[24].
Если жизнь внутри страны сводилась к труду на земле, небольшой зарплате или даже бартеру и зависимости от местного сеньора в вопросах защиты и правосудия, то жизнь на побережье была совершенно иной. В этих квазиобщинах (universitates) имелись суды руководствовавшиеся римским правом, городские ночные дозоры, когорты портовых чиновников, школы, тарифные кодексы, богадельни и больницы, сборщики налогов, таверны, склады и городские магистраты, копировавшие, ссылавшиеся, исполнявшие и стремившиеся расширить заветные и строго охраняемые таможенные права своих городов[25]. Каждая городская община придерживалась своих собственных обычаев, но все оставались открытыми для внешних контактов, что часто приводило к серьезным социальным противоречиям, поскольку города были подвержены всем новым веяниям средиземноморской коммерческой и культурной жизни, но не имели возможности или желания легко адаптироваться к этим изменениям. Например, волна реформаторского апокалиптического пыла, охватившая большую часть Южной Европы около 1300 года, с легкостью проникла в эти города и привела, среди прочего, к срочному принятию народом радикализированной "евангельской бедности", которая должна была помочь людям очиститься от грехов, чтобы противостоять разрушительной силе грядущего Антихриста[26]. Отождествление Федериго с богоизбранным королем, который возглавит евангельскую миссию, только усилило эти убеждения среди неграмотного населения. Широкие слои горожан приняли это движение, в котором было много антиклерикализма, а папство, как сила, стоявшая за установлением анжуйского господства, было в народе дискредитировано из-за его политических амбиций и, как считалось одержимости стяжательством. Поэтому, когда члены назначенной Папой инквизиции, в сопровождении команды сборщиков десятины, прибыли для восстановления порядка, они были встречены неповиновением, уличными протестами, и не раз подвергались откровенным нападениям. Однако приверженность евангелическому движению была непостоянной и периодической, поскольку многие сицилийцы, хотя и критиковали церковный секуляризм, не желали принимать утверждение реформаторов о том, что Церковь растеряла свой духовный авторитет. Не в силах разобраться в своих противоречивых чувствах, толпы обращались за советом к разным прелатам и популярным проповедникам, и, разумеется, получали противоречивые ответы, которых и следовало ожидать, что только ввергало их в еще большее смятение. Другие же, давно знакомые с бедностью и не находившие в ней никакой особой пользы, оказались вовлечены в движение, которого не понимали, и в то же время старались сохранить верность Церкви, чья политика вызывала у них горькое негодование, а священнослужители — недоверие. При постоянном повторении подобных противоречий, будь то религиозные события или изменения в средиземноморской торговле, политические перестановки или межэтнические отношения, прибрежные города оставались центрами перемен, волнений, недовольства и социальной напряженности[27].
Все эти трудности усугублялись тем, что между прибрежными обществами и внутренним миром существовал фундаментальный раскол, который не позволял развиваться политической или социальной сплоченности и фактически сводил экономические отношения между двумя мирами к минимуму. Мир баронов и сельских жителей был полностью лишен выхода к морю, поскольку королевский домен включал в себя не только личные владения короля и портовые города, но и все побережье острова на расстоянии "в один выстрел из лука от моря"[28]. Королевские законы также запрещали "любому дворянину или барону" вмешиваться в городское самоуправление и наказывал любого, кто пытался нарушить свободы, предоставленные городским жителям, или перекрывал городам доступ к пресной воде[29]. Эти законы были направлены на обеспечение государственных доходов и предотвращение возможного контроля над рынками со стороны тех, кто уже контролировал производство зерна, но они имели, намеренный или нет, побочный эффект, отрезая внутренние области острова от торговли и зарождающегося общинно-республиканского стиля управления. Как правило, такое разделение устраивало дворян, которые, проживая в горных районах, предпочитали традиционный уклад и ценили свою фактическую независимость. Но в периоды кризисов в аграрном секторе экономики, которые часто случались с 1311 года, у сельской Сицилии не было альтернативных способов поддержать свое благосостояние. Когда наступало бедствие, те голодающие крестьяне и неквалифицированные рабочие, которые могли это сделать, устремлялись в города в поисках работы или милостыни, становясь новым тяжелым бременем для и без того перенапряженных городских ресурсов. Скученность населения в городах и сопутствующие ей преступность и болезни в последние два десятилетия царствования Федериго резко возросли. Неудивительно, что уличные беспорядки тоже участились, и это, как правило, совпадало с упадком экономики во внутренних районах.
Что касается баронов, попавших в нисходящую спираль кризиса, то улучшить их экономическое положение можно было, лишь получив дополнительные земли за службу короне или, что еще проще, захватив их силой. Вымогательства и частные войны распространились по всей внутренней Сицилии и привели к полному уничтожению многочисленных аристократических семей. Вскоре после смерти Федериго, но еще до эпидемии Черной смерти, семьи Антиохия, Чизарио, Малетта, Монтелиано, Палицци, Пассането, Префольо, Склафани и Уберти в ходе баронских войн полностью исчезли[30]. Другой альтернативой для дворян было переселение в города, что они и сделали в значительном количестве. Эти "городские рыцари", как правило, не участвовали в торговле, не имея ни опыта, ни склонности к этому занятию, а вместо этого они стремились занять прибыльные административные должности, которые стали для них доступны в середине царствования[31]. В некоторых случаях дворяне просто узурпировали власть, но в большинстве случаев, о которых есть явные свидетельства, их назначал король, который нарушал свою собственную конституцию 1296 года, чтобы восстановить контроль над муниципалитетами, ввергнутыми в хаос. В некоторых случаях бароны как королевские офицеры получали командование над городами по просьбе самого муниципалитета (хотя, смещенные таким образом городские чиновники, позже предпочитали игнорировать этот факт, протестуя против вторжение дворян). Отсутствие альтернатив у дворян в 1320-х и 1330-х годах только усилило их воинственность и укрепило из репутацию в городах как развязных бунтарей и грубых задир. И по мере того как их репутация падала, предубеждение против них со стороны городского населения только усиливалось. Для прибрежной Сицилии мир баронов был отсталым и жестоким местом, где игнорировалось верховенство закона и куда едва ли проникало слово Божье. Например, уже в 1285 году король Хайме, жалуясь на "баронов и других людей, которые не служат и не оказывают помощи" всему королевству, называл горные районы чужой территорией, находящейся за пределами цивилизованного мира. А в 1328 году судья Катании Симоне Пуччи вставил в судебный протокол уведомление о том, что он перефразировал юридические детали документа (простой имущественной сделки) в максимально упрощенных терминах в интересах одного из участников, сеньора из Валь-Демоне, "потому что он рыцарь и, как предполагается, не знает закона"[32]. Эти "городские рыцари" были приспособленцами и часто были виновны в враждебной надменности по отношению к горожанам, которых они были посланы (как им казалось) защищать от их собственной неумелости. В некоторых местах они устанавливали почти военное положение. Однако мало кто из них был так плох, как Федериго д'Альгерио, чьи бесчинства быстро привели к массовым уличным протестам в Палермо: "Это человек развращенного характера, совершил множество преступлений в городе… А сколько горожан, даже матерей и жен, он разорил и обошелся с ними жестоко!.. Этот рыцарь настолько переполнен извращениями и позорными пороками, что глас простого народа дал понять всем нам… что он преступник и злодей, а его дом — логово воров"[33].
Король пытался стать объединяющей силой для этих разрозненных миров и обеспечить некое подобие общего правосудия, не нарушая гарантированных привилегий и не создавая впечатление, что он благоволит какой-либо определенной группе. Соблюсти этот баланс было непросто, и в итоге Федериго потерпел неудачу по всем пунктам. Укоренившаяся забота о самом себе, затем о своей семье и, самое большее, о своем городе, была слишком мощным фактором сицилийской жизни, чтобы короли, которые, несмотря на свои способности, все еще были подозреваемы многими сельскими и городскими подданными в том, что они всего лишь очередные фигуры в длинной череде иностранцев, носящих корону. Даже его гораздо более способный брат столкнулся с тремя покушениями со стороны недовольных подданных. Федериго же, за из-за своих неудач, столкнулся как минимум с двумя претендентами на регентство[34]. Однако чаще всего те, кто считал себя жертвой монаршего произвола или неумелости, довольствовались тем, что просто игнорировали королевские приказы. Например, один из ранних мятежников против Федериго, захвативший замок в Ганги и пытавшийся жить как независимый мелкий князь, не только избежал наказания, но даже был принят на королевскую дипломатическую службу всего через два месяца после того, как его заставили сдать крепость[35]