– Ну, привет! – подошел к ним Максим, пожали руки, символически обнялись. От хирурга веяло суровым мужским одеколоном и несбыточной надеждой развести огонь.
– Ладно уж, родственник на выданье, иди сюда, – сменила гнев на милость Тамара, обняла Влада и с хитринкой в глазах спросила: – Что, часики тикают? Кончается эра свободы?
– И милосердия, – ухмыльнулся Максим.
– Так, мы не поняли, – нахмурился Дмитрий Сергеевич. – Все это, конечно, хорошо – обнимашки, теплые слова, – но ничего хорошего, товарищи. Часики, как верно подметила Тамара, тикают. А мы с каждым часом все голоднее. Влад, помоги Максиму добыть огонь, а то он в своих больницах утратил все навыки. Софушка, милая, приготовь пока остальные блюда. Думаю, сядем на улице, погода пока благоволит.
Пургин разжигал огонь по науке – бумага, щепки, древесина покрупнее. Заструился дымок, пламя пожирало периодику с изложением партийных установок и живописанием трудовых подвигов советского народа. Рядом переминался с ноги на ногу Максим и ревниво смотрел, как разгорается содержимое старенького мангала. Влад подбросил дров, посмотрел на часы. Еще минут пятнадцать – и будут угли. Покосился на Максима – тот подтащил миниатюрный раскладной столик, взгромоздил на него свою сумку. Нарисовались две бутылки вина производственного объединения «Массандра» и французский коньяк «Наполеон».
– Ого! – не сдержался Влад. – Раскулачивать пора. Где купил?
– Нигде, – отрезал Максим. – Плох тот врач, что покупает коньяк.
– Да, не подумал…
Максим задумчиво разглядывал содержимое сумки. Поковырялся в соседнем отделении, вынул пару складных стаканчиков, обратил туманный взор в сторону дома: можно было сбегать за хрустальными стопками, но в доме столько препятствий. Например, жена.
С кухни доносился женский смех – дочери общались с матерью. Щенку надоело бегать, он сидел на лужайке и тяжело дышал. Рядом рухнул запыхавшийся Трофим. Похоже, эти двое нашли общий язык.
Из кухни доносился баритон Поляковского, он требовал ускорения подготовительных мероприятий. Порывшись на дне сумки, Максим извлек вторую бутылку – сравнительно скромный армянский коньяк под названием «Праздничный». Похоже, подобные напитки в их доме были расходным материалом. Максим символически плеснул в стаканы и сказал:
– Давай, за здоровье Дмитрия Сергеевича.
– Вот так, по-черному, без закуски, втайне от всех? – засомневался Пургин. – Ладно, давай, – махнул он рукой и потянулся к стакану.
– Вкуснотища, – крякнул Максим, возвращая свой стакан на столик. – Закурить дашь? – воровато посмотрел он по сторонам.
Ситуация ясна. Возможно, провинился. или просто Тамара борется за здоровье мужа, запрещает курить. А Максим не то чтобы подкаблучник, но не любитель подогревать семейные конфликты.
– Сочувствую, – вздохнул Влад. – Так со всеми женатыми происходит?
– Без исключения, – кивнул будущий свояк. – Так что хорошо подумай, прежде чем лезть в петлю.
– На работе-то как?
– Тяжело, – признался Бригов. – Рабочие дни превращаются в ненормированные. В Афганистане очередное наступление на позиции моджахедов, как следствие – много раненых. Самых безнадежных привозят в Бурденко. Порой отчаяние берет, хоть в лепешку разбейся – ничем не помочь человеку. Самое современное оборудование используем. Ты не думай, что к нам одних офицеров с генералами привозят. Есть и рядовые, и сержантский состав. Пацанов послушаешь, такие страсти рассказывают, просто мороз по коже… – Максим поковырялся в сумке, извлек третий стаканчик, стал разливать – теперь в три емкости.
– За того парня? – предположил Пургин.
– А я и есть тот парень, – проворчал Дмитрий Сергеевич, возникая из-за спины. – Устроились, значит, молодые люди? Вдали от всех, думали, что я не замечу? Ладно, расслабьтесь. С этими домочадцами не только с голода – от алкогольной недостаточности помрешь… Ты не жадничай, Максимка, наливай тестю как положено… Вот так.
– С днем рождения, Дмитрий Сергеевич, – чуть не в унисон произнесли Максим и Влад и чокнулись с ним.
– Надо же, семейка лизоблюдов… – Поляковский воровато покосился в сторону крыльца – У кого тут сигареты? Давайте быстрее, пока не началось…
С этими людьми было несложно, никто не требовал определенных слов, действий, обходились без этикета и протокола. Это подкупало. Дмитрий Сергеевич считал правильно – уважение и почитание выражается в другом.
– У тебя-то как, Влад? – спросил Дмитрий Сергеевич, глядя ему в глаза. Смотрел нормально, без предубеждения, предвзятости, можно сказать, с умеренным интересом. Но будущий тесть и должен интересоваться делами потенциального зятя.
– Да все в порядке, Дмитрий Сергеевич. Нагрузка обеспечена, но ничего такого, чтобы сгорать на работе. Встречи, командировки, еще начальство обожает мылить шею…
– Понятно, – кивнул Поляковский. – Женечка говорила, ты отъезжал. Почти неделю ходила надутая, огрызалась.
Ни один мускул на лице Пургина не вздрогнул. «Фауст» прекрасно знал, куда он отъезжал и зачем. Во всяком случае, догадывался с большой долей вероятности. Он в курсе, что Пургину известна личность «Люси», а янки не успокоятся, пока не вычислят своего «знаменитого крота»… Он, похоже, тронулся на этой почве. Хватит уже с ума сходить! Здесь нет врагов, просто есть еще недоделанная работа…
– Отъезжал, Дмитрий Сергеевич, в стан вероятного противника, так сказать. Рутинная работа, ничего волнительного. Конкретизировать не могу, вы же понимаете.
– Еще бы не понимал, – усмехнулся Поляковский. – Сам больше тридцати лет варился в этом соку. Софья Кирилловна даже без понятия, чем я на самом деле занимался. Не меняется ничего, – непринужденно засмеялся он. – Сначала я выдумывал для жены всякие небылицы, теперь ты будешь – для моей дочери…
– Преемственность называется, – осторожно заметил Максим.
– Точно, – кивнул Дмитрий Сергеевич. – Максим, ты плохо работаешь, почему не разливаешь? Что ты за врач такой, если не чувствуешь внутренний импульс пациента?
– Вот не дай вам бог, Дмитрий Сергеевич, стать моим пациентом, – проворчал Максим, распределяя коньяк по стаканам. – Видели бы вы, что творится в нашем госпитале и что после операций остается от пациентов…
Выпили в третий раз. Коньяк расслаблял, окружающий мир уже не представлял угрозу. Трофим, наигравшись со щенком, побежал в дом, к маме. Щенок галопом помчался за ним, смешно забирался на ступени, соскальзывал, снова лез. Трофим расхохотался, взял его на руки, перевалил на крыльцо. Оба потолкались на пороге и исчезли в доме. С веранды донеслись возмущенные выкрики, упала кастрюля.
– Спасибо за подарок, как говорится, – задумчиво пробормотал Поляковский. – Страшно представить, что будет, когда он вырастет… Как назовем паршивца?
– Есть много хороших собачьих имен, Дмитрий Сергеевич, – встрепенулся Максим, – Север, Варяг, Буран, Туман…
– Пусть Подарком останется, – предложил Влад. – И голову ломать не надо, и верное отражение ситуации.
– Бим? – задумался Максим, а Дмитрий Сергеевич недовольно поморщился. Сначала страна зачитывалась романом Гавриила Троепольского, затем сняли фильм со «Штирлицем» в роли пенсионера, и вся страна рыдала у экранов по непростой собачьей судьбе.
– Это плагиат, – заявила Женечка, неся поднос с мясом. – Предлагаю оставить дебаты, дать парню какое-нибудь временное прозвище. Это сущий бандит. А когда мы его выбирали, был прямо лапочкой… Мужчины, может, хватит уже пить? – рассердилась Женечка. – Вы уже пьяные, а мы еще голодные. Сейчас подойдет Тамара с шампурами, и тогда берегитесь…
Угли практически дозрели. Влад переворачивал шампуры – имел кое-какой опыт в этом деле. Сзади повисла на шее Женечка, активно мешала со своими нежностями.
Стол накрыли на веранде, застелили скатертью, выставили салаты, мелкие закуски. Женечка поторапливала: шашлыки вот-вот дойдут. Царил здоровый ажиотаж. Вился под ногами щенок, усиливая неразбериху, скрипели детские качели – Трофим решил перед обедом размяться. Потом побегал вокруг дома со своим новым другом. Тамара устала их контролировать, махнула рукой.
Наконец расселись за столом, водрузили на него поднос из нержавейки с горой мяса.
– И не стыдно вам? – покачала головой Тамара. – Где-то в жаркой Африке дети голодают, а они тут жируют. Владислав Анатольевич, вы еще долго будете любоваться на эту бутылку вина? Открывайте же, удовлетворите дам.
Звучали поздравления – стандартные и оригинальные, здравицы, хвалебные речи. Дмитрий Сергеевич досадливо отмахивался – нашли на его голову виновника несчастья. Может, выпьем, наконец, закусим?
– Вас даже погода, Дмитрий Сергеевич, любит и уважает, – закончил панегирик Влад. – Посмотрите, какой прекрасный день.
– И люди вокруг меня прекрасные, – поднял стопку Поляковский. – За вас, друзья! Что бы я делал без вас?
Капризничал Трофим, что-то поклевал, сбрасывал на пол колбасу – под ногами вился мелкий сенбернар и хватал все, что падало. Выпили за супругу Дмитрия Сергеевича, за родную партию и правительство, не будь которых, вряд ли бы они тут собрались. Затем – за подрастающее поколение, которое уже активно зевало и терло глаза. Тамара взяла сына на руки, отнесла в дом.
Максим тут же выпросил сигарету, стал курить, сместившись к ограждению. Пургин пристроился к нему. Вздохнув, Дмитрий Сергеевич стал третьим.
– А ты-то куда? – всплеснула руками Софья Кирилловна. – Родственники, дорогие, скажите ему, что курить в таком возрасте – это убивать себя наповал!
Дмитрий Сергеевич отбивался, мол, он не лошадь, чтобы умирать от такой ерунды. Вернувшаяся Тамара подозрительно поводила носом, но предъявить ничего не смогла. Выпили опять за подрастающее поколение, которое в этом году отправилось в первый класс.
– Бедный ребенок, – сетовала Софья Кирилловна. – За что ему? Ну, и как там в школе? Это же так непривычно.
– Это ужасно, – покачала головой Тамара. – Ребенок был в шоке. Особенно после того, как узнал, что ходить в школу придется каждый день и в течение многих лет. Мы пытались объяснить ему, что это зло неизбежно, что это расплата за грехи прошлой жизни, все через это проходят. Нам кажется, он не понял. Ничего, однажды, лет через пятнадцать, все закончится, и у ребенка начнется нормальная жизнь.