А Гвендолен, напротив, была в отличном расположении духа. Она разгладила на коленях нарядное новое платье, изящно поправила миленькую новую шляпку и элегантно откинулась в кресле.
— У меня получилось! — победоносно воскликнула она. — Разве я не молодец?
— Нет, — печально проговорил Мур. — Я уже скучаю по дому. Что ты наделала? Чему ты так радуешься?
— Тебе не понять, — снисходительно ответила Гвендолен. — Но я, пожалуй, кое-что тебе объясню. Наконец-то я выбралась из этого захолустья с его пустоголовыми членами городского совета и никчемными колдунами! А главное, сам Крестоманси оробел передо мной! Хоть это ты заметил?
— Ну, не знаю, — протянул Мур. — Я видел, как ты старалась ему понравиться...
— Замолчи сейчас же, а то я тебе такие судороги устрою! — разозлилась Гвендолен. И когда поезд, издав прощальный гудок, медленно пополз вдоль перрона, она изящно помахала духовому оркестру затянутой в перчатку ладошкой — ни дать ни взять особа королевской крови. Мур понял, что сестра всерьез готовится править миром.
Глава третья
Через час поезд уже прибыл в Боубридж, где брату с сестрой и надо было выходить.
— А городишко-то маленький, — с недовольным видом заметила Гвендолен.
— Боубридж! — объявил проводник, пробегая по перрону. — Боубридж. Юных Чантов просят сойти.
— Юные Чанты! — презрительно повторила Гвендолен. — Мог бы и поуважительней к нам обращаться!
И все-таки любое внимание ей льстило. Мур видел, как она дрожала от возбуждения, плотнее натягивая свои чересчур дамские перчатки. Он робко прятался за ее спиной, когда они выходили из поезда и, кутаясь от холодного ветра, наблюдали за тем, как носильщики выбрасывают на перрон их чемоданы. Прошествовав к проводнику, Гвендолен произнесла тоном королевы;
— Юные Чанты — это мы.
Это не произвело на проводника никакого впечатления. Едва кивнув, он заторопился к входу в здание вокзала, где ветер задувал еще сильнее, чем на перроне. Гвендолен пришлось придержать шляпку, чтобы та не слетела. У входа к ним шагнул молодой человек. Его куртка надулась от ветра и хлопала, как парус.
— Мы — юные Чанты, — все тем же царственным тоном объявила Гвендолен.
— Гвендолен и Эрик? Рад вас видеть, — дружелюбно сказал молодой человек. — А я — Майкл Сондерс. Вы будете заниматься у меня вместе с другими детьми.
— Другими детьми? — надменно спросила Гвендолен.
Однако мистер Сондерс явно не привык стоять на месте и чинно беседовать. Он уже умчался за чемоданами. Раздражение Гвендолен росло. Но когда мистер Сондерс вернулся и они все вместе вышли на площадь перед вокзалом, где их ждал автомобиль — длинный, черный, глянцевый, Гвендолен сменила гнев на милость. Такой прием ее вполне устраивал.
А Мур предпочел бы ехать в экипаже. Машина тряслась и гудела, к тому же в ней пахло бензином. Его сразу же затошнило, и стало еще хуже, когда автомобиль выехал из Боубриджа и заколесил по извилистой проселочной дороге. Он утешал себя только тем, что ехали они быстро. Уже через десять минут мистер Сондерс воскликнул: «А вот и Замок Крестоманси. Отсюда его видно лучше всего».
Позеленевший Мур и румяная Гвендолен посмотрели в ту сторону, куда указывал мистер Сондерс. Украшенный башенками серый Замок возвышался на дальнем холме. На новом повороте им открылась пристройка к Замку, должно быть недавняя, — с огромными окнами и флагом над крышей. А еще они увидели могучие деревья — темные кедры и большие вязы, а между ними мелькали лужайки и пестрели цветы.
— Выглядит здорово, — выдавил измученный Мур, удивляясь молчанию Гвендолен. Он надеялся, что остаток дороги будет не слишком извилистым.
На его счастье, им осталось только обогнуть зеленый газон и въехать в массивные ворота. К старой части Замка вела длинная аллея, обсаженная деревьями. Шурша гравием, машина притормозила прямо у величественного входа. Гвендолен нетерпеливо потянулась к двери. Она не сомневалась, что в таком доме есть дворецкий, а может, и лакеи, поэтому ей не терпелось совершить торжественный выход.
Однако автомобиль поехал дальше, мимо бугристых серых стен старого Замка и остановился перед малозаметной дверью в начале пристройки. Этот вход, скрытый густой зеленью рододендронов, казался почти потайным.
— Сейчас мы войдем в эту дверь, — бодро объяснил мистер Сондерс, — поскольку именно ею вам придется пользоваться чаще всего. Вот я и подумал, что вам будет легче здесь ориентироваться, если я сразу же проведу вас тем путем, каким вам предстоит ходить каждый день.
Мур не имел ничего против: на его взгляд, эта дверь выглядела более домашней, уютной. Но Гвендолен, чье торжественное появление сорвалось, бросала на мистера Сондерса возмущенные взгляды и явно подумывала о том, какое бы заклятье попротивней на него наложить. Но скрепя сердце она все-таки отказалась от этой затеи: ей все же хотелось произвести хорошее впечатление. Выйдя из машины, они последовали за мистером Сондерсом в дом и оказались в просторном, сияющем чистотой коридоре. Кстати, куртка их провожатого имела свойство надуваться парусом даже там, где вовсе не было ветра.
Встречала их весьма представительная дама. Она была затянута в узкое пурпурное платье, а на голове ее высилась целая башня черных как смоль волос. Мур подумал, что она и есть миссис Крестоманси.
— Это мисс Веникc, экономка, — представил даму мистер Сондерс. — Мисс Веникc — Эрик и Гвендолен. Боюсь, Эрика укачало в машине.
Реплика мистера Сондерса смутила Мура: неужели это так заметно? А Гвендолен, недовольная тем, что ее встречает какая-то экономка, холодно протянула мисс Веникc руку.
Мисс Веникc церемонно поздоровалась с обоими. Когда Мур подумал, что еще ни одна дама не вселяла в него такого благоговения, тут мисс Веникc ласково улыбнулась.
— Бедный Эрик, — сказала она. — Я тоже с трудом переношу поездки в автомобиле. Ну ничего, раз ты уже выбрался из машины, тебе должно стать легче, но если ты все еще неважно себя чувствуешь, я дам тебе какое-нибудь лекарство. Идите умойтесь и посмотрите свои комнаты.
Вслед за узким пурпурным треугольником платья мисс Веникc они поднялись по лестнице, затем прошли по коридору, за которым их ждала еще одна лестница. Мур в жизни не видел такой роскоши. Всю дорогу они шли по ковру — мягкому зеленому ковру, похожему на утреннюю росистую траву, — а пол по обеим сторонам был так отполирован, что в нем отражались и ослепительно-белые стены, и картины на стенах. Всюду царила полная тишина, нарушаемая только звуком шагов и пурпурным шелестом мисс Веникc.
Домоправительница открыла одну из дверей, и ребята зажмурились от яркого полдневного солнца.
— Вот твоя комната, Гвендолен. А тут — твоя ванная.
— Спасибо, — произнесла Гвендолен, величественно вплывая в свои владения.
Мур заглянул туда из-за спины мисс Веникc и увидел, что комната очень большая и почти весь пол в ней покрыт толстенным мягким турецким ковром.
— Когда нет гостей, семья ужинает рано, — предупредила экономка, — вместе с детьми. Сегодня как раз такой день. Но, думаю, вы все равно хотите чаю. Я распоряжусь. В чью комнату прислать чай?
— В мою, пожалуйста, — быстро ответила Гвендолен.
Последовала короткая пауза, а затем мисс Веникc продолжила:
— Значит, с этим мы разобрались, не так ли? А твоя комната, Эрик, там, наверху.
Они поднялись по винтовой лестнице. Мур обрадовался: кажется, ему предстояло жить в старой части Замка. Он не ошибся. Мисс Веникc открыла дверь, и взору мальчика предстала круглая комната с тремя окнами. Мур подивился толщине стен — фута три, не меньше! Мур не удержался и пробежался по яркому ковру, вскарабкался на стул под окном и выглянул на улицу. За плоскими кронами кедров открывался вид на большую лужайку, напоминавшую лоскут зеленого бархата, за которой высился холм с цветущими садами по склону. Затем Мур оглядел саму комнату: выбеленные сводчатые стены, массивный камин, кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол, комод и книжный шкаф с заманчивыми корешками.
— Мне здесь нравится! — воскликнул Мур.
— Жаль только, что вход в ванную не прямо из комнаты, а дальше по коридору, — сказала мисс Веникc, словно извиняясь за этот недостаток. Но поскольку у Мура никогда раньше не было собственной ванной, он нимало не огорчился.
Едва экономка ушла, он поспешил взглянуть, как же эта ванная выглядит. К своему полному восхищению, он обнаружил там красные полотенца — маленькое, среднее и большое — и губку величиной с дыню. Ванна стояла на чугунных львиных лапах. В одном из углов комнаты, облицованном кафелем и завешанном красной прорезиненной занавеской, помещался душ. Муру не терпелось поэкспериментировать со всеми этими радостями, и он порядком намочил все кругом. Когда он, все еще мокрый, вернулся в свою комнату, его чемодан и коробка уже были там и рыжеволосая горничная их распаковывала. Она сказала мальчику, что ее зовут Мэри, и спросила у него, правильно ли она раскладывает вещи. Она вела себя чрезвычайно любезно, но Мур несколько робел ее, поскольку ее рыжие волосы напоминали ему о мисс Ларкинс. — Э... могу ли я пойти вниз, чтобы... э... выпить чаю? — запинаясь, спросил мальчик.
— Чувствуй себя как дома, — ответила Мэри (как показалось Муру, несколько холодно).
Он побежал вниз, думая, что, возможно, он не произвел на горничную должного впечатления.
Чемодан Гвендолен высился в самом центре ее комнаты. Сама она восседала в царственной позе возле круглого стола у окна. Перед ней стояли большой оловянный чайник и две тарелки — в одной серый хлеб с маслом, в другой — печенье.
— Я сказала горничной, что сама распакую свои вещи, — объявила Гвендолен. — Ведь и в чемодане, и в коробке у меня кое-что припрятано. И я попросила ее немедленно принести чай, поскольку я умираю с голоду. Но ты только посмотри на это! В жизни не видела такого убожества. У них даже варенья не нашлось!
— Может, хотя бы печенье вкусное? — с надеждой предположил Мур. Но нет, печенье оказалось так себе.