– Ломоносов, – усмехнулся все тот же студент, – это исключение. Когда это было, а мы все его вспоминаем. Почему же тогда сегодня не появляются новые Михайло Васильевичи?
– Хорошо, еще один пример из советского прошлого – Лев Семенович Понтрягин, великий математик. В тринадцать лет потерял зрение, когда в его руках взорвался примус, и вопрос о школе был закрыт, но на помощь пришли одноклассники. Желая помочь другу, они потихоньку объясняли ему, что писал на доске учитель, и читали вслух книги после занятий. Отец почти сразу умер от горя, а мать, простая портниха, помогала слепому сыну делать уроки и читала, читала, читала. Позже сам Лев Семенович вспоминал, как трудно ей было проговаривать учебники по математике, объясняя непонятные ей самой формулы никогда не видевшему их сыну. Закончив школу с золотой медалью, он хотел пойти в какое-нибудь ремесло, но мать, повторюсь, простая портниха, понимая, что сын увлекается метаматематикой, настояла, чтоб он продолжил учебу в институте. Позже этот слепой мальчик не только оставит след в мировой науке, но и помешает переносу русел сибирских рек.
Эрик хотел привести еще пару примеров из недавней истории для активного студента, но увидел, как через заднюю дверь в аудиторию тихо зашел полковник.
– Но если вы хотите все же о нашем времени, давайте я приведу вам такой пример. Моя мать – медсестра, которая закончила медучилище, не потянув институт. Моя бабка по материнской линии – повариха в столовой, а дед – кочегар. В графе «отец» стоит прочерк, родительница не любит отвечать на мои вопросы о нем, но бабка, будучи женщиной простой и резкой, называла его иродом и бессовестным свином, не знающим ничего кроме водки, что, как мне кажется, очень красноречиво описывает моего сбежавшего папашу. Я же в пятилетнем возрасте, по словам родительницы, научился читать и писать. Вы спросите, как? Нет, не мама меня обучила, она постоянно работала, чтоб прокормить нас. В перестройку ей, матери-одиночке, было очень несладко. Днем, конечно, был детский сад, но особенность работы медсестры такова, что раз в три дня она уходила на дежурство, а иногда и чаще, чтоб заработать чуть больше. Бабушка и дед жили в Подмосковье, и ехать было им далеко и долго, и потому мама просила соседа, живущего через стену, учителя-пенсионера, иногда заходить и проверять меня, остававшегося одного на ночь. Вот он, пытаясь читать сказки, и обнаружил мои способности, потому что вместо того, чтоб спокойно слушать старика, я спрашивал его о буквах. Так мы стали заниматься. Дальше я уже пошел сам. На самом деле, все есть в книгах, помните, как у Джека Лондона в романе «Мартин Иден»: достаточно просто читать, чтоб всему научиться. В шесть лет я уже пошел в школу и закончил ее экстерном в двенадцать. Сейчас, в сорок лет, я доктор исторических наук, профессор, что в моем возрасте нонсенс. Хотя, как мы с вами помним, моя генетика этому не способствовала, – с гордостью закончил он свою речь, но тут противный студент задал самый отвратительный вопрос, какой только мог.
Эрик и сам в последнее время много раз задавал его себе и, увы, не находил ответа.
– Ну и что дальше?
От нужды отвечать спас звонок, оглашающий окончание пары.
– Продолжим на следующей лекции, – сказал Эрик, стараясь не показать, что вопрос его задел.
Когда студенты почти моментально скрылись из аудитории, он громко произнес, глядя на верхний ряд парт:
– Товарищ полковник, ваши визиты перестают меня радовать и начинают пугать.
– А зря, – ответил тот буднично. Он достал свой блокнот и начал что-то там писать.
Его всегда восхищал и одновременно раздражал его спокойный тон в любых ситуациях.
– Эрик, – по-отечески снисходительно произнес Василий Васильевич, – есть дело.
– Во-первых, спешу напомнить, что я больше вам ничего не должен. Вы сумели доказать, что я невиновен, а я в свою очередь объяснил вам свой метод и прошел все ваши дурацкие тесты, о которых вы меня просили.
Полгода назад Эрик предупредил своего соседа, что его собираются ограбить, и через какое-то время этого недоумка действительно ограбили, только вот обвинили в этом самого Эрика. Вначале он спокойно пытался объяснить следователю, что это всего лишь логический ряд, но его никто и слушать не хотел. Вот именно тогда, когда он уже не верил в правосудие, появился полковник. Выслушал его и сумел доказать невиновность Эрика на основании его же показаний. В обмен он попросил пройти ряд тестов и объяснить, как он это сделал.
– Во-вторых, – продолжал Эрик, – я провалил итоговое задание, а в-третьих…
– А в-третьих, я тебе не поверил, – закончил за него Василий Васильевич, кивая. – Видишь, я тоже могу прогнозировать.
– Ну, если так, то вы знаете, что второй раз я не поведусь на это все, – сказал Эрик холодно, собирая в модный портфель свои записи для лекций.
– Знаю, – безо всяких ужимок согласился полковник, продолжая что-то писать, не поднимая взгляд на Эрика. Эта его привычка тоже сильно раздражала.
– Тогда зачем вы здесь? – искренне удивился он.
– Чтоб задать тебе всего лишь один вопрос, – просто сказал Василий Васильевич, продолжая делать записи, – но я опоздал.
– В смысле? – не понял Эрик.
– Я опоздал, потому что его только что задал тебе выскочка-студент. Кстати, ты знаешь, что он влюблен в активистку с первой парты, которая в свою очередь влюблена в тебя, вот он и выпендривается, мучась ревностью, – сказал полковник как бы между прочим. – Так что дальше, Эрик, что дальше? Тебе же скучно, ты достиг всего, что только возможно в своей сфере. Соглашайся, попробуем еще раз, может быть, это была статистическая ошибка. Иначе ты сам себя съешь, чувствуя, как деградируешь в этом университете. Если же все-таки у нас получится, то впереди интересные задачи и работа, которая не даст скучать, а самое главное, чувствовать, что все не зря и весь твой талант и развитый упорным трудом интеллект работают во благо. Что ты не случайно появился на этой планете такой весь из себя умный. Ты будешь консультировать лучшие группы в раскрытии самых запутанных преступлений.
Эрик понимал, что, будучи неплохим психологом, а главное, имея огромный опыт и досконально проверенные данные, полковник сейчас давит на его самое чувствительное место – честолюбие.
– Заново решать ваши задачки и тесты я не хочу. Возможно, у меня тогда не получилось именно потому, что все было искусственным, ненастоящим. Вот поэтому я и ошибся, – ответил Эрик с легкой с обидой, хотя очень старался говорить как полковник, спокойно и даже немного устало. Да и к тому же он точно знал, что провалил тот злополучный экзамен по другой причине, но этого полковнику знать не обязательно.
– Опять же согласен с тобой полностью, – Василий Васильевич по-прежнему не спорил с ним и говорил размеренно, продолжая что-то записывать, хотя Эрику уже казалось, что он не пишет, а рисует, слишком размашисты и непредсказуемы были его линии. – Именно поэтому я и выбил для тебя настоящее дело. Это было непросто, но я все еще верю в тебя и хочу помочь. Оно немного спорное, и вот тут как раз и понадобится твой талант. Если он, конечно, у тебя все-таки есть.
Полковник встал, вырвал из блокнота листок и, положив на парту, со вздохом произнес:
– Завтра в девять, ты знаешь где. Жду.
Когда за полковником закрылась дверь аудитории, Эрик Кузьмич Единичка подошел к оставленному Василием Васильевичем листку и посмотрел. Это был действительно рисунок. городской пейзаж: стандартные пятиэтажки, фонари и много снега. Под одним из фонарей стоял мужчина с портфелем, похожим на тот, что Эрик сейчас держал в руках, а вверху было написано слово «Зима». Рисунок вышел очень атмосферным, и было трудно поверить, что полковник набросал его так быстро, буквально на коленке. Смущало лишь то, что слово «Зима» было написано с большой буквы.
Глава 3. Юлий
Блокнот № 1, страница 25.
Сегодня я поразился одному обстоятельству, что миром все же правит сила. Знания, начитанность – это прекрасно, но иногда этого бывает недостаточно. Иногда нужна обычная грубая сила. Завтра иду записываться в секцию по боксу. Уверен, что с моей обучаемостью я и там стану первым. Как только я понимаю, что данная опция мне необходима, то преград просто не остается.
Странное чувство охватило Юлия. С одной стороны, ему дали шанс, а ведь могли бы и не давать, могли бы просто вычеркнуть его из списков, и всё. Таких, как он, множество, незаменимых не существует, но ему его все-таки дали. Недаром он оббивал пороги и просил, правду говорила ему бабуля, стучись, Юлий, стучись всегда, не стесняйся, какая-нибудь дверь обязательно да откроется. Деньги просить стыдно, а работу – нет.
Маленький город где-то возле Иркутска – это тоже очень хорошо. В таких городах люди обычно всё друг про друга знают, и раскрыть преступление будет не так трудно. Но вот с другой же стороны зачем-то придется тащиться туда с двумя гражданскими. Нет, Юлий тоже был на данный момент гражданским, но, во-первых, он всегда в душе чекист, а во-вторых, он определенно собирался попасть в строй, а эти двое будут висеть на его руках гирями, только мешая расследованию.
Поварившись ночь в этих противоречивых мыслях, Юлий решил, что справится с заданием и вернется с победой, чего бы ему это ни стоило, и никакие гражданские ему в этом не помешают. В крайнем случае, он их просто очарует – бабуля говорит, у него это прекрасно получается.
Парковка возле здания, где была назначена встреча, была забита. Боясь опоздать, Юлий нервничал и, видя, как машина перед ним, найдя место, начала маневрировать, чтоб припарковаться задом, проскочил, встав передом, словно бы и не заметил маневров этого зануды.
– А вам не кажется, что вы сейчас как минимум, нарушили основы взаимоуважения автомобилистов на дороге, а как максимум, нахамили мне лично? – крикнул из машины чудак в смешной клетчатой кепке и не менее смешном пижонском пальто, у которого он только что увел парковочное место.