Мы поднялись на вершину. Дети, утомленные поездкой, угрюмо молчали. Как-то насторожили полуразрушенные здания гостиниц и ресторанов с выбитыми окнами и снесенными крышами. На мой вопрос, что помешало процветанию ресторанного и гостиничного бизнеса на прекраснейшей горе Крыма, немногословный водитель ответил, что «Беркут» наводил порядки и «поставил зарвавшихся татар на место». Я не стал ничего уточнять, хотя ответ был мне непонятен.
В дальнейшем картина, представшая перед глазами туристов из Москвы, быстро выдернула нас из пучины безразличия, образовавшегося в ходе поездки. Ялта и Алупка выглядели как маленькие зародыши мифических чудовищ, уютно расположившиеся на берегу большого озера. Дали манили и завораживали, хотелось кричать и молчать одновременно. Я представлял себя чайкой, парящей над просторами, и камнем, летящим вниз. Насладившись до легкого отупения, мы пошли между рядами кафе, фотографов с сапсанами и лемурами и торговцев сувенирами.
Молодые темнокожие удальцы истошным голосом зазывали отведать шашлыка, плова, лагманов и прочих кавказских блюд. Есть действительно хотелось, и не только есть – организм требовал подкрепить естественные положительные эмоции коньяком. Всё было бы хорошо, но местные зазывалы своим хамством переплюнули даже арабов возле пирамиды Хеопса, которые нагло втюхивали по тройной цене дешевые сувенирчики.
Зазывалы горы Ай-Петри фактически застывали в прыжке и кричали тебе в ухо о том, что у них «самый лучший шашлык». Если потенциальный клиент не реагировал, то они практически ложились поперек дороги и, хватая за ноги, доказывали, что больше такого мяса я не попробую, даже если стану профессиональным пастухом свиней и овец. После десятой попытки насильно затащить меня покушать, я ответил зазывале что-то резкое. В ответ получил какой-то хамский выкрик.
Коньяк, сто тридцать килограммов боевого веса и неплохая физическая подготовка заставили меня остановиться, взглянув в глаза невоспитанному торговцу мясом. Из моих уст прозвучало что-то более грубое, что задевало большую часть родни хама и характеризовало мое негативное отношение к их навязчивому бизнесу. Однако торговцы, которые, как оказалось позже, все являлись татарами, быстро начали сбиваться в стаю для проведения акции воспитания занесшегося верзилы. Позже, оценивая ситуацию, я не держал обиду на татар, у которых своя правда и своя нелегкая жизнь. Нелегкая жизнь у них началась так это примерно 18 мая 1944 года, когда вождь всех народов за неземную любовь к фашистской Германии в одночасье вытурил всех татар с Крымского полуострова.
В наше время жизнь крымских татар проходит в постоянной войне с местными властями за каждый участок земли на их исторической родине. Их не любят ни власти, ни местные, ни туристы. Будни татары проводят в постоянном противостоянии. Они одиноки, никому не нужны и злы. Их лица не излучают радости и надежды. Такая окружающая обстановка заставляет вести стайный образ жизни и быстро давать отпор любым попыткам отбить уже завоеванное или реагировать на конфликтные ситуации, возникшие при ведении их нелегкого бизнеса.
Что касается моего расклада с татарами, он не сулил мне ничего хорошего и динамично накалялся. Меня уже окружало около тридцати человек, похожих друг на друга и хаотично выкрикивавших завуалированные угрозы. Я не стал давать заднюю: на меня смотрели двое сыновей и туристы, ни один из которых, кстати, даже не попытался вмешаться в ситуацию.
От пустых угроз перешли к более выверенным и обидным заявлениям – я начал снимать майку, часы и цепи. Я попытался обвинить собравшихся в барыжничестве и наглом, навязчивом ведении бизнеса. На что получил ответ, что барыги – это продавцы наркотиков, а активное зазывание покушать – это их бизнес.
Меня начали отождествлять с уголовником. Обстановка приближалась к фронтовой, количество воинствующих татар приблизилось к семидесяти. На увеличение числа противников я заявил, что сдохну под их мангалами, но не отступлю, и предложил, ссылаясь на общепринятые мужские устои, устроить кулачный поединок один на один.
Базарное татарское войско тут же выставило пару бойцов на выбор, один из которых был чемпионом крымской области по боксу, а второй, как оказалось позже, – бывшим спецназовцем. Большая часть татар была вооружена оружием пролетариата – палками и камнями, в глазах горела ненависть. Меня не пугали угрозы, спортивные статусы бойцов и их желание поквитаться за мои обидные слова: я был как минимум в два раза больше каждого из них, жал от груди сто пятьдесят, имел неплохую «двойку» и ломающий лоу-кик. Однако подсобные орудия боя и количество желающих набить мне морду настораживали. Я предложил устроить гладиаторский бой прямо между их торговыми рядами. Однако меня вежливо попросили «пройти в горы, так как здесь – туристы и бизнес».
Мне стало слегка некомфортно, и я спросил: «А в горах для меня яму уже вырыли?» Шутя-смеясь, я попытался съехать от поединка в горнолесном массиве и возможных негативных последствий в виде сбрасывания меня с горы Ай-Петри или массового забивания камнями и палками. Пытаясь ретироваться, я услышал в спину обидное: «Ну что, обоссался?» Меня передернуло… Я молча развернулся и обреченно побрел в горы. Татарские массы хлынули за мной в ожидании зрелища. По дороге на всякий случай я упомянул, что я не обычный урка, а военнослужащий, служивший в Чечне и прочих горячих точках. На этой почве со спецназовцем у нас завязалась беседа касаемо мест службы и прочего… Несмотря на легкий позитив в отношениях с одним из ста человек (вы не поверите, но их количество достигло примерно этой цифры), вариантов у меня не было: в случае моей расправы с бойцами меня ждала еще максимум победа над парой-тройкой татар, а потом – позорное забрасывание камнями, так как эти предметы ближнего боя из рук возбужденной толпы не выпускались. Тем не менее на ближайшей поляне я снял с себя шлепки и вступил в бой с боксером, который занял профессиональную стойку и выбрал приличную дистанцию.
Бой – это слишком серьезное определение того, что происходило в действительности. Я напоминал медведя, объевшегося бродящих яблок, который пытается укусить охотничью лайку. На все мои попытки сблизиться и тем более ударить татарин-боксер отвечал профессиональным увеличением дистанции и другими уходами из ринговых схваток. Не знаю, сколько бы продолжался этот уморительный бой, который был больше похож на цирковое представление, если бы в круг не вбежала моя супруга, вооруженная моими шлепанцами.
Всё это время она ждала меня в одном из кафе, однако, когда среди торговцев начались суета и ажиотаж, она соотнесла их с моим взрывным характером и возможностью беды. Выдвинувшись на поле брани, супруга быстро надавала по физиономиям шлепками мне и боксеру, устроив моментальный брейк. Надо отдать должное татарам: женщину они не тронули, и ситуация начала сходить на нет. По дороге с гор к ненавистным кафе поступило предложение выпить. Я моментально на него согласился.
Супруга, чтобы исключить эскалацию конфликта, зашла в душное помещение, где нетерпеливо наблюдала, как я с парой-тройкой татар пил за дружбу народов теплый коньяк. Когда на старые дрожжи и психологическое напряжение легло двести пятьдесят местной чачи, я поплыл.
Супруга и водитель, не уехавший в этой полукриминальной возне и даже предлагавший позвонить своему знакомому из «Беркута», воспользовавшись ситуацией, засунули меня в машину и повезли в санаторий. В дороге я пел «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…» и угрожал кулаками невидимым врагам.
Наутро в баре хохлы рассказали мне, что на Ай-Петри часто находят трупы. Татар они преподносили как подлых людей, бьющих исподтишка и захватывающих их земли. Но мне казалось, что это не так, несмотря на произошедший конфликт, поскольку, подчеркиваю мое мнение, у каждого своя правда, и это касается как отдельных лиц, так и целых народов.
В Москве я обнаружил в кармане визитку: «У Энвера –лучшее! +380674574347» с фотографией усатого мужчины, в руках у которого был ненавистный шашлык. На обратной стороне визитки от руки был написан телефон некоего Арсена, который в моей памяти смутно ассоциировался с одним из активных участников стычки на горе Ай-Петри.
Глава II. Шамони, Франция
В начале января 2013 года наша семья из двух активных и одного пассивного горнолыжника решила поразить своим мастерством курорт Шамони (Франция). Касательно «пассивного туриста» – это моя супруга, которая около года назад на курорте под названием Буковель, расположенном в украинских Карпатах, получила три килограмма гипса на правую ногу и кучу проблем. Они выражались в том, что супружница около восьми месяцев натирала полученную травму хохляцким салом, посещая при этом московский ЦИТО и другие клиники, тратя время, деньги, а главное, часть жизни, которая была ограниченна и скучна.
Берегите себя, горнолыжники!!!
Вот при таком раскладе мы двинулись в аэропорт Домодедово, который стал походить на восточный рынок со всеми сопутствующими признаками. Мест не было ни в одном из кафе, не было и просто сидячих мест в зале. Наша банда тоскливо наблюдала за стрелкой часов…
Захват Франции проходил с посадкой в международном аэропорту Женева (Швейцария), который расположен на расстоянии вытянутой руки от Шамони (Франция). Граница с Францией проходила тут же, в аэропорту. Аэропорт из «старинных»: ниггеры на скейтах, носящиеся между туристами, закусочные и… реклама часов – везде, даже в туалетах. Так как покупка хороших часов не входила в наши планы, а брать дешевые не позволяла зарождающая дворянская гордость, мы пошли в известную компанию Europcar взять автомобиль напрокат. Когда я увидел очередь, похожую на гигантскую змею, состоящую из разноговорящих раздраженных людей, я сначала поверить не мог, что за нашей дизельной «шкодой» надо отстоять часа два. Счастье начало покрываться налетом серой пыли… А у некоторых туристов было по двое – трое маленьких детей. В общем, что за монополия на прокат автомобилей в капиталистической Швейцарии, я так и не понял за полто