Анфиса внимательно посмотрела на него. Он не врал, не паясничал — он на самом деде вышел из себя, да так, что ей стало немного страшно.
Он не выходил из себя, когда рассказывал ей, что его обвинили в убийстве! Пожалуй, тогда он был спокоен и насмешлив, как попугай капитана Флинта…
Такое… отчаяние дорогого стоит, сказала бы бабушка Марфа Васильевна.
— Контрабанду не возили, платили хорошо, Дима Ершов был в курсе всех дел твоей… транспортной конторы, правильно я понимают — Ну… да, вроде.
— А личная жизнь?
— Что личная жизнь?
— Ты знаешь, какая у него была личная жизнь?
— Понятия не имею никакого.
— Совсем никакого? — Анфиса мельком глянула на часы. Времени оставалось все меньше.
Как его зовут? Она все забывала. Игорь Никоненко был уже близко. Где-то на подступах.
— Ну… не знаю. Увел он у одного жену. Но все у всех уводят! Баба с ребенком и на шесть дет старше его, а он вроде всегда говорил, что это не имеет значения, он ее все равно любит. Какая-то теория у него была, что люди, которые должны встретиться, обязательно встретятся, и все в этом духе. Мальчишку в парк водил и радовался очень, что тот его папой стал называть. Глупо, да?
— Почему? — спросила Анфиса тихо. — Вовсе не глупо. Может, он на самом деле ее любил?
— Ну любил, и что?
— Ничего, — отчеканила Анфиса. Почему-то она вдруг позавидовала Диме Ершову, который точно знал, чего хочет. — Все правильно.
— А больше ничего я не знаю, — сказал Илья резко. — Я ни за кем не слежу. Кто там с кем трахается, на то мне плевать с высокой башни тридцать раз!
Анфиса покачала ногой.
— Ты сам ходишь в магазин? — вдруг спросила она.
— Чего?!
— В магазин. Ты сам ходишь в магазин?
— Когда как, — ответил Илья Решетников, — вискарь сам покупаю, а еду по-разному.
— Что значит — по-разному?
Он приблизился к ней, сел на корточки и сказал, уверенный, что говорит язвительно:
— Вот бывшая жена мне вчера яблоки привезла. Банку кофе еще. Это считается или не считается?
— Считается, — буркнула Анфиса. — Кто у нас бывшая жена?
— Да никто! Красавица. Дочка академика Тягнибеды. Слыхала о таком?
— М-м, — протянула хорошо осведомленная Анфиса, — кто же не слыхал. Его по телевизору день-ночь показывали, когда Нобелевскую премию давали. Значит, ты у нас выходец из академической среды?
— Не-е, — протянул сэр Квентин, видимо, лишенный чувства юмора. — Это жена у меня выходец. Да и то бывшая.
— Почему вы развелись?
— Характерами не сошлись, блин!
— Ты ее содержал?
Он помолчал, а потом вдруг пожал плечами, словно сам себе не мог ответить на этот вопрос.
— Ну…да. Деньги всегда даю, когда она просит. Вот вчера приезжала, я ей дал.
— Сколько?
— А твое какое дело? Штуку дал. «Зеленых». Ей отец дает, и я тоже.
— Она не работает?
— Да вроде работает. Какие-то книжки читает.
— Так работает или не работает?
— Говорю же, книжки читает! Работа у нее такая.
Анфиса подумала и что-то написала на листочке.
— Значит, вчера она приезжала без предупреждения? Или так обычно бывает?
— Вчера без предупреждения приезжала. Сказала, что мимо ехала и заглянула.
— Она так часто делает? Заезжает без предупреждения?
— Не-е. Всегда звонит.
— А вчера не позвонила, привезла тебе яблок и кофе. Ты яблоки съел, кофе выпил, и под вечер тебе стало плохо. Да?
Он поднялся с корточек, схватил пачку сигарет, вытряхнул последнюю, закурил и с наслаждением затянулся, как будто год не курил.
— Да этого быть не может, — сказал он тихо. — Это ты ерунду придумала, сыщица. Не может она меня… отравлять.
— Надо говорить «травить».
— Ну ладно, ладно!.. Зачем?! Я Мике денег даю, а так кто ей будет деньги давать, а?!
Анфиса пожала плечами:
— Я не знаю.
— И вообще это ерунда все, — вдруг сказал он, — что это я затеялся? Чушь какая-то. Давай вали отсюда. Спасибо тебе, и вали, потому что мне надо дела доделать, и…
— И в СИЗО, — подсказала Анфиса услужливо.
— Да все равно мы не разберемся ни черта! Ну зачем моей бывшей меня травить, а?
— А зачем тебе зама убивать? Да еще в собственной машине?! Ты что, не мог его в лесочке убить, чтобы тебя никто не заподозрил?! Так нет, ты его в машине прикончил, да еще ночью, когда на этой вашей базе никого не было!
Он походил по комнате у нее перед глазами и опять постучал по бритой башке кулаком.
— Ты думаешь, подстава, да?
— Ну конечно, — сказала Анфиса убежденно, — а как же иначе! Она и есть.
Тут случилось происшествие, которое, как написали бы в детективном романе, полностью изменило ход событий.
Хлипкая дверка в приемную распахнулась настежь, и на пороге возникло мимолетное видение, как про себя охарактеризовала оное Анфиса.
Оно было женского полу, сказочной красоты и поражено приступом отчаяния. Отчаяние оказалось таким очевидным, словно оно — видение! — было завернуто в него, как в целлофан.
— Илюша! вскрикнуло видение, завидев сэра Квентина. — Илюша, спаси, меня!
И оно сильно и бурно зарыдало.
Мужики в приемной лицезрели всю сцену на почтительном расстоянии, а водитель Гена даже сунулся внутрь и налил стакан воды. Но предложить видению не решился, залпом осушил сам.
Анфисе стало смешно.
— Мик, ты… чего, а? — спросит Илья.
— Илюша, у меня беда!
Анфиса встала и закрыла дверь в приемную.
— Садитесь, — велела она видению. — Если Раиса по дороге не умерла, значит, скоро будет кофе. Вы бывшая жена, да?
— А… да, здравствуйте, — проговорила бывшая осторожно. — А вы кто?
— Нет, я не следующая, — успокоила ее Анфиса. — Я просто пытаюсь помочь вашему мужу. У него неприятности.
— Да уж, — крякнул муж. — Неприятности у меня!
Из-за спины бывшей жены Анфиса показала сэру Квентину кулак. Если он сейчас пустится в рассказы о том, что вчера убили его зама и подозревают его самого, нежное создание хлопнется в обморок, и они потеряют еще кучу драгоценного времени, приводя ее в себя.
Или не хлопнется? Может, на самом деле она куда более вменяемая, чем на первый взгляд?!
— Что у вас случилось?
— Я бы хотела поговорить с Ильей наедине, — твердо и печально произнесла Мика. — Извините меня.
— Ради бога, — сказала Анфиса. — Только ничего не выйдет. Придется разговаривать при мне. И чем быстрее, тем лучше.
Мика в отчаянии посмотрела на Илью, но тот равнодушно курил и рассматривал носок своего ботинка. Ноги у него лежали на столе — отвратительная привычка!
— Илья, если ты мне не поможешь. Он меня убьет.
— Как?! — удивилась Анфиса. — И вас тоже? Что это такое здесь? Семейный подряд?
Илья мельком взглянул на нее и опустил ноги на пол. Видимо, он знал свою жену несколько лучше, чем Анфиса, потому что сразу ей поверил.
— Что случилось, Мика?
Красавица посмотрела на него так, будто поток отчаяния извергся из ее прекрасных глаз, и Анфиса даже подождала немного — не встряхнется ли Илья, как собака, попавшая под дождь.
Он не встряхнулся.
— Я не хотела, — выговорило создание. —Я не хотела, он меня заставил!
Дело принимало какой-то новый оборот, и Анфиса подвинулась поближе.
— Заставил что?
— Илюша, а теперь он говорит, что, если я ему не верну, он меня убьет, и… папу тоже…
— А кошку? — осведомилась Анфиса. — Обещал пощадить? Извините.
— Мика, — сказал Илья Решетников, — я ни шиша не понимаю. Кто кого убьет, а? Чего вернуть-то? Ты денег задолжала?
— Нет! — крикнула красавица. — Нет! Я… хотела спасти папу от позора.
Она хотела не только спасти папу от позора, но и быть полезной Вале. Она старалась изо всех сил. Она чуть не умерла от страха. Она сделала все так, как он приказал.
И, кажется, только теперь осознала, что натворила.
— Я не могу! Я так больше не могу! — Она рыдала и размазывала по щекам слезы. Анфиса подала ей салфетку. Салфетка была только одна, с коричневым кружком посередине. — на нее, видно, ставили кофейную чашку, но Мике было все равно. Она утерла мокрый покрасневший нос салфеткой с коричневым кругом, уставилась в сторону мутного окна и стала раскачиваться, зажав коленями руки.
— Я все видела, — вдруг сказала она. — Это я была ночью на базе.
— Да ладно! — Илья Решетников сказах это таким тоном, что было совершенно ясно — он не верит ни одному слову бывшей жены.
Она кивнула, продолжая раскачиваться.
— Я была, Илюша. Я видела, как ты метался… с огнетушителем. Когда ты машину разворачивал, я за грузовиком сидела. За тем, дальним, — и она махнула рукой в сторону окна. — Я там долго сидела. А когда вылезла…
— Что?! Что ты делала ночью на базе?!
— Он меня заставил! Я не хотела! Правда! Он мне все дал, и я сделала так, как он велел! Все именно так я и сделала! А когда выбралась, то увидела машину, и тебя в ней. И Диму. — Она больше не рыдала, только комкала салфетку, скатывала в шарик. — Он был мертвый и сидел на передаем сиденье. Рядом с тобой. Ты… у тебя голова как-то странно лежала, на руле. Я думала, что ты тоже умер, но ты застонал, когда я подошла, и я поняла, что ты жив. А из Димы торчал нож. Понимаешь?
— Нет, — сказал Илья Решетников. — Не понимаю.
— У него впереди все было черное от крови, и нож торчал. Я его вытащила.
Она вспомнила, как тащила этот нож, и ее чуть не вырвало.
Она старалась не думать об этом, не давать себе вспоминать, и знала, что никогда этого не забудет.
Никогда.
— Зачем?! Зачем ты вытащила нож?! Мика! Ты что? С ума сошла?!
— Потому что это мой нож, — отчеканила она. — Мой собственный. Из кухонного набора. Мне папа этот набор из Германии привез. Там на каждой ручке клеймо стоит. «МИККА», это такая фирма. Он купил, потому что… на мое имя очень похоже Все молчали, и слышно было только, как стучит дождь по жестяному подоконнику, набирает силу.
— Что было дальше? — Это Анфиса спросила.