– Странно, – удивился я. Может, Харон и мог так поступить, но остальные – вряд ли. Особенно Рудик и Рут. – Может, вы их и не оживляли вовсе?
Захаров оскорбленно хмыкнул и повернулся ко мне спиной.
– Печально, что вы обо мне такого мнения. Однако я предвидел подобный вопрос, поэтому получите ваше доказательство. Грета, покажи.
Под потолком что-то зажужжало. На белой стене помещения, судя по всему, служащей одновременно и экраном лабораторного кинотеатра, появилось прямоугольное светлое пятно. Замелькали кадры – автоклав, в котором матрица медленно принимает форму человека, и столпившиеся возле стеклянного гроба существа… которые были лишь отдаленно похожи на моих друзей.
– Не удивляйтесь, – бросил через плечо академик. – Это последствия воздействия пыли Монумента, которая оказалась на ваших гильзах – заметьте, не по моей вине. Впрочем, ваши друзья не особенно горевали по поводу изменения своей внешности. Скорее наоборот. А вот с вами, уж простите, небольшая неувязка вышла. И, опять же, я здесь ни при чем. Я предупреждал этих красавцев, что моя последняя матрица повреждена, но для них было важнее вернуть вам Долг жизни, нежели подумать о вашем будущем…
Захаров запнулся и кашлянул, пытаясь скрыть смущение. Похоже, он жалел сейчас, что в запале брякнул лишнее. Но я его услышал и задал вполне закономерный вопрос:
– Говорите, матрица была повреждена? Господин ученый, скажите честно – что со мной?
Академик отвел глаза в сторону.
– Главное, что вы живы… наверное.
И запнулся.
– Не понял. Что значит «наверное»?
Захаров вздохнул.
– Понимаете… Я не знаю. Только что я не реанимировал вас. Вы просто очнулись – и все. Кровяное давление и пульс на нуле. Зрачки расширены. Температура тела двадцать один градус, такая же, как в помещении. К тому же сейчас я колю вашу руку острием скальпеля, а вы не реагируете. Все это признаки посмертных изменений организма. Но, тем не менее, вы живы!
Я посмотрел вниз.
Действительно. Академик держал скальпель, кончик которого был вонзен в мой указательный палец… который не реагировал на боль. Потому что ее не было.
Но поразил меня не вид блестящего хирургического инструмента, погруженного в мое мясо.
Моя рука была черной! Изуродованной, похожей на узловатую ветку горелого дерева с растрескавшейся корой вместо кожи. И из ранки, оставленной скальпелем Захарова, медленно стекала вниз тягучая капля гнойно-зеленоватой крови.
– Мне уже приходилось видеть кровь такого цвета, – медленно проговорил я.
Странно, но увиденное меня не шокировало. Возможно, за время своих многочисленных похождений в Зоне я привык ко всему и удивить меня чем-либо стало очень трудно.
– Увы, я ничего не мог сделать, – истерично воскликнул Захаров. – Я просто не хотел умирать, и поэтому…
– Поэтому оживили меня посредством бракованной матрицы, предназначенной для создания киба, – закончил я за него.
Академик поперхнулся криком, замер на мгновение – и тут плечи его поникли.
– Простите меня, – прошептал он. – Пожалуйста, простите. Судьба – злая штука. Я помню, как вы просили меня не делать из вас киба, и я обещал вам… Вы вернули мне мой комплекс, пожертвовали жизнью ради этого, выполняя данное мне слово, а я…
Не люблю я этих мелодрам. Поэтому я невольно поморщился – и услышал, как мое лицо слабо затрещало, словно рвущаяся тряпка. Но на это было уже наплевать. Сейчас я хотел лишь одного.
– Господин Захаров, сделанного не воротишь, – сказал я. – Поэтому прекратите истерику и дайте мне зеркало.
Академик стер рукавом набежавшую слезу и с испугом посмотрел на меня.
– Может, не надо…
– Надо, – жестко сказал я.
И попытался сесть.
Удалось это не сразу, тело пока что слушалось меня неважно. Но – удалось. Странно это, конечно, – двигаться, ничего не чувствуя, но я, наверно, смогу привыкнуть. Ибо альтернативы все равно нет.
Скрипя суставами, я, наконец, уселся на койке как раз в тот момент, когда Захаров принес небольшое квадратное зеркало на деревянной подставке, явно еще советского производства. Не удивительно. Люди его возраста должны ценить и любить вещи из той великой страны прошлого, которая однажды совершенно неожиданно разрушилась, подобно Четвертому энергоблоку, казавшемуся таким надежным и долговечным.
Я взял в руки зеркало, примерно представляя, что там увижу.
И потому не удивился, лишь скривился от омерзения…
На меня смотрела отвратительная харя, отдаленно похожая на человеческое лицо, хаотично облепленное черной, бугристой плотью, в которую несимметрично воткнули красные глаза, лишенные век и ресниц. Радужка тоже красная, как и белок – если эту массу цвета крови можно назвать белком. И зрачок крохотный, как булавочный укол, почти незаметный. Внизу, под неровной опухолью, заменяющей нос, вместо рта протянулась кривая черная щель. В общем, на редкость мерзкая физиономия.
– У киба, которого я видел недавно, рожа была красная, – заметил я, невольно проводя кривыми пальцами по тому, что очень условно можно было назвать лицом. – И глаза желтые.
– Нормальный… кхм… рабочий киб имеет температуру тела, близкую к человеческой, – вздохнул академик. – И сердце у него бьется, и кровяное давление присутствует. Если честно, я не знаю, что вы такое. Исходя из показаний приборов, вы труп, но…
– Это Зона, господин Захаров, – сказал я, кладя зеркало на койку. – Здесь возможно всякое. И да, у меня к вам просьба. Я понимаю, что боевой костюм киба стоит недешево, но не могли бы вы дать мне его в долг на время? Уверяю вас, я рассчитаюсь сполна. Просто не хочу пугать окружающих своей… как бы выразиться помягче… внешностью.
– Да-да, конечно, понимаю, – засуетился академик. – О чем вы говорите, берите насовсем и бесплатно. Пройдемте в мой спецсхрон, выберите тот, который понравится.
…Спецсхрон Захарова впечатлял.
Комната размером метров в тридцать квадратных была скрыта за раздвижной панелью в стене коридора. Вдоль двух стен, словно пустые рыцарские доспехи, стояли черные бронекостюмы, в которых по научному комплексу расхаживали кибы. Третья стена была сплошь увешана оружием. На полу стояли цинки с патронами и ящики с непонятной маркировкой.
– Энергетические капсулы для молниеметов и магазины для пушек Гаусса, – пояснил академик, заметив мой взгляд. – Кстати, оружие себе тоже подберите по вкусу.
– Благодарю, – с усилием кивнул я. Новое тело пока еще слушалось плохо. Хотя Зона его знает, временно это или навсегда.
– Бронекостюм является дополнением к телу киба, – словно прочитав мои мысли, пояснил академик. – Это самообучающийся модуль, который сглаживает ошибки… кхм…
– Бракованных матриц, что идут на производство кибов, – продолжил я за него. Хорошо хоть моя речь немного восстановилась, и можно говорить без жутких хрипов. – Кстати, а дыхание у меня – это необходимость или атавизм, типа аппендицита?
– Не знаю, – пожал плечами Захаров. – Вы не обычный киб, много несоответствий с базовыми моделями. Не исключаю, что…
Но я уже не слушал ученого. Когда я выбираю снаряжение и оружие, мне не до разговоров.
Бронекостюмы здесь были двух видов – тяжелые экзоскелеты с пневмоприводами, благодаря которым можно при желании приподнять кабину грузовика, и среднебронированные модули с ограниченной поддержкой двигательных функций. Прыгнуть подальше, чем обычно, получится, но вот от пулеметной очереди в упор такая броня точно не спасет.
Тем не менее я выбрал средний. Всегда предпочитал пожертвовать защитой ради маневренности. Бег в экзоскелете напоминает пробежку беременной самки носорога. Вроде бы и рад разогнаться, да масса не дает, несмотря на пневмоприводы, добавляющие силу конечностям. А в среднем модуле вполне получится и в перекат уйти, и с линии огня быстро сместиться, и оперативно самому начать стрелять раньше, чем противник соберется тебя прикончить.
Любая броня подразумевает основную одежду – если придется снять поврежденную бронезащиту, не в трусах же по Зоне рассекать. Поэтому для начала я подобрал себе стандартный легкий хлопковый комбез с капюшоном и надежные берцы. После чего приступил к облачению в кибовскую броню.
Покончив с этим, я попытался подвигаться. Получилось, но без удовольствия. Создатели модуля не заботились о комфорте уродов, которые будут в них запакованы. Там давит, здесь жмет. Но в целом жить можно, если не обращать внимания на мелкие неудобства. Хотя шлем, например, порадовал. Снаружи – сплошное черное яйцо, а внутри – стопроцентный обзор. Куда голову ни поверни, все видно. И зум продуманный. Прищурился – и через полсекунды получил шестикратное увеличение картинки. Очень удобно при стрельбе с открытого прицела.
Поскольку модуль повышал грузоподъемность, я позволил себе несколько превысить и огневую мощь, и носимый боезапас. На пояс, специально для этого интегрированный в бронекостюм, я повесил две кобуры с револьверами РШ-12. Ни у одного торговца в Зоне я эти громоздкие «слонобои» не видел, только у Захарова. Очень редкое оружие. Мощное, крайне надежное, но тяжелое и громоздкое. Хотя модульные мышечные усилители должны потянуть их неслабую отдачу.
Ради взаимозаменяемости под тот же патрон, что и для револьверов, взял я крупнокалиберный штурмовой автомат АШ-12. Ходил я уже с ним по Зоне, крутая машинка. Правда, магазин маловат, всего на двадцать патронов, зато на дистанции до трехсот метров противнику не поздоровится даже в бронежилете. Не пробьет, так запреградное действие пули кости переломает.
Во встроенные подсумки на модуле я рассовал магазины и укупорки с патронами. Хотел еще снайперскую винтовку «Выхлоп» взять под тот же патрон, но передумал. Решил, что даже с мышечными усилителями тяжеловато будет, а я еще рассчитывал гранат захватить. Плюс, само собой, мне рюкзак был нужен под жратву и воду, так что сунул я в подсумки еще по три Ф-1 и РГД-5 и на этом закрыл оружейный вопрос. После чего повернулся к Захарову и поинтересовался: