— Рост, — заговорил он вдруг неестественно быстрым, очень громким шепотом, — я не виноват. Я пытался, но пернатых было много… — Он закашлялся, в уголке его губ появилась кровавая пена. — Я терял одного за другим, одного за другим. Всех своих, все пятьдесят… Только я прошел… — Он вздохнул, попытался проглотить спазм, сжимающий горло.
Пятьдесят, подумал Ростик, значит, волосатиков тоже считает.
— Ты лежи спокойно, сейчас тебе операцию сделают, — отозвался Ростик. — Теперь все будет в порядке.
— Дошел. — Старшина был печален. — Теперь буду жить.
— Судьба, — отозвался Ростик. — Вернее, твое счастье.
— Счастье? — переспросил его Квадратный. — Военное счастье… — И снова лихорадочно, как в полуосознанном бреду:
— Бывает военное счастье — устроил засаду, а туда целый батальон пернатых попал. А бывает — просто дошел. Все погибли, а ты… — Он снова закашлялся. — Понимаю. Только я не просил.
Его наконец освободили от железок. Фельдшер кончила мыть руки в углу и повернулась к каменному операционному столу.
— Лучше бы у меня не было этого счастья.
— Ну зачем ты так? — спросил Ростик — Поправишься, наваляешь этим пернатым — своих не узнают. Вместе наваляем.
— Наваляем… — Старшина попробовал улыбнуться. — А знаешь, есть закон этого военного счастья, черт бы его… Знаешь закон?
— Хватит с законами, — резко отозвалась фельдшер. — Ребята, добавьте света, как только сможете. Видите, мне его по кусочкам склеивать придется.
— Закон прост, — все еще говорил Квадратный, каким-то неестественным, судорожным усилием пытаясь улыбнуться. — Делай, что должен, и будь что будет… Понимаешь, Ростик, делай, что должен.
— Я понимаю. — Рост сжал его руку. Потом вдруг осознал, что ему кто-то протягивает алюминиевую, сделанную еще на Земле кружку с разведенным спиртом. Его было столько, что можно было свалить с ног двара. — На, выпей, вместо анестезии будет.
— Да я уже и так ничего не чувствую.
— Выпей. Тебя долго будут собирать. Так все-таки полегче.
Но выпить старшина уже не смог. Он просто потерял сознание, словно кто-то задул фитилек масляного светильничка.
3
Через несколько дней стало ясно, что Квадратный выживет. Фельдшерица — старая, какая-то прокуренная, хотя она почти и не курила, тетка — сиплым голосом объявила Ростику, что такой живучести она еще не видела. В ее голосе даже звучало что-то вроде осуждения, словно она досадовала, что старшина опроверг одно из ее самых выношенных и лелеемых представлений о мире.
А через неделю Ростик застал его бодрствующим, когда зашел в лазарет поутру. Квадратный лежал на каменной кровати с высоко поднятой подушкой и сосал через резиновый медицинский катетер какую-то жидкость из стоящей рядом кружки. Напротив него пристроилась одна из солдатских девушек и смотрела на него так умильно, словно собиралась съесть, как только он прикончит свой завтрак.
Рост вздохнул. Ему не нравилось, что он командует каким-то амурным табором, а не гарнизоном, но ничего поделать с этим было уже невозможно. А может, так и должно было выйти, вот только… Не во время поражений и обязательных, неизбежных потерь.
— Ты как? — спросил он на всякий случай старшину.
Тот не ответил, лишь бледно улыбнулся и движением ресниц указал девушке на трубку. Та быстренько убрала устройство и даже отставила его подальше, словно Ростик мог одним махом осушить с такой любовью и старанием сваренный бульон.
— Я пока приказал на работу никого не выводить. Сидим, ждем. — Он подумал. — Чего ждем? Может, ты объяснишь, разведчик?
— Жди, — через силу прошептал старшина. Больше он ничего добавлять не стал. Наверное, просто не мог.
— Тебе-то здорово, — решил деланно позлиться Ростик. — Лежишь в теплой кроватке, на девушек любуешься… А мне — жди. Хорошенькое дело! А если они отошли?
— Нет.
Ростик вздохнул. Покосился на девицу, которая чуть было не стала защищать старшину от упреков, но все-таки сдержалась. Хорошей женой ему будет, решил Рост, раз понимает. Вот только бы дожила… До чего? Он не знал. Но это было важно — дожить. Собственно, это было единственное ценное тут качество.
— Как ты позволил так себя атаковать? — спросил он. — Ведь небось для того и посылали, чтобы…
— У них кожаные чулки с перепонками. Они ставят ногу в болотину и проваливаются сантиметров на пять, не больше.
— Но ведь у вас тоже были мокроступы, — вдруг раздалось от двери. Это Каратаев, узнав, что Рост у старшины, решил получить свою толику информации.
— Наши мокроступы если уж провалились, то хрен вытащишь, — отозвался Квадратный.
— Ходить в них нужно уметь, — решил Каратаев. Он повернулся к Ростику. — Я считаю, следует провести тренировки для всех солдат исключительно и для некоторых волосатиков, которые участвуют в дальних походах по неосвоенным болотам.
— Ходить мы можем, — подал слабый голос с постели старшина, — мы бегать не можем. А в бою не побежишь, считай — кончен.
— Бегать? — удивился Каратаев. — От кого?
— Не от кого, а куда, — поправил его Рост. И сам же ответил:
— Всюду. И довольно быстро.
— Понимаешь, — вдруг решил объяснить Квадратный, — из-за этих проваливающихся в трясину мокроступов я едва ли не треть отряда потерял. Уж лучше бы мы шли в сапогах.
— Пернатые не проваливаются, а вы проваливаетесь? Удивительно! — воскликнул Каратаев.
— Даже провалившись, они вытаскивает ногу, сложив ее, словно веер, грязь и не держит ее, соскальзывает. А нашу плетеную галошу пока боком поставишь, пока упрешься покрепче…
— Ясно, — кивнул Рост. — По тактике что?
— У них возможность двигаться. Они сталкивают тебя немного в трясину, а потом подскочат — долбанут. Пока ты за ними погонишься, они успеют выйти из зоны огня. Передохнуть не успел — снова пытаются столкнуть… — Квадратный даже руку вытащил из-под одеяла, чтобы удержать Ростика, хотя тот и не собирался уходить, не выслушав друга. — Пока мы не научимся перемещаться по болотам быстрее или хотя бы маневрировать, как они, мы их не победим. Уж очень много тут трясин.
— Это что такое?! — Снова голос от двери, на этот раз фельдшерицы. Рост разозлился:
— Ну-ка, давайте без этих ваших начальственных медицинских окриков! Мы тут не о девочках разговариваем.
Но фельдшерицу его отповедь не смутила, она подошла к старшине и быстро, чуть не в одно касание проверила пульс.
— Так, Гринев. Или вы уходите, или я снимаю с себя всякую ответственность.
Рост пожал плечами.
— Снимай, фельдшер. Медику, который так легко отпихивает от себя ответственность, она и не нужна. — Он повернулся к Квадратному:
— Ты не волнуйся. Что еще там было важного?
— В общем, больше ничего. — Старшина подумал. — Нет, вот еще… Они не боятся рукопашной, но связывать дракой не умеют. Бывало, четверо навалятся, а на самом деле дерется один, остальные своей очереди ждут — смотрят.
Это было важно, хотя Рост еще не знал, когда и как использует это знание.
— Как тогда, когда ты их предводителю шею сломал?
— Тогда был поединок, а тут война… И все равно, дерется почти всегда один.
Голос старшины слабел. Словно Квадратный уходил куда-то вдаль, хотя на самом деле оставался на месте, в кровати перед Ростом.
— Ну все, Гринев, — снова приняла боевой настрой фельдшерица. — Ругаетесь вы хорошо, решительно, но я в самом деле больше не могу вам позволить… его мучить.
— Ладно, уходим. — Он стал поворачиваться, как вдруг Квадратный снова схватил его за руку.
— Рост, ты мои доспехи сбереги. Не дай растащить, я три комплекта поменял, пока этих добился. Сбереги, хорошо?
— Ты, главное, поправляйся. А доспехи попытаюсь сберечь. Со своими рядом буду держать.
Они вышли с Каратаевым. В коридоре оказался и Герундий, который держал небольшой факел. С таким факелом ходил по темным коридорам крепости только Каратаев. Все остальные перемещались в темноте или. если было необходимо, носили тоненькие, экономные лучины.
— Я так и не понял, почему мокроступы ему не нравятся? — начал было «начальственный» разговор Каратаев, но откуда-то сверху послышались быстрые шаги.
И Рост сразу понял, что нужно спешить в ту сторону. Он и поспешил, не успев ответить, хотя ответа, собственно, и не требовалось.
Это был Михайлов. При свете дня его конопатую до невозможности рожу украшали еще и подростковые прыщики.
— Что случилось?
— Пернатые вокруг крепости. Много.
Михайлова послали с верхней наблюдательной башенки, и сделали это по инструкции — уж очень здорово изменилась обстановка. Собственно, она изменилась кардинально.
Когда Рост поднялся и стал осматриваться, везде, куда бы он ни поворачивал голову, он видел только пернатых в боевой раскраске. Они стояли на окрестных болотинах, лужках, камнях и торфяных проплешинах, потрясали в воздухе оружием и что-то скандировали. К сожалению, их гомон сливался в однотонный звук. Больше всего это напоминало букву «у», которую произносили экспрессивно и протяжно, агрессивно и со значением.
— Чего это они? — поинтересовался Каратаев. Герундий вдруг произнес:
— Тысячи три… Я имею в виду, их тут собралось.
Рост прикинул на глазок пернатые полчища:
— Тысяч пять, а может, даже больше.
— Пять шестьсот, — с заметным одобрением отозвалась ефрейтор Михайлова, появившись откуда-то сбоку.
— И все равно, — заговорил Каратаев. — Что они нам сделают? Пойдут в атаку — так мы из них торфу наделаем.
Он рассмеялся. Но Ростик знал, что все это не просто. Он посмотрел на Каратаева даже с каким-то сожалением, словно ему вдруг открылось, что тот никогда по-настоящему уже не научится понимать этот мир.
— Они не пойдут. Они сделают что-то такое, чего мы не ожидаем.
— Что? — Каратаев поперхнулся своим смехом. — Что они сделают?
Но Рост не ответил, он ушел, попросив звать его, если ситуация изменится. Но ситуация изменилась не сразу. Все войско пернатых, окруживших крепость, присело на траву, устроилось в тени щитов, надетых на копья, самые наглые даже попробовали кидать в крепость камни, но, когда некоторых из них уложили стрелки со своих постов, тоже угомонились. И вдруг под вечер за Ростиком пришли.