Он обнял жену:
– Мне хочется посадить тебя под замок.
– Ты ревнуешь?
– Если кто-нибудь посмотрит на тебя, я его задушу.
– И это говорит старший судья! Как только вы можете произносить подобное?
Пазаир застегнул на талии жены пояс из аметистовых бусин с фрагментами золотой чеканки в форме головы пантеры.
– Это дивное украшение пробило брешь в семейном бюджете, но ты будешь самой красивой.
– По-моему, ты пытаешься меня соблазнить.
– Ты меня видишь насквозь.
Пазаир спустил бретельку ее платья.
– Мы уже опаздываем, – заметила она.
Перед тем как облачиться в парадный туалет, госпожа Нанефер прошла на кухню, где мясники, расчленив бычью тушу, резали ее на куски и насаживали их на стержень, укрепленный на двух стойках с раздвоенными верхними концами. Она сама отобрала части, предназначенные для жарки и для тушения, попробовала соусы и проверила, будут ли готовы вовремя несколько десятков запеченных гусей. Затем она спустилась в погреб, где дворецкий показал ей вина и пиво, приготовленные для стола. Убедившись, что качество блюд и напитков на должном уровне, она осмотрела банкетный зал, где слуги расставляли на низких столах золотые кубки, серебряные блюда и тарелки из алебастра. По всему дому разносился аромат жасмина и лотоса. Прием обещал быть незабываемым.
За час до прибытия первых гостей садовники собрали с деревьев фрукты, которые будут поданы свежими, во всем своем великолепии; писец отметил, сколько кувшинов с вином выставлено в банкетном зале, чтобы предотвратить возможное воровство.
Старший садовник убедился в том, что аллеи выметены, а привратник уже облачался в торжественный наряд и надевал парик. Суровый страж поместья, он позволит войти лишь известным людям и тем, у кого будут пригласительные таблички.
Когда солнце клонилось к закату, готовясь скрыться за Западными холмами, явились первые приглашенные. Привратник впустил царского писца с супругой, за которыми последовала вся городская элита. Гости госпожи Нанефер прогуливались по саду, засаженному гранатовыми и фиговыми деревьями, а также смоковницами; предавались беседам возле водоемов, у пергол и в деревянных беседках, любовались группами деревьев и кустов, устроенных на перекрестках аллей. На приглашенных произвело большое впечатление присутствие визиря Баги, который обычно не посещал подобных мероприятий, и друзей фараона в полном составе. Такая вечеринка запомнится надолго.
Ровно в тот момент, когда солнце зашло, слуги зажгли масляные лампы, осветившие весь сад и дом. На пороге появились госпожа Нанефер с мужем. Тяжелый парик, белое платье, отделанное золотой каймой, ожерелье с десятью рядами жемчужин, серьги в виде газелей и золоченые сандалии – таков был ее наряд. Муж ее был облачен в изысканный парик, длинную плиссированную тунику, кожаные сандалии, отделанные серебром. Супруги были модной парой и сейчас с удовольствием демонстрировали свое богатство, явно надеясь возбудить в приглашенных зависть.
Согласно протоколу первым к ним должен был подойти визирь. На нем была обыкновенная широкая набедренная повязка и рубаха с короткими рукавами, на больных ногах – разношенные сандалии.
Госпожа Нанефер и Денес почтительно поклонились.
– Какая жара, – пожаловался визирь. – Только зимой и можно дышать. Всего несколько мгновений на солнце, и кожа начинает гореть огнем.
– Если вы хотите освежиться перед пиршеством, один из бассейнов в вашем распоряжении, – предложил Денес.
– Я не умею плавать и терпеть не могу воду.
Распорядитель церемонии усадил визиря на почетное место. За ним последовали друзья фараона, затем наступила очередь высших должностных лиц, царских писцов и прочих важных персон, которым посчастливилось попасть на самый престижный праздник года. Одними из последних пришли Бел-Тран и Силкет, госпожа Нанефер приветствовала их небрежным кивком.
– Полководец Ашер приглашен? – шепотом спросил Денес у супруги.
– Он отказался. Сослался на служебные обстоятельства.
– А верховный страж Монтумес?
– Болен.
В банкетном зале с потолком, украшенным росписью в виде виноградной лозы, в удобных креслах расположились гости, обложенные подушками. Перед ними на низких столиках были расставлены кубки, тарелки и блюда. Женское трио, состоявшее из флейты, арфы и лютни, наигрывало приятные мелодии.
Нагие девочки-нубийки, расхаживая среди гостей, возлагали на их парики небольшие конусы благовонных умащений, которые в процессе таяния распространяли благоухание и отпугивали насекомых. Каждый получил в дар цветок лотоса. Один из жрецов плеснул на столик для приношений, стоявший в центре зала, немного воды в знак очищения трапезы.
И только тут госпожа Нанефер вдруг заметила, что виновников торжества до сих пор нет.
– Они чудовищно опаздывают!
– Не расстраивайся. Пазаир горит на работе, должно быть, его задержали дела.
– В такой день! Гости теряют терпение, пора подавать кушанья.
– Не нервничай.
Чтобы занять гостей, крайне раздосадованная Нанефер предложила приглашенной на вечер лучшей танцовщице Мемфиса начать свое выступление раньше, чем предполагалось. Двадцатилетняя ученица Сабабу, владелицы самого респектабельного пивного дома в городе, появилась перед гостями; из одежды на ней был лишь пояс с подвешенными на нем ракушками, которые мелодично позвякивали при каждом шаге. На левом бедре танцовщицы была татуировка, изображавшая бога Бэса, веселого бородатого карлика, покровителя безудержного веселья. Демонстрируя самые невероятные акробатические па и фигуры, плясунья развлекала собравшихся до самого прихода Пазаира и Нефрет.
Гости возбуждали аппетит виноградом и тонкими ломтиками дыни, а Нанефер раздражалась все сильнее. Неожиданно внимание привлекло оживление у входной двери – это они, наконец-то!
– Мы вас заждались.
– Мне очень жаль, – извинился Пазаир.
Не мог же он рассказать, что не смог удержаться и, стиснув Нефрет в своих объятиях, в порыве страсти порвал бретельку на ее платье? Не мог же он признаться, что они забыли о времени и что их любовь для них важнее, чем самое заманчивое приглашение? Растрепанной Нефрет пришлось в спешке искать другое платье и уговаривать Пазаира подняться с ложа их наслаждений?
Как только молодая пара вошла в банкетный зал, танцовщица удалилась, музыканты прекратили играть, а Нефрет и Пазаир почувствовали на себе взгляды нескольких десятков пар недоброжелательных глаз.
Судья явно не был озабочен требованиями светской моды: короткий парик, голый торс и простая повязка делали его похожим на скромного писца времен пирамид. Единственная уступка моде – плиссированный передник, слегка скрашивающий простоту туалета. Его репутация аскета казалась вполне заслуженной. Однако самые азартные игроки уже заключали пари относительно того, сколько времени пройдет, пока он, как и его предшественники, научится брать взятки. А другие, но уже без всякого удовольствия, размышляли о том, что полномочия старшего судьи велики и что нынешний, в силу своей молодости, в данном случае весьма неуместной, непременно станет ими злоупотреблять. И все в один голос критиковали решение старого визиря, который все чаще уклоняется от своих обязанностей и слишком охотно передает свои функции другим. Многие из придворных советовали Рамсесу сменить его на более опытного и дееспособного чиновника.
Нефрет возбуждала у публики другие эмоции. Венок из цветов на волосах, широкое ожерелье, скрывающее грудь, небольшие серьги в форме лотоса, браслеты на запястьях и щиколотках, длинное платье из прозрачного льна, более обнажающее, чем скрывающее ее формы: созерцание этого совершенства трогало самых пресыщенных, умиляло самых сварливых. Впечатление от ее молодости и красоты усиливалось благодаря обаянию ума, столь явному, что оно сквозило даже в ее смеющемся взгляде. Всякому было ясно, что ее прелесть прекрасно сочетается с такой силой характера, противостоять которой смогли бы немногие. И как ее угораздило влюбиться в этого судью, неуступчивость которого может поставить под сомнение всю жизненную перспективу? Да, сейчас он назначен на высокий пост, но долго на нем не продержится. Влюбленность уйдет, и Нефрет выберет себе более подходящую партию. Там, где не преуспел несчастный старший лекарь, вполне может повезти кому-нибудь другому. Некоторые дамы солидного возраста не одобрили смелость туалета, в котором позволила себе появиться супруга высокого судейского чиновника, не зная о том, что других платьев у нее просто не было.
Старший судья с супругой сели рядом с визирем. Слуги тут же положили им на тарелки ломти жареной говядины и налили в бокалы великолепного красного вина.
– Ваша жена нездорова? – спросила Нефрет.
– Нет, просто она никогда не выходит из дома. Ей вполне хватает забот по дому: жизнь в центре города, дети, кухня.
– Я чувствую себя неловко в своем новом доме, – признался Пазаир.
– Это вы напрасно. Если я отказался от земельных владений, которые фараон выделяет для нужд своего визиря, то лишь потому, что терпеть не могу деревню. Я уже сорок лет живу на одном и том же месте и не хочу переезжать. Люблю город. Свежий воздух, насекомые, просторы мне или безразличны, или раздражают.
– Как врач, – напомнила Нефрет, – я, тем не менее, советую вам побольше двигаться.
– На службу и обратно я хожу пешком.
– Кроме того, вам надо больше отдыхать.
– Как только утрясется ситуация с моими детьми, я сокращу свои рабочие часы.
– У вас неприятности?
– С дочерью все более или менее в порядке. Правда, она поступила в храм Хатхор ученицей ткача, но ей не понравился тамошний распорядок дня, связанный с определенными ритуалами. Теперь она нанялась учетчицей зерна в одно хозяйство и надеется добиться там успеха. С сыном сложнее; он увлечен женщинами и теряет на этом половину жалованья, которое ему платят за работу смотрителя на кирпичном производстве. Слава богу, он живет с нами, и мать кормит его. Но если он рассчитывает, что я помогу ему продвинуться, то ошибается. У меня нет на это ни права, ни желания. Пусть эти проблемы, вполне, кстати, житейские, не пугают вас: иметь детей – это самое большое счастье.