…
Славка дерзил, огрызался и хамил в школе и дома. Он никого не хотел видеть, он любил только одного человека во всем мире. Он любил маму. И еще Воронеж. И Землянск, где ни разу не был. И дедушку с бабушкой, которых ни разу не видел. И желание удрать с этого кладбища от слишком заботливого отца, от школы, от всего Загряжска становилось все желаннее и острее. Мама звала его во сне и наяву, днем и ночью…
– Славка!
Мальчик вздрогнул и проснулся. Над ним стоял отец, он удивленно и извинительно тряс сына за плечо:
– Ты что, Славка?
Мальчик тер глаза кулаками и виновато улыбался.
– Что такое?
– Кричал во сне, как резаный. Отца Амвросия грозился убить…
Мальчик отошел ото сна и насупился.
– Мамка приснилась. В белом гробу. Амвросий молитвы читал над ней…
Дрюня понимал, что мальчик взрослеет, растет. Его одолевают новые мысли, новые ощущения. Он задумывается о себе, о своих близких. О девочках думает. О тайном. Ничего не ново под луной, а каждый открывает для себя мир божий по своему и впервые.
Славка погрузился в компьютер. Он научился формулировать вопросы о самых сложных явлениях жизни. И получал доступные ответы. Однажды задал компьютеру поиск: город Землянск Воронежской области. И целый день читал, открывал для себя пятисотлетнюю историю русского городка, где родилась его мама, где жили его дедушка с бабушкой. Он впитывал малейшие подробности: лес, речка, церковь, фамилии, имена, известные события, люди. Перечень современных учреждений, организаций, адреса, телефоны.
В великой тайне от всех Славка стал писать письма в Землянск. Он спрашивал о маме и о дедушке с бабушкой. И стал получать короткие наводящие ответы: к сожалению, данными не располагаем, но советуем обратиться по такому-то адресу… И Славка писал, писал. Наконец, получил желанный, драгоценный ответ. Из паспортного стола Землянского райотдела полиции.
«На ваш запрос сообщаю, что Колупаевы Иван Миронович и Евдокия Семеновна проживают по адресу… По этому же адресу прописана их дочь Колупаева Екатерина Ивановна…»
Дрюня выходил из церкви после обедни и увидел почтальоншу, которая поджидала хозяина у калитки. Она поздоровалась и протянула конверт.
– Это вашему сыну.
Дрюня посмотрел конверт и возразил.
– Может, по ошибке? Адрес незнакомый.
– Да я приносила уже штук шесть, точно таких…
В доме Дрюню охватила тревога, и он колебался, вскрыть конверт или положить на стол Славке? «Вячеславу Андреевичу Качуре». «Землянский райотдел полиции». В конверте запечатана какая-нибудь давняя история, и Славка скрывает ее от меня. Дрюня вскрыл конверт.
«Дорогой внучек Слава! Получили твое письмо и долго плакали от радости. Теперь, слава богу, все нашлись живые и здоровые. Катю вызволили из Турции добрые люди, она немножко тронулась, а так все хорошо. И ты, самое главное, нашелся. Мать обрадуется, это ей на пользу. Она тебя по ночам зовет, разговаривает. Ты теперь на другой фамилии, но это ничего, спасибо доброму человеку. Все равно ты наш, родной, из Колупаевых. И мы надеемся на твое возвращение. Кланяемся и остаемся: твои мама, бабушка и дедушка».
Дрюня прочитал письмо без особого волнения. Он знал, рано или поздно такое случится. И тут ничего не поделаешь. Как бы ни прикипел к мальчику Дрюня, а мать роднее… Что ж, он покорится судьбе. Но Славка и его сын, и для него всегда открыто сердце отца… Теперь все решает он, Славка. Дрюня тяжело вздохнул, положил конверт в карман и отправился к своему другу, отцу Амвросию, поделиться новостью.
Славка не пришел домой ночевать. И на следующий день не пришел… Зашло солнце, пригнали коров с поймы. Зажглись фонари в пантеоне. Бабы в белых платочках шли к вечерней службе. Дрюня с Тихоном сидели на лавочке у калитки.
– Волчонок, – беззлобно рассуждал Тихон. – Как ни корми, а он к своим убег.
– Не об этом душа болит. Ни слова не сказал, говнюк! Вот что обидно. Хотя бы два слова черкнул. И без документов…
– Раз так – скоро объявится, найдут, как миленького.
– Найдут, – тупо согласился Дрюня.
11
Соня Пучеглазова зашла в Александровскую церковь, как простая прихожанка. В простеньком платьице в горошек, в туфлях без каблуков. На голове прозрачный шарф с закинутыми на спину концами. В руках букет полевых цветов и легкая сумочка. Она поставила свечки у иконы Божьей Матери и стала слушать заутреннюю службу, которую вел отец Амвросий. Впереди выделялась мощная фигура Дрюни в длинной черной блузе и хромовых офицерских сапогах. Соня невольно улыбнулась, глядя, как Дрюня по-медвежьи греб рукой, осеняя себя крестным знамением.
Из церкви они вышли вместе.
– Я пришла посмотреть кладбище, – напомнила Соня.
– Пошли, – пригласил Дрюня. – Как раз сегодня Родительская суббота.
Дрюня нравился Соне. От него шли простые слова, уверенные жесты. Голос басист и по-детски выразителен. В глазах наивность и сила, как у дикого жеребца, доверившегося человеку. Такого трудно приручить, погладить…
Дрюня охотно показывал свое хозяйство и подробно, с щегольством комментировал историю. Как когда-то, будучи работником музея, лет тридцать назад… Недаром он слыл лучшим краеведом Загряжска и знатоком старины.
– Первые захоронения наших предков были сделаны пятьсот лет назад. Именно жителей нашего городка. Еще раньше тут был коловорот кочевников. Степные нации шли с кибитками, женами и детьми в несметных количествах. Многие миллионы скота и лошадей пожирали растительность до голой земли, и кочевники шли дальше, на Европу. Местные жители убегали на север и прятались в пещерах и в норах под землей. Русская нация тем и спаслась, что кочевники боялись холода, и на север они не сунулись.
Соня внимательно слушала, стараясь понять геоэтнические откровения кдадбищенского смотрителя.
– А казаки? – спрашивала она. – Откуда здесь взялись казаки?
Дрюня охотно развивал свои мысли:
– Конечно, казаки не с Луны свалились. Есть соображение, что они вышли из степных наций. Часть кочевников не пошла со своими родичами на Европу, а осталась здесь, на этой местности. Полностью осели, прижились, приняли православную веру и утвердили полную свободу и равенство. Самая справедливая и вольная нация из всех наций на земле.
– А язык? Ведь мы говорим на русском языке?
– Тут смешение наций! Конечно, кацапов и хохлов больше, а они рядом жили. Произошло смешение. Поэтому кацапы, хохлы и казаки говорят на одном языке и считают себя русскими. Я читал на эту тему научные изыскания ученых людей из нашего университета.
– Значит, казаки – это русские?
Дрюня замялся, подыскивая подходящие аргументы. Сомнения одолевали, и он сам не был уверен в своих выводах.
– Казаки замешаны в нациях так, что чистого казака в природе сегодня не отыщешь. А пятьсот лет назад они водились, и чистокровных казаков хоронили на этом кладбище. Сейчас покажу одну могилу…
Дрюня провел гостью по узкой тропе между ржавыми оградками к старому вязу. Прямо под толстым стволом столетнего дерева лежал наполовину вросший в землю угловатый валун. Местные называют его диким камнем, по прочности он превосходит гранит, базальт и даже кремний. Острым сколом дикого камня вместо алмаза резали оконное стекло. На камне сохранилась выдолбленная корявая надпись на церковнославянском языке. «Казак Вертий, зять турецкого Султана. Умер 33-х лет от горилки. Год 1480, месяц май, дня 10-го».
Соня засмеялась и захлопала в ладоши.
– Какая веселая эпитафия! Прямо вижу этого отчаянного зятя!
Сведений о нем не осталось никаких, но правда, что он в Стамбуле украл у султана одну из дочерей и привез ее на Дон. Венчался и имел детей.
– Как интересно!
– Ничего особенного, – снисходительно пояснял Дрюня. – Это обычное дело у казаков. Вот тут, где сейчас порт, собирались сотни две-три казаков, садились в каюки и на веслах шли вниз по Дону, через Азовское море, пересекали Черное море и прямехонько в пролив Босфор. В проливе Босфор казаки давали трепку турецкому флоту и высаживались в Стамбуле. Брали у турков злато-серебро, парчу, шелк, масла пахучие, вина, закуски. И обязательно турчанок брали. Кто неженатый – женился, кто женатый – продавал дома за большие деньги. Вот тебе и смешение наций! Гришка Мелехов от турчанки пошел, поэт Жуковский от турчанки Сальхи пошел, и у нас многие казаки с турецкой кровью в большие люди вышли…