– Так и есть.
– В прошлый раз полиция не смогла выйти на след того, кто отправил приглашение, но нам кажется, что этот человек достаточно хорошо вас знал, – ошарашивает меня детектив.
Я с сомнением вглядываюсь в его лицо.
– Знал?.. Вы уже во второй раз намекаете, что я оказалась там не случайно…
– У нас есть все основания считать, что так и есть.
– Но мои друзья оказались там случайно, – напоминаю я им. – Они ничего не знали об этой игре и никогда бы не получили приглашение, если бы я не попросила их у того игрока.
– Разумеется, но организаторам не составило никакого труда интегрировать их в свой план.
Словно для пущей убедительности детектив дважды кивает и пристально смотрит мне в глаза.
– Подумайте, кто из игроков мог знать о вашей профессиональной деятельности?
– О профессиональной деятельности? – удивляюсь я. – А при чем здесь моя работа?
– Я немного покопался в ваших документах и нашел любопытную информацию, которую, к сожалению, упустили во время предыдущего расследования, – говорит младший следователь и протягивает мне копию моего диплома. – Взгляните сюда, на тему вашей дипломной работы.
Удивительно, но я никогда не вспоминала об этом и уж точно никак не связывала с произошедшим на игре.
– Как по-вашему, Аделина, это очередная случайность или вы все же видите в этом некую закономерность?
Пытаясь привлечь мое внимание, детектив дважды стучит по столу свежезаточенным карандашом.
– Интересно получается, не правда ли? – ехидничает следователь, явно настроенный против меня. – Сначала вы пишете дипломную о тактике хирургического лечения резаных ран, а потом оказываетесь на игре, где наносите другим участникам именно такие повреждения.
– На что вы сейчас намекаете?
С каждой секундой я злюсь на него все сильнее.
– А вы как думаете? На что это похоже?
– Ваша подруга Анжелика, – резко вмешивается детектив, – игравшая за Мафиози (поэтому ее орудием стал пистолет), писала похожую работу, но на тему огнестрельных ранений, что в очередной раз подтверждает наши предположения. Все роли были распределены не случайно.
– Вам нужно вспомнить, кто из онлайн-игры мог это знать. Возможно, вы общались где-то в реальности, – подсказывает младший следователь.
– Мне нужно подумать, – рассеянно отвечаю я, чувствуя неимоверную слабость во всем теле.
– Разумеется. Мы оставим вас ненадолго.
Детектив первым встает с места и уходит, кивнув коллегам. Оставшись наедине с собой, я погружаюсь в воспоминания, пытаясь отыскать там хоть какие-то подсказки.
5 глава
За пару дней до игры мы со Стасом отправились в ресторан с морской тематикой. С трудом отыскав вход в здание-«корабль», мы удивились тому, как сильно там ощущается запах моря. Закрыв глаза всего на несколько секунд, я почувствовала себя погруженной под воду. Мы заняли круглый столик у иллюминатора, посмотрев в который можно увидеть морское дно. Все выглядело так реалистично, будто мы находились на затонувшем корабле, за пределами которого сотни километров водного пространства.
К нам подошел официант в полосатом одеянии. Оставив на столе два меню, он пообещал вернуться через несколько минут.
– Видел, как здесь называется картошка фри? – улыбнулась я. – «Пальчики морского дьявола».
– Мне нравится, очень даже оригинально, – кивнул Стас, изучая меню.
Я захотела выбрать напиток с очередным тематическим названием и перелистнула меню в самый конец. Когда оказалась на нужной странице, зацепилась взглядом за словосочетание «Последняя экспедиция», прочла его вслух и впала в незнакомое прежде оцепенение.
– Так говорят о плаванье, из которого не возвращаются, – подсказал Стас, заметив, как сильно я сбита с толку.
– Да, я знаю.
В ответ он лишь пожал плечами и вернулся к изучению блюд. Я постаралась сбросить с себя это странное состояние и подозвала официанта.
Когда все заказанное оказалось на нашем столе, я с трудом смогла оторвать взгляд от увиденного. Заказанный в форме морской звезды салат был покрыт гранатовыми зернами и под флуоресцентной лампой казался выложенным из драгоценных переливающихся камней, напоминающих рубины. Поданный в прозрачной тарелке суп с креветками и кальмарами напоминал морскую воду. А десерт «Морские ежи» – покрытое карамельными иголками пирожное «Картошка» – буквально таял во рту.
Все было хорошо, пока передо мной не поставили заказанный коктейль. Я смотрела на этот красный напиток в стакане с пиратским черепом и не решалась отпить. От накатившей тревоги стало жарко. Предчувствие чего-то плохого сидело под кожей и назойливо зудело. И как я ни пыталась отвлечься, общаясь со Стасом, мне с трудом удавалось удерживать нить нашего разговора.
Он придвинулся ближе и коснулся моего колена.
– С тобой все нормально? Ты какая-то рассеянная.
– Сама не знаю, что со мной. В голове дурацкие мысли.
– Например? Я начинаю переживать. Пожалуйста, расскажи, что происходит.
Я всегда знала, что могу рассказать ему обо всем, что творится внутри. Даже могла поведать о кошмарном сне, снова посетившем меня прошлой ночью. Но разве справедливо портить столь прекрасный вечер своими странными, до одури пугающими ощущениями? В голове крутился лишь один вопрос: может ли что-то действительно случиться, если я промолчу?
– Все нормально, правда. Это просто стресс.
Решив ничего не говорить, я окончательно закрылась в себе. И от этого стало только хуже. Молчание, бережно хранимое мною весь вечер, не помогло избавиться от навязчивого чувства. Оно не исчезло даже дома. Ощущение было таким, словно кто-то играет на скрипке, струны которой заменили на мои нервы.
Перед сном мой взгляд снова застыл на приглашении, лежавшем на тумбе. И чем дольше я на него смотрела, тем хуже мне становилось.
– Удалось что-нибудь вспомнить? – интересуется украдкой заглянувший в допросную младший следователь.
– Ничего из того, что поможет вам спасти этих людей.
Я без конца возвращаюсь к идущей на экране трансляции и не могу перестать дрожать от мысли, что вот-вот случится нечто непоправимое.
– Мне кажется, – начинает он, маленькими шагами направляясь ко мне, – что ваша жизнь разделилась на «до» и «после» и сейчас вам трудно вспомнить о том, что было перед игрой. Гораздо проще зацепиться за пережитое потрясение и за последовавшую за ним трагедию.
– Наверное, – соглашаюсь я, кивнув. – Мне хочется помнить их живыми и счастливыми, но вы даже не представляете, как это сложно.
Впервые на могилах друзей я побывала спустя год после игры. В тот день я смотрела на передвижной календарь. Бегунок с окошком выделял дату – двадцать четвертое июля. Две недели я ждала этого дня, боясь забыть о нем, словно это вообще возможно.
Тогда я впервые задумалась, а удается ли хоть кому-нибудь спокойно прожить день, в который они кого-то потеряли. Что чувствуют люди через пять или десять лет после чьей-то смерти? Забывают ли они хоть когда-то? Хотя бы случайно или потому, что слишком заняты? А если забывают, как сильно они после этого себя ненавидят?
На кладбище меня привез отец.
– Их похоронили рядом, – сообщил он мне, когда я уже схватилась за ручку дверцы.
– Зачем?
– Так решили все остальные, – сухо ответил он, словно заранее готовился к этому неприятному вопросу.
Остальные. Те, к кому мы не имеем отношения, потому что наша семья никого не потеряла. Вот только я лишилась троих близких людей. Меня затошнило от мысли, что мне не позволено считать себя частью этого горя только потому, что я до сих пор жива.
Найти целый ряд могил, заваленных венками, оказалось пугающе легко. Одинаковые гранитные надгробия с разными черно-белыми портретами на них. Зернистые фотографии очень быстро начали плыть перед глазами, и я едва не потеряла сознание.
В себя меня привел неожиданно раздавшийся поблизости голос:
– Пришла позлорадствовать?
Обернувшись, я увидела отца Стаса. Его брезгливый взгляд будто говорил, что перед ним сейчас самое отвратительное существо на планете. Во многом благодаря этому моменту я очень быстро поняла, как смотрят на прокаженных и что теперь я одна из них. Мне не хотелось возвращаться в состояние абсолютной ненависти к себе. Нельзя было допустить, чтобы меня в очередной раз сделали козой отпущения. Но кто, если не я, виноват в том, что его сын лежит в земле? Я думала о времени, когда его родители считали меня частью семьи и мечтали о нашей со Стасом свадьбе, и не понимала, почему именно я стала тем человеком, который разрушил их жизнь.
– Даже ничего не скажешь? – поинтересовался мужчина озлобленным тоном.
Казалось, он готов голыми руками вырыть могилу и, не задумываясь, бросить меня прямо в нее.
– Скажи же! – неожиданно сорвался он на крик, а после упал передо мной на колени и начал рыдать. – Скажи хоть что-нибудь!
Он опустил голову на землю. И тогда я по-настоящему увидела, что сделала. Увидела, как выглядят вдребезги разбитые мною люди. Я медленно опустилась на землю рядом с ним. Как бы мне ни хотелось его успокоить, я так и не смогла дотронуться до его трясущегося от истерики тела.
С каждой минутой его всхлипы становились все тише и тише, а потом и вовсе прекратились. Он поднял голову и взглянул на меня красными от слез глазами. Его лицо было перепачкано кладбищенской землей. Несмотря на страх быть отвергнутой, я достала из сумки влажную салфетку. Презрение в его глазах сменилось равнодушием. Он словно вообще позабыл, кто перед ним сидит.
– Спасибо.
Взяв салфетку, он наскоро обтер ею лицо, после чего поднялся на ноги и, в последний раз бросив взгляд на могилу Стаса, ушел.
Возвращаясь к машине, я думала, что самое худшее осталось позади, но тут у ворот кладбища появились родители Анжелики. У обоих опущенные головы, сгорбленные спины и заплаканные лица. Они потеряли половину своих волос, а на оставшейся половине просматривалась седина.
Я бы хотела передать, что почувствовала в ту секунду, глядя на них, но у меня не получится. Бывает, видишь сводку о трагедии в какой-нибудь неизвестной семье и думаешь: какое горе! Ходишь и причитаешь на каждом углу, сетуя на вселенскую несправедливость, из-за которой умирают хорошие люди. Но в тот день у меня просто не нашлось слов. Я не могла пошевелиться. Во мне не оказалось смелости выбраться из машины и выразить им свои соболезнования.