Внутри постоялый двор в два этажа, приёмная контора, пекарня, баня, и питейная-лавка Гундосого. Это я ещё не назвал котельную, хлев и, да много чего не назвал. Оно и понятно почему, так сразу всё и не припомнить. С керосином явный перебор. Не бывает его столько, выдумки. Да и не пахнет в Бочке керосином, совсем не пахнет.
Недолгая пробежка через лес по извилистой дорожке и вот она громадина, стоит много лет и всё ей не почём. Провалилась Бочка в землю, обросла кольями, тянется к небу, крышей тучи подпирает. У ворот глубокий ров, перед ним колья торчат, опутали их колючей проволокой. За кольями бревенчатый мостик. Обычно, ворота до самой темноты нараспашку, а сегодня заперты. Странно это, почему?
Дождь усилился, барабанит в спину большими, холодными каплями, стучит по голове. Ветер так и хлещет, подталкивает, торопит. Без слов говорит — уходи, прячься, нельзя под открытым небом стоять, ночь на пятки наступает.
Глава 2
— Стой! Кто идёт!? — Окликнули сверху. — Назовись!!!
— Открывай! Бродяга я! — Ответ получился не особо приветливый, запыхался.
— Тут все бродяги! Ты имя назови! — Ответили с издёвкой.
— Зайтан я!!! Из посёлка мусорщиков. — Пришлось помахать рукой, и нацепить улыбку. Понятное дело, сверху её не видно, но всё же, а вдруг?
— Карлуха! — Проревели зычным басом. Ветер гудит сдувает слова, плохо слышно. — Ступай вниз, погляди, что за птицу к нам занесло?!
— Эй, наверху?! — Признаюсь, такой ответ меня удивил, озадачил. — Вы часом кислой не перебрали?! Открывайте ворота! Нашли время дурачиться!
— А если не откроем?! — Пробасили совсем не приветливо. — Приступом возьмёшь?! — Громкий смех вперемешку с бранью, двух, а то и всех четырёх лужёных глоток. Похоже, караульные попивают кислую, весело им. А вот мне совсем грустно. Мокро под открытым небом, ветер холодный, пронизывает до костей. Заскрипели несмазанные петли, отварилась калитка в крепких, железных воротах.
— Здорово Бродяга. Заходи. — Прохрипели из чёрной дыры. — Оружие не тащи в контору. Оставь у Носатого.
— Что за придурки наверху? — Такого (радушного) приёма, я не встречал в этом месте. Карлуха, он же Коротун, прячется в тени, с его-то ростом это не сложно. На входе не горят лампы, да и менял что первыми встречали гостей тоже нет. Не припомню я такого дня что бы менялы у входа не тёрлись.
— Привет. — Коротун добавил света в масляной лампе, вытер о штаны руку и протянул мне ладошку. Потёртая кожаная куртка висит мешком, старые заплатанные штаны грязно синего цвета волочатся по земле. От такого убранства низкорослый приятель выглядит большим серым пятном.
— Привет. А чего темно? — Пожимая руку спросил я и принюхался. Керосином даже и не пахнет, а вот нечистотами из отхожего места и хлева разит как никогда раньше. В прошлый приход, тоже подванивало, но не так сильно.
— Не знаю. — Карлуха пожал плечами. — Ты проходи не стесняйся, я дверь запру.
— Ага, запирай. — Отошёл в сторону, заглянул в темноту коридора и там темень непроглядная. — Колесо крутить некому? Темно как в склепе. Ушастые подохли?
— Нет, не подохли. — Карлуха топчется на месте, потирает ладони. — Живы, крутят.
— Чего темно?
— Ты у Гундосого спроси. Это его забота лампы менять.
— Как Шванька поживает? Всё ли у неё ладно?
— Хорошо поживает. Нам с тобою так не жить. — Карлуха лукаво улыбнулся и взялся запирать калитку. — Гости у неё, не протолкнёшься.
— Что за гости? — За спиной брякнул тяжёлый засов. Где-то в глубине проблеяли, громко завизжали напуганные грохотом животные, но уже через минуту затихли.
— Пришлые к нам заглянули, да так и остались. С виду ничего, спокойные. — Поведал Карлуха и подёргал за мешок. — Платят патронами и консервами. А ты чего нарыл? Есть что интересное?
— Да так, мелочи разные.
— Будет врать-то. — Не поверил Коротун. — Что бы у тебя и мелочи?
— День не задался.
— Бывает. — С участием выдохнул Карлуха и подбодрил. — Ничего, в другой раз повезёт.
— Говоришь, Шванька нынче в наваре?
— Ага. — Низкорослый улыбается, выставил напоказ кривые, жёлтые зубы. — Пару сотен ещё днём девицы заработали. Патроны новые, в бумажных обёртках, жиром измазаны. По тридцать штук в каждой пачке. А ещё, огромную коробку хрустяшек девкам подарили. Хлеб такой, сушёный, в шуршащей обёртке. Вкусный, но вот пахнет не очень.
— А может и не ходить в контору? У Шваньки добро скину? — Встряхнул мешком, послышался тихий звон. — Патроны ей ни к чему, всё одно на барахло сменяет.
— Идея хорошая, но. — Карлуха пожимает плечами и ковыряет пальцем в ухе. — Прознают в канторе, пускать перестанут. Оно тебе нужно?
— И то верно. Та же Шванька и растрезвонит.
— Не знаю, как Шванька, а вот её девицы, языки распустят. Добро сменять не успеешь, как звон пойдёт. — Карлуха подмигнул. — Ступай в контору и бегом к Шваньке. Я договорюсь. Ну, так что? Два патрона, и ты без очереди на чистых простынях с девицей кувыркаешься. Тебе какую, беленькую или чернявую?
— Лучше беленькую, хотя?
— А бери обеих. Гони три патрона.
— Уже три? Наглеешь Карлуха?
— Дык это. — Низкорослый захлопал глазищами, а они у него большие. — Ты что, глухой? Гости у Шваньки, свободных девиц нет. Думай быстрей.
— Сначала в контору.
— Верное решение. Ступай. Только гляди, не засиживайся. Шванькины девки нынче нарасхват. Очередь за ними. — Не теряя надежды заработать патроны предупредил Коротун. — Ладно, беги к Носатому. Ружьишко там оставь. Да и ножичек, тоже выложи. На всякий случай.
— Держи. — Я полез в карман. Два пистолетных патрона легли Коротуну в маленькую, но широкую ладошку. Посмотрел он на патроны и сразу повеселел.
— Уже бегу. Мягкая кровать, чистая постель, пышногрудая девица. Всё устрою, ты меня знаешь.
— Да ты не торопись. Мне бы к Якову. Винтовку нужно подладить, что-то с затвором. Патроны возьми за так, подарок.
— Не возьму. — Карлуха протянул руку. — Забирай, не нужно мне такое.
— Не шипи. — Попросил и похлопал мелкого по плечу. — Патроны старые, отрыл на развалинах. Выбрасывать жалко, а проверять не с руки. Сам знаешь, не под моё ружьишко.
— Ясно. — Карлуха скривил кислую рожицу. — Втюхаю Гашеку-Пружине. Он жадный и подслеповатый. Думаю, полкувшина кислой нальёт.
— Вот и хорошо, беги к Гашеку. А я, заскочу к Якову и сразу в контору.
— Не спеши. — Карлуха спрятал подарок в карман штанов. Почесал нос и зарылся пятернёй в шевелюру, поскрёб и как-то грустно вымолвил. — Нет здесь Якова. Ушёл с Пуздро, да так и не вернулся.
— С Пуздро?
— Ага. Петька Пузатый, со скотного двора. С ним и ушёл Яков.
— Какого рожна, Яков с ним выперся? А главное куда?
— Косматый велел загоны подлатать. — Пояснил Коротун. — Вот и послал Пуздро за жердями. Тут неподалёку. Не знаю, по какой нужде Яков за ним увязался, но ушли они вместе. Я их за ворота провожал. Тыщу раз за жердями ходили и ничего. А тут. — Карлуха развёл руками.
— Не вовремя Яков ушёл. Хотел у него ружьишко подладить. Ну да ладно, в другой раз наведаюсь.
— А будет ли он, другой раз-то? — Карлуха опустил голову и тяжело вздохнул. — Может уже и не свидимся с Яковом.
— Шутишь? — Спросил и склонился пониже. Не вышел ростом Карлуха, от того и нужно нагибаться. — Что, кислой перебрал? Несёшь околесицу. С чего это вдруг не свидимся?
— Ага. Перебрал. — Карлуха осмотрелся и заговорил шепотом. — Пуздро, второго дня отыскался в овраге. А вот Яков, как сквозь землю провалился.
— И что Пуздро говорит? Где Яков?
— Не говорит Пуздро. Нечем ему говорить. Башку отрезали и брюхо вспороли. — Коротун поскрёб затылок. — И вот что самое странное, зверьё его не тронуло. Совсем не тронуло. Как лежал с выпущенными кишками, таким и нашли. Голова в кустах, глаза выковыряли, в рот травы напхали. Жуть.
— Карлуха мать-перемать твою!!! — Прогорланили в дыру в потолке. — Ты куда подевался, пукан кривоногий?!!!
— Здесь я!!! — Отозвался Карлуха. — Чего глотку рвёшь?! Приятеля встретил, поболтаю и вернусь!!!
— Приятеля он встретил. Тащи кислую!!!
— Не положено! — Рявкнул Коротун и тут же добавил. — Заткнитесь уроды, занят я!!!
— Кто наверху?
— Пришлые. Я тебе о них говорил. — Выдохнул Карлуха. — Вояки-то от нас свинтили. Дней десять как ушли.
— С какого перепугу? Почему ушли?
— Барахло собрали, только мы их и видели. Наскоро собирались, казаны да миски позабыли. Я их в коморку Носатого отнёс.
— А эти откуда взялись?
— Не знаю. Что не спроси лыбятся, глазами хлопают. Славка Метла, меня приставил за ними приглядывать. Помочь если нужно. Мужики крепкие, но с мозгами набекрень. Тупые как носки моих ботинок. — Карлуха улыбнулся и поглядел на обувь. Ботинки у него сплошная беда. Замш протёрся до дыр, тупые носки глядят вверх. Коротун поскрёб шею и поведал. — Вроде как из Широкого яра, говорок у них тамошний. Сказывают охотники они. А вот я не верю. Одежонка у этих. — Карлуха задрал голову посмотрел в потолок. — Военная, оружие совсем новое. У охотников ружья, у этих автоматы. Какие же они охотники? Про нашу жизнь ничегошеньки не знают. Бородарь от болота забрёл, увидали с крыши и давай в него палить. Патронов не жалеют. Стреляли как оглашенные, свалился бородарь замертво, а они всё палят и палят.
— Зачем убили? По какой нужде? Может, у кольев рылся?
— Нигде он не рылся. Я же тебе сказал, вышел от болота. Гулял он.
— Запутал ты меня Карлуха. Если бородарь у кольев не рылся, почему стреляли?
— Так ты у них и спроси. Я не знаю. Как прибили, сильно радовались, а потом за свежиной меня посылали. Сам знаешь, какая у бородаря свежина? Его мясом хорошо крысомордов морить, любая зверюга подохнет. Не охотники они. Брешут.
— А чего Метла сам за ними не приглядывает? Кислую хлещет?
— Вроде того. В услужение к пришлым подался. — Карлуха опустил голову, почесал затылок. — Ты-то как? Давно я тебя не видал. В Тихом промышлял или ещё куда захаживал?