Она шла, и высокая и мокрая трава хлестала по голенищам сапог, оставляла мелкое зеленое крошево, и пахло землей и разогретыми стволами деревьев, и шмель гудел, облетая радостное соцветие иван-да-марьи, листья шелестели высоко-высоко, и в заросшей тракторной колее обязательно находился крепенький белый грибок с упоительно-кофейной шляпкой. Он никогда не бывал одиноким, рядом всегда торчали его братья и сестры, а под елкой всегдашний сосед — мухомор. И корзинка тяжелела, и Анфиса перекладывала ее с локтя на локоть, и когда белые поднабирались, она возвращалась домой, разморенная жарой и июлем, и на опушке всегда набирала ромашек. Марфа Васильевна любила ромашки, особенно лесные.
Белые в расписной мисочке наверняка были те, летние, и Анфиса вдруг успокоилась немного.
Марфа Васильевна посмотрела на нее, вздернула брови и усмехнулась. У нынешних молодых все написано на лице.
— Итак, что мы должны обсудить прежде всего? — спросила она, достала из портсигара свою вечную сигарету и закурила. Все помалкивали. — Я так полагаю, что загадочную смерть нашего соседа в первую очередь.
— А я полагаю, что нам надо прежде всего обсудить вопрос вашей с Клавой безопасности, — перебила Анфиса, отлично понимая, что как раз этот вопрос бабушка обсуждать ни за что не станет. — Вам надо переехать в городскую квартиру.
— Полно вздор молоть! Я не живу в этой квартире сорок лет и сейчас жить не стану.
— Бабушка, здесь может быть опасно!
— Не опасней, чем в твоей дурацкой квартире!
— Бабушка!
— Анфиса, девочка, что это ты выдумала, право слово!.. — Клавдия, которая вечно спорила с бабушкой, кажется, на этот раз была целиком и полностью на ее стороне и слегка из-за этого недоумевала. — Куда же мы поедем?!
— А вдруг у нас маньяк?! Вот и Юра говорит, что это может быть маньяк. Да, Юра?
— Собственно, я ничего такого…
Анфиса упиралась только из упрямства. Оно у них передавалось по женской линии. Так сказать, наследственное упрямство.
Пришел кот Архип, оценил серьезность обстановки, и не стал бухаться на бок, и в кресле не стал разваливаться, а уселся настороженно прямо в центре ковра и бубликом сложил хвост. Уши поставил топориком и прижмурил глаза — делал вид, что ему неинтересно.
— Давайте лучше про другое поговорим, — предложила бабушка и затянулась. — А именно, про Кентервилльское привидение. Петра Мартыновича в последнее время кто-то пугал. Кто и зачем мог его пугать? У кого какие предположения?
Предположений не поступило, и бабушка продолжала:
— Его дом почти ничего не стоит.
— Смотря что имеется в виду! — подала голос Анфиса. — Тысяч тридцать-то наверняка!
— Если с участком, добавил Юра. Он неторопливо мешал ложкой в чашке — полное спокойствие и невозмутимость, как и полагается джентльмену в дамском обществе.
— Ну, с участком.
— Убивают и за меньшее, — неторопливо продолжал Юра.
— Господи Иисусе, вечный покой, — пробормотала Клавдия, перекрестилась и утерла глаз клетчатым носовым платком, — живая душа…
— А почему мы все так уверены, что его убили? — спросила Анфиса громко. Нельзя позволять Клавдии разойтись как следует, это могло кончиться плохо.
— Во-первых, диванная подушка. Тебе Юра говорил об этом?
— Говорил, но это не самое…
— Во-вторых, когда мы приехали утром, дверь была открыта.
— Ну и что?
— Моя дорогая, я, конечно, стара и слаба, но все же не в полном маразме! Человек, напуганный кем-то или чем-то, ложится спать, забывает запереть входную дверь и ночью умирает во сне?! Это что такое? Я тебе скажу, что это такое!
— Что же?
— Это нонсенс! — торжественно произнесла бабушка. — Полный нонсенс и больше ничего! Если он так боялся, что накануне был не в себе, почему дверь-то не запер?! Он должен был ее на три замка запереть, да еще на щеколду, да еще шкапиком подпереть! А он — здрасти-пожалуйста — при открытой двери разлегся!
— Да, — задумчиво сказала Анфиса. — Это точно.
— И не только дверь, — сказал Юра негромко. — Еще кое-что.
Все повернулись к нему, он быстро взглянул на них и опять стал помешивать в чашке чай.
— У Петра Мартыновича на правой руке был воск.
— Что?!
— Воск. Капельки воска. Как будто капало со свечи. Вы… не заметили, Марфа Васильна?
Бабушка с размаху потушила в пепельнице сигарету:
— А и правда, пресвятой Панкратий! Был у него на руке воск! Был! Я еще подумала, бородавки у него, что ли?!
— Бабушка, что еще за Панкратий?! Откуда ты его взяла?!
Бабушка отмахнулась. Она любила выражаться чуть более витиевато, чем все обыкновенные люди!
— Значит, он куда-то ходил со свечой, но при осмотре места происшествия никакой свечи обнаружено не было!
Зря он сказал про «осмотр места происшествия»! Как-то само получилось, и он не успел проконтролировать себя. Очень привычное, ладное, всегдашнее выражение, удобное, как кобура с пистолетом под мышкой!
Сколько лет он не произносил его — и тут на тебе!.. Осмотр места происшествия!
Анфиса и старая хозяйка заметили, конечно. Он понял, потому что Анфиса быстро взглянула на свою бабку, а та как-то краем брови дала ей понять, что спрашивать ни о чем не нужно, не время!
Но насколько бывший мент Юрий Латышев знал Анфису Коржикову, она непременно спросит. Обязательно.
Отвечать ему не хотелось. Нечего было отвечать.
— Свечи действительно не было. И свет вчера не отключали.
— На том участке генератор есть, — машинально оказал Юра, все еще раздумывая о том, как он станет объясняться с Анфисой.
— Откуда вы знаете?!
Да. На самом деле. Откуда он знает?!
— А он ломался пару раз, и сосед просил меня посмотреть. Я чинил.
— Экий вы конспиратор, — пробормотала бабушка, — мне так ни разу и не сказал…
— Вы же его недолюбливали, Марфа Васильевна. Стали бы ругаться, зачем я во вражеский лагерь хожу.
Анфиса подумала некоторое время.
— А… как вы на участок попадали, Юра? Неужели вдоль забора обходили?!
Конечно, он не обходил вдоль забора. Она молодец, девчонка!.. Толковая.
Эта мысль доставила ему удовольствие.
— Там лазейка есть, Анфиса. Даже не лазейка, а старая калитка. За погребом.
— За новым или за старым? — уточнила Марфа Васильевна.
«Новый» погреб построили «недавно». Лет пятьдесят назад, а старый стоял уже давно, года с девятисотого.
— За старым. Там когда-то сквозной проход был, и когда заборы меняли, калитку оставили.
— Хотелось бы мне знать, зачем, — пробормотала бабушка, которая всегда подозревала, что через любую лазейку на ее участок непременно полезут злоумышленники.
— Может, как раз на такой случай.
— То есть теоретически, — подхватила Анфиса — убийца мог проникнуть на участок Петра Мартыновича с нашей стороны?
— Да с его собственной стороны в сто раз удобней, — нетерпеливо сказала бабушка, — что там к нему проникать-то, когда забора путевого нет как нет! Одни дыры. В заборе дыры, зато парников развел!..
Но Анфиса совсем не это имела в виду.
Юра знал, где калитка, соединяющая участки. Юра знал в саду каждое дерево и каждый куст. Юра видел в темноте, как кот Архип, а может, даже и лучше.
Юра сказал — осмотр места происшествия!
— Нет, — снова начала бабушка после непродолжительного молчания, — мы думаем не с той стороны. Что мы вообще знаем про Петра Мартыновича? Кроме того, что он совал мне под нос свое гуано?
Вся компания призадумалась. Архип сдержанно зевнул.
— Я знаю, что он живет тут с тех пор, как купил участок, — продолжала бабушка. — А до этого вроде бы в аксаковской школе преподавал… вы не помните, что он преподавал, Клавдия Фемистоклюсовна?
— Вроде историю, Марфа Васильна!
— Так и есть. Историю. Пенсионер уже несколько лет. Была сестра, мать, я смутно их помню. Остались племянники, Геннадий Геннадьевич и Владимир Геннадьевич. Всю жизнь живут в Москве и ничего собой не представляют. Приезжали редко, не каждый год. Ни про каких других родственников я ничего не слыхала. А вы, Клавдия Фемистоклюсовна?
— Так и я ничего, Марфа Васильна!
— Значит, можно считать, что их нет. Похоже, дело не в родственниках.
— Что-то должно было случиться накануне, — вдруг сказал Юра. — Совсем недавно. Только что?
— Почему вы думаете, что накануне, Юра?
— Потому что его жизнь никак не менялась с годами. — Он достал из кармана сигареты, но закуривать не стал, тихонько положил пачку на стол рядом с собой. Бабушка покосилась на пачку. — А это самое привидение, которое его пугало, появилось совсем недавно, три или четыре дня назад. Незадолго до этого что-то должно было произойти. Что-то такое, что вызвало появление этого призрака, так сказать.
— Ну, мы вряд ли сейчас сможем это установить, — заметила Анфиса. — Мы его совсем не знали.
— Пионеры к нему ходили, — вставила Клавдия и деликатно высморкалась в свой грандиозный платок, — он их учил, что ли! Я сколько раз видала — идут!..
— Какие сейчас пионеры, Клава?!
— Да откуда мне знать?! Ребята какие-то из Аксакова! Идут себе и идут. Прошлой, осенью меня увидели и давай кричать, — а я яблоки только собрала! — бабка, мол, угости яблочком! Ну, я и дала. А что, думаю, не дать? Не дам, думаю, так они еще, черти, сами за ними полезут! Ну, они набрали яблок в эти рюкзаки свои страшенные и дальше пошли. К нему, видно.
— Юра, — распорядилась Анфиса, — нужно выяснить, какие именно пионеры приходили к Петру Мартыновичу и зачем! Наверное, для этого вам придется съездить в школу.
Юра кивнул, как бы признавая за ней право распоряжаться.
— А дверь? — задумчиво спросила Марфа Васильевна сама у себя. — Дверь почему были открыта? Кого он мог впустить и когда? И почему на ночь глядя? Или он впустил днем?
— Нет, не получается, — тоже задумчиво сказал Юра, — если днем, то как он оказался в постели? Да еще в пижаме?! Вряд ли он пустил кого-то на ночлег. Как правило, у него никого никогда не бывало, если мы не ошибаемся. Если он, допустим, встал и открыл дверь, то вряд ли его удалось бы так просто задушить. Если человек не спит, он должен сопротивляться, когда его душат, правильно я понимаю?