Секретарша таращилась на него, и глаза у нее медленно наполнялись слезами.
Что здесь происходит?! Куда она попала?!
— Раиса, вы что? Оглохли?! Выполняйте, сейчас же!
— Хорошо, Илья Сергеевич, но только я…
— Раиса! — прикрикнул он, вернулся в кабинет и захлопнул за собой дверь.
— Вот видите! — воскликнула несчастная секретарша, которая утром называла ее Алисой Мурзиковой. — Вот видите, как все ужасно!
— Да что здесь случилось?
— Убийство, — простонала секретарша и шмыгнула носом отчаянно, — у нас ужасное, ужасное убийство!
Этого Анфиса никак не ожидала, и ей стало не по себе.
— А… кого убили?
— Заместителя нашего убили! Диму Ершова, — выговорила секретарша и зарыдала в голое, — Димочку… убили.
— Кто его убил? Когда?
— Ночью убили. Прямо тута, на работе! Ди… Димочка домой собирался пораньше, а его… убили!..
— Кто убил?!
— Начальник, — икающим шепотом возвестила секретарша, — у-у, бандитская морда! Он и убил!
— Как?!
Но добиться от Раисы чего-либо связного не представлялось решительно никакой возможности.
У Анфисы был выбор. Она могла немедленно вернуться на работу и больше никогда не вспоминать сэра Квентина по имени Илья Решетников. Она могла быстро и аккуратно унести ноги, сохранив таким образом собственное спокойствие и похваливая свою интуицию за то, что она никогда ее не подводила. В конце концов, этот самый Решетников произвел на нее ужасное впечатление с самого начала.
Но… это была не правда.
Он показался ей смешным, растерянным и абсолютно безобидным. Если бы не Петр Мартынович и его привидение, она бы даже посочувствовала Квентину — в конце концов, никто не имеет права просто так травить честных людей, да еще таким образом, чтобы они посреди улицы падали в обморок и не знали потом, где были и что делали.
И потому она выбрала второй вариант, которого не было в первоначальной программе. Посмотрев на Раису, она хотела что-то спросить, но не стала, решительной рукой открыла дверь и вошла в кабинет.
Илья Решетников сидел за письменным столом, читал и швырял на пол какие-то бумаги. Бумаг была целая куча.
— А говорят, вы человека убили, — с порога произнесла Анфиса, — правду говорят или врут?
— Врут, — не поднимая глаз, ответил Решетников и очередную бумажку швырнул не просто так, а скатал в комок и кинул его в стену. Комок отскочил и приземлился на диван, где уже валялось несколько таких комков. — Хотя со стороны оно выглядит… похоже.
— Кто оно?
Тут он поднял на нее глаза. Абсолютно несчастные и очень сердитые.
— Вы кто? — спросил он.
Анфиса неторопливо стянула с плеч дубленку и пристроила ее на вешалку, поверх длинного кашемирового пальто.
Вот черт побери, как все сэры в последнее время полюбили кашемир, хоть бы и на автобазе.
— Не придуривайтесь, — велела она хладнокровно. — Вы отлично меня помните. Я Анфиса Коржикова. Я бинтовала ваши раны на поле боя, — и она подбородком указала на его щеку. — Вы заказали мне расследование и обещали денег дать.
— Никакого расследования, — отрезал тот, — тут милиции полно. Теперь ихнее расследование будет.
— Нужно говорить «их», а не «ихнее», — невозмутимо сообщила Анфиса. — Почему здесь полно милиции?
— Слушай, дамочка, ты отвянь от меня, а? — попросил он и опять стал читать бумажки. — Ну, не до тебя мне, ей-богу!
— Не отвяну, — сказала Анфиса, свалила на пол кучу листов, вытащила стул и уселась. Листы упали безобразной кучей.
Илья Решетников проводил их глазами и вдруг рассвирепел:
— Ты чего это тута швыряешься, а?! Расшвырялась! Это тебе не Курский вокзал, ты мне всю почту перебуровила! Давай вали отсюда, а?
— Надо говорить «тут», а не «тута»!
— Мне плевать, как надо, а как не надо!
— А раз плевать, так и говори грамотно!
— А я грамоте, блин, не обучен!
— Раз читать умеешь, значит, обучен!
— А тебе какое дело, умею я читать или не умею!
— А мне никакого дела нету!
— Ну и вали отсюда! Вали, вали, пока цела! Пока я тебя в окно не выкинул!
— Не выкинешь ты меня в окно!
— Да почему не выкину-то?! — совершенно потерялся Илья Решетников и стал подниматься из-за стола. — Давай, давай отсюдова на фиг!
— Надо говорить «отсюда», а не «отсюдова»!
— Да блин!!!
— Да не блин! — перебила его Анфиса. — А на окнах у тебя решетки, и ты меня не выкинешь, понял!
— Да не фига я не понял! Мне пять часов дали, чтобы дела в порядок привести, а тут ты лезешь! Лезут, блин, всякие! Дверь открыта, чеши отсюда!
Выговорив «отсюда», а не «отсюдова», он вдруг замолчал и улыбнулся.
— Отлично, — хладнокровно похвалила Анфиса. — Молодец. А теперь скажи мне, что случилось.
Он несколько секунд колебался — плюхнуться обратно в кресло или вылезти из-за стола — и предпочел вылезти. Анфиса следила за ним глазами.
— Куришь, нет?
Она отрицательно покачала головой. Илья достал сигарету, прикурил и посмотрел на нее сверху и сбоку.
— Слушай, — вдруг удивился он, — а я ж тебя видел!
Она повернулась, склонила голову к плечу и подняла подбородок, ну ни дать ни взять принцесса Уэльская на приеме! Королева Непала, блин!..
— Ну, конечно, видел, — сказала она спокойно, — или ты вправду ненормальный? Хотя… вроде не похоже. Мы встретились в аптеке. Ты был раненый командир, а я полевая медсестра.
— Да я тебя еще раньше видел, — сказал он с удовольствием, — ну конечно, а я все думаю где!.. На остановке. Ты из машины выбралась и зачем-то в троллейбус ломанулась. Ты зачем из машины в троллейбус ломанулась?
Анфиса помолчала, разглядывая его, а потом сказала:
— Это не имеет значения. Я тебе потом расскажу. У меня — своя игра. Ты мне лучше скажи, что у тебя случилось.
— У-у, — промычал он, прикуривая, — у меня жуть что случилось. Тебе не понять, радость моя. Вали в свою аптеку, спасибо, что зашла.
Анфиса, поднялась со стула, переступила через бумажную гору, одернула узкий пиджачок и подошла к сэру Квентину.
— Значит, так, — сказала она и помахала рукой, разгоняя дым. — На работу я уже все равно опоздала, и полную смену мне не зачтут. Давай быстро расскажи мне, в чем дело, и мы попытаемся разобраться.
— Мы?! — переспросил сэр Квентин, поразивший два десятка сарацинов в первом крестовом походе. — Мы попытаемся разобраться?
— Мы, — хладнокровно подтвердила Анфиса, — именно мы. Ты меня для чего нанимал? Для того, чтобы я разобралась, кто тебя травит. Если тебя сначала травили, а потом убили твоего зама, значит, дела совсем плохи. Так я понимаю или не так?
— Я так понимаю, — сказал он с ударением на слове "я", — что мне Игорек три часа дал, чтобы я дела в порядок привел. А ты мне мешаешь.
Анфиса помолчала. Внизу, за мутным стеклом, виднелись крыши фур, похожие сверху на цветную пастилу — длинные ровные палочки. И «мерин» стоял как-то поперек.
Нелогично.
— Два вопроса, — проговорила она сухо. — Кто такой Игорек? И почему три часа? Вначале было пять!
Илья Решетников опять засмеялся.
— Молодец, — похвалил он от души, — просекаешь!
— Что… я делаю?
— Ну, — он помахал сигаретой, — ну, схватываешь на лету, значит.
— Так сколько часов? Три или пять?
Он отвел опять глаза и потер бритую голову рукой с зажатой сигаретой.
— Три. Наверно, три. А Игорек Никоненко — мой дружок, мент. Он майором на Петровке. Знаешь, да? Лучше у Петрова на Майорке, чем у майора на Петровке. Ну, он майор, значит. Опер. Мы в Сафонове в одну школу… того… ходили.
— И что этот майор?
— Ну, он следом приехал, за этими, которые районные. Он приехал, и… не стал меня сразу сажать. Если меня сразу посадить, так это… контору закрывать надо. Прямо с ходу. Замок амбарный вешать. А он не стал. Говорю же, в школу вместе ходили! Он говорит — дела доделай, и я за тобой вечером приеду. А ты мне мешаешь! Иди уже, а?
Он докурил, рванул раму — она не открылась, — распахнул форточку и кинул наружу бычок.
— А ты что ему сказал, этому самому Игорьку?
— А что я? Сказал — спасибо тебе, браток! Вот теперь мне надо бабки подбить и… в СИЗО.
— Чего ты там не видел?
— Где?
— В СИЗО.
Он начал сердиться, но Анфиса не сдавалась:
— Зачем тебе надо в СИЗО? Или ты убил? Кого ты убил? Зама?
Илья Решетников кивнул быстро и виновато:
— Диму Ершова.
— Так ты его все-таки убил?
Он с размаху сел на стул, с которого Анфиса скинула бумаги. Сел и поставил ботинки на чистые листы. И взялся за голову.
— Я не помню! — сказал он и кулаками постучал себя по бритой башке. — Я не помню!! Мне… плохо стало, я очнулся, а рядом Димка. Мертвый уже, понимаешь? Зарезанный. А я не помню! Ну ничего не помню!
Анфиса, поглядывая на него, стала ходить по комнате, от окна до стены. Руки она сложила на груди и теперь держала себя за локотки.
— То есть ты хочешь сказать, что это ты его зарезал и не помнишь. А где ты его зарезал?
— В машине!!! В машине, черт побери!
— Как ты туда попал?
— Я сверху увидел, что по территории кто-то… шастает, короче! Я вниз, а там темно, за фурами. И никого нет вроде. Я думал, показалось мне. Я туда-сюда, подогнал машину и больше ничего не помню. Меня в чувство… вохровец привел. И он ментов вызвал. Утро уж было.
— А синяк у тебя на голове откуда?
Он перестал раскачиваться на стуле и поднял на нее глаза.
— Где?
— Вот. — Она легонько дотронулась до его макушки. — Синяк. Вчера у тебя его не было.
Он тоже потрогал свою макушку. Ощущение было такое, словно он дотрагивается до затекшей руки или ноги — странный холод и мурашки по телу. Он еще потрогал, а потом сказал неохотно:
— Откуда я знаю! Ну, может, стукнулся обо что-то!
— А когда ты в машину садился, головой бился обо что-то или нет?
— Да что я, дурак, что ли, головой биться?!
— Ты это… точно помнишь?
— Помню, блин!
— Значит, что головой не стукался, ты помнишь, а что убивал, не помнишь?